ничто уже не могло веруть их из пучины горестей, отчаяния и печали.
Верно было сказано кем-то из великих, что счастливы все семьи одинаково, а горести у каждой разные.
Темнота захлёстывала, съедала всё, души наполнялись мраком и разум отказывался воспринимать окружающий мир.
«Только живи, пожалуйста, только живи!» - отчаянно стучало сердце в её груди, пытаясь заставить её мозг очнуться от мрака. Но мозг не слышал, все эмоции уже покинули её душу. Слишком сильными были потрясения… Правду говорят, беда никогда не приходит одна. Как только человек набирается мужества и решимости и уже готов справиться с одним несчастьем, у судьбы готов новый сюрприз, который стоит на пороге и человеку остается лишь заметить его…, и силы снова покидают…
Она не могла даже пошевелиться. Всю ночь она кричала, будто раненый зверь. Крик разрывал её изнутри, казалось, что кровоточит душа и рана смертельно глубока, ничто не спасёт. Отчаяние, страх, боль, ненависть.
Зачем жить, зачем?
Семья. Семья – это главное в жизни. Семья – это те люди, которые любят тебя просто так. Тебе не нужно быть героем в их глазах. Отец, мать... – они любят тебя уже только потому, что ты их частичка. Ты и они – одно целое. Так как же жить дальше, когда часть тебя самого уже умерла? Как можно жить с такой раной?! Отрубить половину тела – после такого не выживают.
Но сердце всё ещё билось… Оно отказывалось сдаваться. Оно выстукивало, словно азбукой Морзе: «Живи, пожалуйста, только живи!» И она продолжала дышать. И час за часом проходили, и каждая новая минута помогала ей восстановить крупицы сознания.
Глаза давно высохли от слёз, лицо было похоже на страшную маску. Все её муки отразились на её лице. Никто сейчас не узнал бы её. Огромные голубые глаза потемнели, а взгляд стал блуждающим, словно она обезумела.
Но ведь она действительно обезумела. Её мозг перестал выдавать воспоминания, причинившие столько страданий и горя, словно ограждая её от новых терзаний.
Она бродила по пустой квартире, пытаясь понять, где она находится, что она здесь делает? Это был дом… Её дом, в котором теперь царила пустота.