Одиночество

Снопы искр вырывались на свободу, осыпая ярким светом обстановку почти пустого гаража; красивый серебристый олень, вскинув увенчанную раскидистыми рогами голову, скакал в замкнутом пространстве, поворачивая от стены к стене; висящие на крючках инструменты обращались то змеями, то гигантскими насекомыми-палочниками, пытающимися уползти в темноту. Юноша стоял посреди этого безумия с палочкой в руках и наблюдал с видом, который мог бы быть у художника, внезапно решившего бросить почти законченную картину в огонь и в порыве начавшего зарисовывать языки пламени, уничтожающие его труд.
Остролист и перо феникса… он не прикасался к своей волшебной палочке уже давно. Не понимал, почему, но не хотел… Может, боялся потревожить. Как и Джордж Уизли, она лишилась своего близнеца, когда была торжественно преломлена палочка Волан-де-Морта, и если эта тонкая и сложная вещь могла что-то чувствовать, она, наверное, испытывала страдание.
Но в эту ночь он внезапно осознал, что безумно хочет вновь ощутить ток силы, так легко и естественно перетекающий из его собственной руки в эту палочку и превращающийся в то, что он пожелает. С упоением выкрикивая заклинания, вычерчивая в воздухе идеально выверенные жесты, беззвучно приказывая ей повиноваться, юноша пытался забыть о том, что эта сила также не способна изменить мир, как и его собственная воля.
Когда он уже окончательно охрип, прокричав почти все известные ему заклинания, когда рука устала выписывать в воздухе фигуры, когда гараж окончательно перестал походить на помещение, в котором магглы могут держать автомобиль, Гарри устало взмахнул палочкой последний раз – приказал вещам вернуться на место – и вышел, потушив свет.
Дом казался необитаемым, будто бы его хозяева уехали в отпуск на острова и совсем позабыли о том, что когда-то жили в предместьях Лондона, так и остались в раю бирюзовой воды и страстных закатов. Юноша привычным гостем прокрался в гостиную, включил телевизор и вновь устроился на диване. Игнорировать собственные спальни было глупо, но он все никак не мог привыкнуть спать в уютном небольшом помещении (по сравнению со спальней мальчиков в башне Гриффиндор). Большой экран телевизора служил ему хоть и навязчивым, но не однообразным светильником, обычно через несколько часов тупого лежания в темноте он отворачивался и засыпал, предоставляя зачарованной технике отключиться самостоятельно, как только его дыхание станет глубоким и ровным.
Но сегодня у него были другие планы, и это немного вдохновляло. Перевесившись через ручку дивана, юноша дотянулся до огромной толстой книги, лежащей на журнальном столике. Монструозный фолиант, габаритами напоминающий столешницу, с окованными золотом уголками и золотым тиснением на обложке был ни чем иным как «Всеобъемлющей книгой заклинаний 18-20 веков». Гермиона все-таки была права: они пропустили целый год учебы в Хогвартсе, и для того, чтобы рассчитывать на получение желаемой работы не из-за знаменитости, а по праву, должны были восполнить пробел в знаниях. Прежний Гарри (и уж тем более прежний Рон) были бы не в восторге от такой идеи, но теперь… Гарри скрупулезно собрал полный комплект необходимых учебников и книг, а также прикупил что-то «от себя», постаравшись сделать упор на предметы, которые давались ему хуже всего… и он знал, что Рон сделал примерно то же самое, с той лишь разницей, что ему пришлось выбрать менее пафосные издания тех же самых учебников.
Гарри раскрыл книгу и углубился в чтение. Сложнейшие заклинания описывались с помощью многочисленных схем и рисунков, между которыми шли бесконечные пояснения, дополнения и комментарии известных магов-специалистов. Вначале юноше казалось, что он не сможет усвоить ни одного заклинания, но чем больше он читал, тем сильнее проникался духом книги и постепенно начинал понимать что-то такое, что позволяло их систематизировать, а, значит, легко запоминать.
Иногда он откладывал книгу, вставал с дивана и с отрешенным видом принимался репетировать тот или иной жест, шевеля губами – беззвучно проговаривая вербальную часть заклинания. Ему было трудно понять, верно ли он все выполнял, так как рядом не было профессора Флитвика, чтобы подсказать, поправить или похвалить его попытки. Однако Гарри продолжал учить все новые и новые заклинания, надеясь только на свое старание.
Иногда ему попадались заклинания, уже знакомые и испытанные в бою, и Гарри с удивлением узнавал, что далеко не идеально исполнял их в реальности, однако они не раз спасали ему жизнь.
