На дворе стояла зима; был один из тех уютных вечеров темно-синего цвета, которые не хочется покидать. В такие пятничные вечера, когда впереди выходные, позади – наполненная тяжкой работой неделя, а вокруг тебя твои друзья, именно в том количестве, в котором необходимо, по-настоящему расслабляешься.
Камин отдавал жар стенам, мебели и, собственно, нам. Вино грело нас изнутри. Мы курили трубки и пускали дым в морозное окно. Разговор тек вяло, исподволь, ни о чем…
Доктор Морган, выпустив колечко дыма на свой необъятный живот, внезапно обратился ко мне:
- Кори, вы как работник издательства наверняка сталкиваетесь со многими феноменами литературы!
Я промокнул усы, встопорщившиеся от вина, и ответил:
- Смотря какие феномены вы имеете в виду, Джей.
- Да вот, не далее как вчера мы тут в приемном отделении казус имели: молодой человек, парнишка такой, с простудой пришедший, зачитывал пациентам что-то якобы из своего. Дочитал, значит, и стал просить купить его книги, и бурчал при этом нечто вроде «записываюсь. записываюсь. записываюсь.» Фарс развел какой! Да чтоб в клинике…
Я ухмыльнулся про себя.
- Джей, не заводитесь. Было, да прошло, не стоит теребить прошлое лишний раз. Давайте лучше выпьем, друзья!
Я, Джей и Сэм подняли бокалы.
- За конец недели!
- Ну так что же было с этим парнишкой такого, а, Джей? – подогретое вином, любопытство мое взяло верх.
Джей насупился.
- Ну, купил я у него книжку… но я не хотел! Просто жена моя любит читать всякое, а так бы я ни в жизнь!
- Полноте вам, Морган, оправдываться. Не перед начальством. – подал голос Сэм из кухни.
- Проклятие! – налился дурной кровью Джей (он всегда злится, когда ему напоминают про работу накануне выходных). Но тут же успокоился и, полазив по карманам сьюта, достал белую брошюрку. Я успел заметить мелькнувшие серые буквы, но не прочитал, что это такое. – Вот, Кори, оцени, значит.
И начал читать:
«Маяться маятником словно часы на привязи, изо дня в день без причины, без повода, переходить назад. Делить, умножать, складывать; ночью обратный счет от тысячи до нуля, что бы быстрее заснуть, что бы не просыпаться. Мне снятся войны, идеальные солдаты в которых не попадают стрелы и пули из огнестрельного. В награду за их везение они на грудь получают медали и похороны своих братьев, родных, сестер, которым везет менее. Из за этого им навсегда не уйти с войны, из за этого им обратный счет каждую ночь и засыпать быстрей, что бы не просыпаться.»
Прочитал, помолчал, кашлянул.
- Ну что, Кори?
Я сказал:
- Вообще-то мне понравилось. Меня просто потрясла метафизическая образность, оригинальная ритмика, которая контрапунктирует сюрреализм основополагающей метафоры одиночности чуткой души поэта, которая посредством самой структуры опуса сублимирует одно, освобождается от другого и находит общий язык с фундаментальной дихотомией третьего. Приходит глубокое и ясное понимание того, о чем шла речь в очерке [1].
Джей потрясенно помолчал, потом выдавил:
- Ну, Кори. Ну ты и литературовед. Такая оценка и так быстро… Мое почтение!
- Давайте выпьем за это, друзья! – подхватил я, и мы дружно выпили.
- Бред какой-то. – вымолвил Сэм, подошедший с тарелочкой эклеров. – Вообще ничего не понятно в этом очерке. Говорите, парнишка писал? Так это у них возрастное: страдания всякие, ломания, унд зо вайтер [2]…
Джей заспорил:
- Ну знаете, с вашими поварскими реалиями только в критики лезть да в психологи. Не годитесь. Однако эклеры готовите отменные, стоит признать.
Сэм только хмыкнул.
- Дайте сюда книжку. – сказал он.
Теперь я четко разглядел название: «Энтропия моего мозга». «Что ж за слово мудреное, энтропия», подумал я. «Не иначе, символист этот парень. Неологизмами вон как пользуется.»
Сэм перелистнул парочку страниц, затем голосом, неожиданно сильным для ресторанного повара, зачитал:
«Небо укрыло город; город в консервной банке выкованной из свинца. Боже, какого черта, птицы летают так низко? Какого черта, боже, так невыносимо низко?.
С неба падают перья измолоченные ветром в муку, люди ликуют, не замечая, радуясь снегопаду, - бездну, у себя под ногами из тонкого льда треснувшего по середине. Но мне наплевать, мне бы остановится, я слеплен из пластилина, недавно позабыв имя (данное при рождении) я спрятал свое тело среди людей, но так и не смог согреться. Пять кружек чая и одеяло, но не капли тепла - пора переходить на крепкое, а ни то эта дрожь укатает меня в больницу или в асфальт, на радость прохожим. А я не могу позволить, этим оскаленным рожам, шагать по моему нутру.»
Потом это:
«Сворачиваясь, как кровь на ране в которую попал песок и\или как молоко забытое на печи кем-то отступающим в тумане и теряющим все свои рубежи. Пускаю в небо облака дыма, но все никак не могу выдохнуть; бью себя по груди, ломаю ребра и не могу заставить легкие шевелится, схваченный не один месяц назад воздух начинает в них гнить, разъедать меня изнутри. Я должен его выдохнуть, выплюнуть - этот воздух застоялся, запрел, покрылся плесенью, я должен избавится от него, иначе никогда не смогу дышать. Иначе, во мне меня совсем не останется. »
Я и Морган молчали, выжидая. Сэм, набивая трубку, бурчал:
- Маньяк какой-то. Себя увечит, видит анатомический срез человеческих душ со всеми переломами и выбитыми позвонками, пытается кого-то лечить… Так и до мошенничества недалеко. И вот мне, повару, непонятно, что он пишет. Так что же, пишет лишь для круга избранных? Нет, так он не станет знаменит. А то зачем же еще книжки продаются? А, вот еще:
«Здравствуйте доктор, единственное, что я чувствую на данный момент, кроме большего, радостного, нежного, светлого, нахуй ненужного. Это всепожирающую ненависть к себе, которая дошла до такой степени…»
- Черт побери, а, ведь именно этими словами он обратился ко мне на приеме! Ну молодец, молодой человек! – умиленно прервал Морган, колыхаясь в кресле, как студень.
Я оторвался от созерцания каминного огня и встрял в цитирование сборника «Энтропии»:
- Сэм, вы ошибаетесь. Как раз это сейчас и модно, писать так, чтобы никто ничего полностью не понимал. Знаете, это современная философия. В это, должно быть, вплетены некие философские мысли, сейчас, секундочку погодите… а, нашел! «Слова затерты и ничего не значат.» Вот так вот, понимаете, дорогой Сэм! Затерты! Какая прелесть!
- Помилуйте, Кори, да он же полный_аутист! И поэтому он не может писать ничего путного: как он провел день, например, или природоописание!
- Знаете, Сэм, - промолвил Морган, - а именно это и интересно. Аутисты, в смысле. Я вам как врач говорю.
- Давайте лучше выпьем, друзья мои, - подвел итог я, – и не будем спорить, ибо мне нравится! Итак, полусладкое!
Книга лежала на столе покойно; вдруг ниоткуда подул ветер, и листы перевернулись сами собой. На открывшемся форзаце стояли четыре слова:
я знал все наперед.
_________________
[1] – недословная цитата, «Автостопом по галактике»
[2] – und so weiter (нем.) - и так далее