Чем дальше юноша погружался в этот своеобразный мир приказов и просьб, обращенных к материальной и нематериальной природе, тем больше ему хотелось уметь составлять собственные заклинания. Ему казалось странным, что многие великие волшебники ограничивались использованием только тех заклятий, которые были уже кем-то изобретены, хотя он и осознавал риск экспериментаторства на этой почве. Гарри прекрасно помнил те заклинания, которые придумал талантливый ученик Принц-Полукровка, и ему казалось, что это были невероятно эффективные, хоть и опасные формулы.
Прежде всего, необходимо было очень хорошо знать латынь. Также нужно было уметь чувствовать истинную природу вещей и явлений, чтобы описывать свою просьбу кратко и емко. Ну и самое сложное – нужно было уметь создавать движение силы, способной изменить эту самую природу. Конечно же, «Всеобъемлющая книга заклинаний 18-20 веков» не учила ничему подобному, но за шесть лет обучения в Хогвартсе Гарри поднаторел в умении читать между строк. Ни прохладно относящийся к учебе Рон, ни законопослушная Гермиона наверняка даже и не задумывались о подобном…
Чтобы сочетать только что усвоенную теорию с практикой, Гарри навел палочку на стоящую рядом пустую кружку и потребовал воду из чайника и чай из заварника появиться в ней немедленно и смешаться в нужной пропорции. Кружка дрогнула, и со дна начала подниматься жидкость чайного цвета. Гарри отпил глоток. Его любимый бленд китайского черного и зеленого… Все верно. Юноша вновь уткнулся в книгу, для удобства подобрав под себя ноги и прихлебывая свежевызванный чай.
Через два с половиной часа непрерывного впитывания магической мудрости последних веков юноша поймал себя на том, что мысли уходят куда-то в сторону. Он поднял от страниц взгляд порядком уставших глаз и осмотрелся. Все окна гостиной были плотно занавешены, но все равно можно было понять, что постепенно начинает светать. Вздохнув почти с сожалением, Гарри захлопнул фолиант и отложил его на столик. Ему предстояло еще полтора часа бессонницы, прежде чем он получит возможность провалиться в сон, и он знал, что если не начнет эту пытку сейчас, то проспит половину завтрашнего дня. Нет, едва ли в этом новом дне было что-то ценное, однако терять его вот так бездарно совсем не хотелось.
Закончив все нехитрые приготовления ко сну, Гарри вновь забрался на диван, натянул на себя любимый плед и закрыл глаза.
…Чтобы не видеть вновь и вновь, как разрушается Хогвартс, не брести по Запретному лесу к красноглазому воплощению самой смерти, чтобы не стоять посреди немыслимо грязной комнаты в Визжащей хижине… не вдыхать горный воздух на старом хогсмидском кладбище… юноша изо всех сил постарался вспомнить что-нибудь недавнее, какой-нибудь разговор… В его новой жизни разговоры стали редкостью и потому имели особую ценность.
Вспомнился его недавний поход за учебниками и книгами в Косой переулок. Гарри шел по людной улочке, низко опустив голову и спрятав лицо за длинными прядями волос, которые он специально растил ради вот таких редких выходов «в волшебники». Ему пришлось даже сменить свои старые очки, пережившие столько передряг, на новые хамелеоны совершенно другой формы. Хамелеонами они звались не потому, что, как обычные очки магглов, могли темнеть на солнце, а из-за того, что полностью меняли цвет и даже форму глаз носившего, когда ему хотелось остаться неузнанным. Конечно, за время обучения в Хогвартсе Гарри привык к постоянному вниманию к собственной персоне, но теперь он был бы рад терпеть такое же пассивное любопытство хоть всю жизнь, лишь бы к нему не подходил каждый второй маг, как теперь, после его Великой Победы над Волан-де-Мортом! При виде Гарри Поттера каждый волшебник считал своим долгом хоть как-то выразить свою благодарность, уважение, радость, понимание… Но выслушивать это все у юноши просто не было сил, и он быстро приобрел малодушную привычку прятаться и маскироваться.
Наверное, именно поэтому, когда позади него кто-то внезапно произнес «Эй, Гарри!», он вздрогнул. Но когда Гарри обернулся, нехорошие опасения сменились радостью: перед ним стоял Невилл Долгопупс. Друг улыбался ему своей неизменной чуть виноватой улыбкой. На его плече сидел страдалец-Тревор, в руках он держал большую стопку книг в темных переплетах. Гарри с любопытством попытался определить, что это за книги, но Невилл прижимал их корешками к себе.
- Привет. Тоже закупаешься?
- Ага, - ответил Гарри, поздоровавшись.
- Это здорово, что я тебя тут встретил. Я вообще-то поговорить с тобой хотел, - Невилл внимательно глянул ему в глаза, и юноша неожиданно задумался, как это столь рассеянный человек, как Долгопупс, смог легко узнать старательно маскирующегося человека в разношерстной толпе переулка. Однако Гарри тут же напомнил себе, насколько часто и как сильно Невилл удивлял его прежде, как бы невзначай обнаруживая способности, которых в нем даже не чаяли.
- Хорошо, - он махнул в сторону кафе Флориана Фортескью, попутно радуясь тому, что оно вновь открыто. – Только сначала скажи, как ты меня узнал.
- Ну, Гарри, - улыбнулся Невилл на этот раз откровенно лукаво. – Если ты сражаешься под чьим-то предводительством, то спину своего лидера запоминаешь лучше всего, потому что всегда идешь за ним следом.
Онемевший от удивления Гарри не нашелся, что ответить, и просто проследовал вместе с Невиллом до ближайшего столика.
- Как у тебя дела? – спросил Гарри, когда они сели и открыли меню.
- Нормально, - скромно ответил Невилл, ничего не прибавив.
- Бабушка, наверное, просто счастлива? Сбылась ее мечта гордиться тобой как героем?
Невилл чуть покраснел и с чувством кивнул. Глядя на него, Гарри подумал о том, что никогда не знал человека, менее похожего на героя внешностью и поведением и при этом более достойного такого звания, чем Долгопупс. На сетчатке глаз юноши навсегда запечатлелась картина, как объятый пламенем Невилл внезапно сбрасывает оцепеняющее заклятье и одним мощным замахом перерубает голову огромной змее Волан-де-Морта. После победы Невиллу досталась значительная часть славы, и он с достоинством принял ее, не теряя себя и нисколько не лицемеря. Так, как и нужно. Его стоило уважать хотя бы только за это. Гарри не понаслышке знал, как сильно портит характер внезапно свалившаяся на голову известность.
- А как дела у тебя? – в свою очередь спросил Невилл.
- Тоже вполне нормально. Правда, новостей никаких нет. Ни хороших, ни плохих.
- Я думаю, после войны это даже хорошо. Нам всем стоит отдохнуть от новостей.
- Согласен, - с улыбкой откликнулся Гарри. – Так о чем ты хотел поговорить?
Невилл неожиданно вновь покраснел, на этот раз очень заметно.
- Скажи, Гарри… - начал он, явно стесняясь вопроса, который готовился задать, - ведь ты силен в зельеварении?
Юноша вновь замер от удивления от услышанного.
- Я? – даже переспросил он для верности. – Почему ты так решил?
- Ну… ты на шестом курсе показывал такие результаты… Профессор Слизнорт очень тебя хвалил…
Гарри не сразу вспомнил о том, что об учебнике Принца-полукровки он рассказал только Рону и Гермионе. Для него было само собой разумеющимся, что этот предмет никогда не давался ему по-настоящему хорошо.
- Да нет, Невилл, - честно признался Гарри, - я совершенно не силен в зельях. Просто на шестом курсе мне очень повезло, и я получил в руки старый учебник, некогда принадлежавший нашему профессору…
- Профессору Снейпу? – со священным ужасом проговорил Невилл, и Гарри ощутил, как сжимается в груди невидимый узел.
- Да, профессору Снейпу.
- А, вот оно что! – без тени разочарования откликнулся однокашник Гарри. – Так это вообще здорово! Значит, ты получил именно его опыт в приготовлении сложных зелий!
Гарри не понимал, к чему клонит Невилл, и с большим интересом наблюдал за тем, как меняется выражение его лица.
- Дело в том, что я хочу спросить у тебя совета… - смутившись окончательно, Невилл сделал долгую паузу, прежде чем перейти к сути. – Скажи, а ты считаешь, у меня есть шанс… стать в будущем профессором зельеварения?
Гарри непременно подавился бы мороженым, если бы его уже принесли. Он был настолько удивлен, что едва не выдал Невиллу мгновенно вспыхнувшее в голове потрясенное «Чтооооо?», но, к счастью, удержался. Его бесконечно изумило даже не сочетание совершенно несочетаемого – Невилла и зельеварения, а само это желание Долгопупса – стать преподавателем зелий.
Проницательный Невилл видимо прочел мысли Гарри по его лицу, потому что, не дожидаясь ответа, начал сбивчиво объяснять:
- Я понимаю, что это звучит очень странно, ведь я всегда был самым плохим учеником у профессора Снейпа…
- Да нет, - быстро остановил его Гарри, не желая, чтобы Невилл понял его молчание как сомнение в его способностях, - дело не в этом. Я хочу спросить: почему не травология?
- Я почту за большую честь стать коллегой профессору Стебль. – проговорил Невилл несвойственным ему серьезным тоном. - Буду надеяться, что она останется на своем месте еще очень долго и будет учить также прекрасно. А профессор Слизнорт наоборот, я думаю, вскоре покинет Хогвартс и вернется к себе домой. Он говорил об этом желании не раз.
Гарри не мог не согласиться с тем, что профессор Слизнорт явно желал оставить преподавание. Он сам принимал участие в «заманивании» этого волшебника на должность профессора зельеварения и прекрасно помнил, что Слизнорт сделал это частично под давлением обстоятельств.
- Если должность зельевара освободится через год или два, я, возможно, уже буду готов попробовать…
- Через год или два? За такой срок я бы и основной материал седьмого курса бы не осилил… - покачал головой Гарри. При этих словах Невилл стал выглядеть еще более серьезным и решительным.
- Да, я согласен. Это почти невозможно. Но ведь можно попытаться?
Гарри не знал, что сказать. Со стороны эта идея казалась чистым безумием, и он легко мог представить, как будут смеяться его однокурсники (кроме, конечно, Рона и Гермионы), когда это услышат… Но что-то во взгляде, в напряженном тоне Невилла наводило юношу на мысль, что он не должен выносить свое суждение слишком скоро.
- Попытаться можно, - почти эхом повторил он. – Но тебе придется работать, как домовому эльфу, чтобы достичь результата.
На это Невилл лишь улыбнулся, и его улыбка вдруг напомнила Гарри улыбку Сириуса, когда тот готовился совершить что-то бесшабашное, требующее лишь смелости и уверенности в себе.
- Знаю. Я уже приготовился нагнать седьмой курс за ближайшие два месяца. Потом напрошусь на индивидуальный экзамен к профессору Слизнорту. Конечно, он менее строг, чем профессор Снейп, но он все-таки великолепный зельевар.
Гарри одобрительно кивнул.
- Знаешь, Гарри… я не ошибусь, если скажу, что, несмотря на ваши трудные отношения с профессором Снейпом, ты знал его лучше, чем кто-либо из нас. Как, по-твоему, он был бы рад узнать, что новым преподавателем стал кто-то из его учеников, а не просто незнакомый человек?
Юноша хотел было ответить на эти слова, но что-то словно бы сдавило горло, и он опустил голову, притворившись, что закашлялся. Он был несказанно рад, что Невилл смотрел на него безо всякого подозрения, просто ожидая важного для него ответа, а не так, как смотрела бы Гермиона, слишком хорошо знавшая, что творится у Гарри в душе.
- Возможно… Все-таки странно, что ты не стал пуффендуйцем, - наконец проговорил юноша. – Упорства в тебе хватило бы на целый курс черно-желтых…
Невилл вновь улыбнулся чуть виновато, будто бы это он склонил Распределяющую Шляпу отправить себя на Гриффиндор.
- Мне всегда это говорили. Я и сам удивляюсь, почему Шляпа выбрала для меня Гриффиндор.
- О, даже не думай удивляться! – воскликнул Гарри. – Среди гриффиндорцев найдется мало таких же храбрых, как ты! Просто мне кажется, что геройство тебе менее по душе, чем мирные подвиги на почве учебы.
- Это точно! – согласился Невилл.
К ним наконец-то подошел сам хозяин кафе Флориан Фортескью, и Гарри с Невиллом начали расспрашивать его о том, где он пропадал и как ему удалось вновь открыть кафе, которое все так любят. Потом друзья еще долго сидели за столиком, лакомясь самыми экзотическими вкусами мороженого, и Гарри старался заверить Невилла, что у того все получится, обещал помогать ему, чем сможет.
Это воспоминание, проникнутое знакомой суетой Косого переулка, светом погожего солнечного дня и ощущением открытия чего-то нового неожиданно для Гарри наполнило его душу теплом, заставив тупую боль в груди немного отступить. Теперь, по прошествии некоторого времени вспомнив решительное выражение лица Невилла, юноша понял, что уверен в его успехе. Он будет действительно рад тому, что новым профессором зельеварения станет ученик Северуса Снейпа.
Был бы рад этому сам профессор? Гарри попытался представить выражение лица зельевара, когда ему говорят о его преемнике – Долгопупсе… Едва ли оно придало бы уверенности Невиллу. Снейп относился к нему почти с таким же пренебрежением, как и к самому Гарри, и теперь юноша точно знал, в чем причина. Если бы Волан-де-Морт решил, что пророчество говорит о ребенке Долгопупсов, а не Поттеров, Лили была бы жива… погибла бы мама Невилла, и тогда он бы носил этот проклятый шрам…
Как бы тогда Снейп относился к нему, Гарри? Попытался бы внушить ему такую же ненависть к себе, ограждая от проникновения сына проклятого Джеймса Поттера в свою жизнь? Стал бы также неотступно, также незаметно следить за его судьбой, оберегая от опасностей?
Слишком часто, находясь на тонкой невидимой грани между явью и сном, юноша вспоминал те неуловимые моменты… едва заметные вспышки, когда ложь и иллюзии, наведенные уверенной рукой, на миг теряли силу, обнажая истинное…
…Допрос в кабинете зельевара, когда профессор Снейп пришел в ярость, узнав от Малфоя, что Гарри без разрешения посещал Хогсмид… в тот самый год, когда все боялись нападения беглого преступника Сириуса Блэка… и всем было известно, что он охотится именно за Гарри… Как легко мальчик принял доведенное до абсолюта желание уберечь его от беды, запереть в замке, заставить беспрекословно слушаться и оставаться в безопасном месте за плохо скрываемую жажду триумфа! Едва ли тот, кто провел не один год в непосредственной близости от самого сильного в легилименции темного мага, был неспособен скрыть подобную эмоцию.
…Реакция Снейпа на то, что Кубок Огня выкинул имя второго чемпиона от Хогвартса – Гарри… Самоуверенный мальчишка вновь принял пламя недоброго предчувствия, плясавшее в темном взгляде профессора зельеварения, за бешенство из-за очередного успеха недостойного зазнайки.
...И воспоминание, которое Гарри считал ключом… тот миг, когда ледяная стена, надежно скрывавшая все тайны Снейпа, дала жутковато змеящуюся трещину… Урок окклюменции, на котором Гарри наконец удалось отразить нападение сознания зельевара, и он сам, не понимая, что делает, вторгся в голову профессора… Снейп слишком быстро овладел собой, чтобы Гарри смог что-либо понять… но в самое первое мгновение юноша увидел… смертельно бледное лицо… дрожь… Тогда он не мог представить, что эта реакция не имела ничего общего со злостью из-за вторжения в неприятные воспоминания… что причиной была невыносимая боль… испытанная Снейпом в момент, когда он во всей полноте ощутил жар ненависти мальчишки…
Гарри не знал, что делать с этими воспоминаниями и той глухой тоской, которая, точно пойманный в ловушку дикий зверь, выла и стонала внутри, когда он пытался… только пытался!.. представить, что чувствовал его неизменный защитник.
Эти чувства не казались ему странными, отталкивающими… Нет! Как был бы счастлив тот мальчишка, хогвартский студент, знать, что он кому-то нужен, что кто-то хочет ему помочь… Гарри понимал, что это эгоистично, но если бы он мог повернуть время вспять, он бы попытался сломать проклятую стену ненависти… у него хватило бы смелости заговорить с профессором Снейпом…
А теперь он будто бы пытался собрать крохотные осколки прошлого, каждый из них впивался в руку, ранил пальцы… и медленно вырисовывающаяся картина была вся перепачкана кровью.
Юноша чувствовал, что его мысли теряют очертания, уносятся куда-то в даль, прочь от контроля разума. Он попытался сосредоточиться на чем-то хорошем, приносящем удовлетворение, как если бы ему нужно было отогнать прочь дементора. Еще одно воспоминание, которое он призвал себе на помощь, касалось Джинни. Гарри постарался вновь нарисовать в воображении тот вечер, когда его девушка пришла в его тихий окутанный задумчивостью дом.
Джинни прихватила ключи, которые он сделал для нее в первый же день после покупки дома, но дотошный звонок все равно предупредил о ее появлении заранее. Она вошла и поставила у входа увесистый пакет, быстро пересекла гостиную и порывисто обняла выходящего из кухни Гарри. Пахнуло ее легкими духами и ароматом волос, Гарри нежно прижал ее к себе.
- Привет! Как у тебя тут спокойно!
Юноша чуть печально улыбнулся:
- Да, шуметь некому.
- Ну так это здорово!
Она вернулась в гостиную, где вместе с ним уселась на диван, заглянула в глаза, будто бы ища там ожидаемую тень.
- Как твои дела?
- Нормально, - пожал плечами Гарри. Он поймал себя на мысли, что другой ответ уже перестал даже приходить на ум. – Ты же знаешь, я тут целыми днями бездельничаю.
- Вот и прекрасно! – уверенно заявила Джинни. – Тебе как никому в этом мире сейчас стоит просто побездельничать!
Гарри невольно улыбнулся, соглашаясь с ее словами.
- Я вырвалась совсем ненадолго, - предупредила она без тени вины, - так что предлагаю переместиться на кухню, чтобы я могла что-нибудь наколдовать эдакое для тебя.
Она взяла его ладонь в свою и почти как ребенка повела за собой. Когда они вошли, кухня показалась Гарри не такой уж нелюдимой: с появлением Джинни все бытовые предметы тут же приобрели смысл, а дремавший на верхушке собственной клетки Мефисто оживился и, судя по хитро поблескивающим глазам, начал посылать девушке какие-то позитивные образы.
- Привет! – поздоровалась с птицей Джинни и тут же полезла в карман. – Я для тебя кое-что прихватила. Вот, бисквит.
Довольный грач тут же перепорхнул к ней на плечо и начал ловко таскать крошки с ладони.
- Знаешь, что он мне говорит? – с лучезарной улыбкой обернувшись к Гарри, спросила она. – Что если б я была грачиха, он предложил бы мне свить гнездо!
Гарри рассмеялся и для порядка погрозил невозмутимому Мефисто пальцем. Грач склонил голову набок, старательно изображая стандартное птичье непонимание.
Оказалось, что Джинни предусмотрительно прихватила с собой множество продуктов. Так как у нее не было ничего похожего на волшебную сумочку Гермионы, она несла пакет сама, но заклинанием сделала его легким, как перышко. Выложив на стол лакомства, которых эта кухня и ее аскетичный хозяин не видывали уже давно, Джинни взмахнула палочкой, и продукты послушно принялись распаковываться и готовиться.
Гарри присел за стол и стал следить за движениями ее руки, сжимающей волшебную палочку. В такие мгновения Джинни очень напоминала дирижера, самозабвенно отдающегося исполнению, а еще больше – свою маму миссис Уизли. Это сходство было до того разительным, что Гарри порой боялся сбиться на «вы», хотя это было бы более чем странно.
- У тебя вчера были Рон с Гермионой? – полуутвердительно спросила Джинни, повелевая ножу мелко резать свежую зелень для салата.
- Да, мы отлично посидели вместе, - отозвался Гарри, тоже доставая палочку и веля чайнику разлить чай на две кружки.
- Когда Рон пришел домой, он показался мне немного сконфуженным. Он чего-то не того наговорил?
- Нет, - быстро заверил ее Гарри, холодея от воспоминания о вчерашнем окончании разговора с друзьями. – Наверное, ему не понравился новый кондуктор в Ночном Рыцаре. Этот… Эткинс.
- Ааа, может быть, - легко согласилась Джинни. – Рона раз плюнуть вывести из равновесия.
- Он рассказывал нам об упыре… и вообще о твоей идее, - поспешил сменить тему юноша, подсаживаясь ближе к деловито хозяйничающей подруге. Он уже предвкушал великолепный вкус блюда, что готовила Джинни, но предпочел бы, чтобы она вместо готовки просто посидела с ним рядом, пусть даже ничего не говоря. Но Гарри прекрасно знал Джинни и понимал, что у нее сердце будет не на месте, если она не сделает все возможное, чтобы он был накормлен настоящей едой, а не тем, чем привык питаться на своей одинокой кухне.
Джинни повернулась к нему, махнув густыми прядями огненно-рыжих волос, позади нее ножи и лопатки для помешивания продолжили свои занятия, нарезая, пересыпая, смешивая и обжаривая что-то аппетитное.
- Просто я подумала, что так мама с папой и братья хоть немного отвлекутся, что общее дело пойдет им на пользу. По сути нам никакой дополнительный этаж не нужен, это просто…
- Предлог? – тихо произнес Гарри.
- Да, предлог, - подтвердила Джинни, решительно глянув ему в глаза, словно Гарри мог ее обвинить в нечестной игре. Но этот взгляд явно относился не к нему. Юноша понимал, что Джинни готова насмерть биться за благополучие своей семьи, и все, что ей было нужно – ни на мгновение не переставать быть уверенной в своей правоте. Именно так она копила силы для того, чтобы каждый день сражаться с обрушившимся на всех Уизли горем. И Гарри восхищался ее силой.
- Ты прекрасно придумала, - произнес Гарри, не отпуская ее взгляд, - потому что самое ужасное… это бездействие.
Он вспомнил те чудовищно пустые два месяца, которые прошли после смерти Сириуса, то время, когда он жил в доме Дурслей, готовясь к тому, что Волан-де-Морт в любой миг нанесет страшный удар по миру магглов и волшебников… Тогда он раз и навсегда понял, что бездействие тысячекратно усиливает скорбь.
Джинни уверенно кивнула и тут же весело улыбнулась, будто ни она, ни Гарри не думали только что о смерти близкого.
- А упырь был, конечно, не особо рад, - как ни в чем не бывало начала рассказывать она, - это и не удивительно: сменит уютный теплый чердак на какую-то каморку в подвале. Но мы пообещали, что тогда закроем глаза на его поползновения в сторону курятника. Ведь он такой старый, что кроме как курицу стащить ничего не может. Хоть с ложечки корми его, чудовище несчастное! Семейная реликвия уже считай!
Гарри не удержался и прыснул, вспомнив это невероятно уродливое существо, которому Уизли не так давно пытались придать черты Рона, чтобы создать иллюзию его пребывания дома, в то время как Рон был в бегах, как и они с Гермионой.
- А что будет на этом этаже? – полюбопытствовал он, эгоистично радуясь, что Джинни вновь улыбается. Все-таки смена темы оказалась не совсем в яблочко.
- Ну, мы планируем сделать там три более-менее просторные комнаты. Пока еще неясно, кто будет в них жить, но, думаю, желающие найдутся. Одну можем держать специально для тебя.
- О, нет, что ты! – запротестовал Гарри, ощущая, что его щеки чуть краснеют. Гостеприимство и доброта семейства Уизли всегда были для него спасительным кругом в самые тяжелые времена, когда пропасть между счастливой жизнью среди волшебников в Хогвартсе и унылым миром магглов Тисовой аллеи казалась одинокому мальчишке непреодолимой. – Я не буду стеснять мистера и миссис Уизли больше, чем обычным походом в гости.
Джинни ласково улыбнулась ему, показывая, что прекрасно понимает все, что он чувствует.
- Мама была бы рада, если бы ты поселился у нас даже насовсем.
- Я знаю, - окончательно смутившись, ответил юноша. В его голове тут же возник образ: погожий летний день, он стоит в огородике возле «Норы» и выкапывает из земли дождевых червей. – Вон и Мефисто уже размечтался.
Джинни подошла к сидящему на клетке грачу и презентовала ему еще один бисквит.
- Но я все-таки хочу жить в своем доме. Раньше я мечтал, что родным для меня станет дом на площади Гриммо, но потом я понял, что не смогу в нем находиться.
- Кстати, что с ним теперь? – как бы невзначай спросила Джинни, и юноше послышалось в ее голосе сожаление о чем-то, о чем он мог бы догадаться, но не сумел уловить…
- Ничего. Стоит себе также, как был, когда мы его покинули тогда… В нем хозяйничает Кикимер, я знаю, он был бы ужасно счастлив, если бы я вернулся, но я не вернусь никогда.
Тем временем основное блюдо уже готовилось на сковородке, все остальные приборы, прежде задействованные в процессе, мирно улеглись по своим местам. Аппетитный запах дразнил Гарри, и он невольно придвинулся поближе к столу, с благодарностью смотря на спину хлопочущей Джинни.
- Ты хотя бы иногда вызываешь его? А то он окончательно сойдет с ума там, в пустом доме, - сказала она, не поворачиваясь, всецело поглощенная готовкой.
- Да, пару раз вызывал. Все у него хорошо, не беспокойся. Ты даже не представляешь, как он изменился!
- Почему? Представляю. Мне Гермиона рассказывала.
На какое-то время воцарилось молчание. Мефисто в удивлении переводил взгляд с одного на другую, Джинни пыталась достичь совершенства, осыпая готовящееся блюдо какими-то приправами прямо из кончика волшебной палочки, а Гарри просто сидел, подперев подбородок сплетенными пальцами. Он думал о том, что они с Джинни встречаются слишком редко, и получается так, что она гораздо чаще общается с Гермионой, чем с ним. В этом нет ничего удивительного, Гермиона старается проводить все свободное время с Роном и поэтому постоянно гостит в «Норе», тогда как Джинни не может отлучиться из дома дольше, чем на несколько часов, а сам Гарри пока не хочет возвращаться в «Нору» по каким-то неуловимым причинам, неизвестным ему самому. Возможно, он просто боится… Боится… увидеть мистера и миссис Уизли, до неузнаваемости постаревших, поседевших за эти дни? Боится пытаться завести натянутый разговор с Биллом и Перси? Или… столкнуться где-нибудь в коридоре с Джорджем?
- Да? Точно, я и забыл, что она тоже все это видела, - задумчиво произнес он, пытаясь отогнать упорно воскресающие в сознании мрачные мысли.
- На будущей неделе мы вместе с ней пойдем в Косой переулок за покупками. Присмотрим себе что-нибудь к крестинам. Тебе бы тоже стоило пойти с нами.
Гарри растерянно заморгал.
- Я? Нет… может быть. Если это действительно нужно, то я пойду… Хотя, мне кажется, моя праздничная мантия…
Джинни развернулась к нему и посмотрела с явной досадой, какую привыкли видеть все мужчины мира на лицах своих спутниц в первый момент после изречения полнейшей чуши.
- Гарри, в мантии нельзя!
- А, ну да, - покладисто отозвался Гарри, желая, чтобы Джинни скорее закончила готовку и села напротив него. – Я могу купить костюм.
Этот ответ вполне удовлетворил девушку, и она вновь повернулась к плите, продолжив помешивать в сковороде еду, уже давно источавшую волшебный аромат.
- Вот поэтому мы и пойдем все вчетвером – выберем тебе самый лучший костюм! Ты будешь замечательным крестным, - проговорила она, и Гарри вновь послышалось в ее тоне нечто неуловимое, нечто очень важное… Он взглянул бы ей в глаза, чтобы попытаться понять, но как раз в этот момент Джинни начала с самозабвением раскладывать только что приготовленное блюдо по тарелкам.
За едой они разговаривали о предстоящем крещении маленького Тедди, близящейся помолвке Рона и Гермионы, новостях от Полумны, которая теперь стала довольно часто по-соседски заглядывать в «Нору». Рассказывая, Джинни задумчиво водила кончиком волшебной палочки над столом, заставляя солонку и перечницу танцевать вальс между тарелками, а Гарри с упоением уплетал за обе щеки, успевая лишь кивать или делать вопросительное лицо, прося пояснения в соответствующих моментах рассказа.
Когда с ужином было покончено, и они встали из-за стола, оказалось, что весь молчаливый дом, за исключением освещенной теплым желтоватым светом кухни, давно затопили сумерки. Мефисто, уставший от попыток вклиниться в разговор двух людей на своем ментальном уровне, мирно спал в открытой клетке.
Гарри повел Джинни обратно в гостиную, где они уселись на диван и какое-то время просто молчали, обнявшись, наслаждаясь редкой возможностью побыть рядом друг с другом. Гарри пытался представить, какими были бы они, если бы не было пророчества, Волан-де-Морта, Ордена Феникса... На мгновение ему представилось, что он не подружился с Роном, никогда не спасал его отца, не гостил в «Норе», проходил мимо Джинни в хогвартских коридорах, лишь вскользь бросая «Привет». Какой была бы эта жизнь? И был бы он менее счастлив, чем сейчас, столько переживший и в конечном итоге получивший почти все, о чем мечтал: свой дом, друзей, любимую девушку… ставший Победителем?
Устав от непрошенных вопросов самому себе, от бесконечных наплывов отрешенности и грусти, юноша мягко притянул Джинни к себе и коснулся ее губ неуверенным поцелуем. Ответ был столь же осторожным, девушка придвинулась к нему, чтобы продлить поцелуй, но не обняла, будто бы еще не решила, что может себе это позволить.
Гарри легко, почти неощутимо гладил ее плечи, наслаждаясь прикосновениями к нежной коже и шелковистым волосам. Ее аромат всегда казался юноше самым приятным и родным, что он когда-либо чувствовал, рядом с ней он мог верить в то, что у него все будет хорошо…
Джинни целовалась превосходно; когда-то Гарри даже одолевала ревность от мысли о том, что она немало времени потратила на тренировки в обществе Дина и Майкла Корнера. Но в глубине души юноша всегда был уверен в том, что она никогда не думала ни о ком другом, кроме него.
Ему казалось, что и сейчас он может угадать то, о чем она думает, целуя его, теребя его волосы. Ее красивые спокойные глаза лучились нежностью и заботой, она смотрела на него так, будто точно знала, как сделать его счастливым, спасти ото всех бед и разочарований.
Их поцелуи становились все откровеннее, все жарче, но, казалось, оба хотели продолжать балансировать на грани, не позволяя желаниям овладевать ими полностью. Дети войны, они никогда не были по-настоящему близки, и сейчас, в этот миг, когда у них была возможность зайти дальше, они словно бы в нее не верили.
Ни один из них не смог бы ответить, сколько же прошло времени с тех пор, как они вернулись из кухни, но в какой-то миг Гарри понял, что Джинни сейчас засобирается домой. Он сам мягко отстранился от нее и вопросительно взглянул ей в глаза, ожидая, что она скажет об этом.
- Прости, Гарри, - ласково, но уверенно произнесла она. – Ты же понимаешь?
- Да, конечно, - отозвался Гарри, все еще чувствуя ее неуловимый вкус на своих губах. – Тебе надо спешить, если не хочешь застать своих уже спящими.
- Вот именно, - согласилась Джинни, вставая с дивана и привычным жестом приводя в порядок свои густые рыжие волосы. – Я боюсь, что если не поспешу, то придется будить всех шумом кухонной уборки, а если не напомнить папе, что у него все еще есть дом, он заночует на работе, и Перси с ним.
- Я провожу тебя до дома, - Гарри тоже встал и, включив в гостиной свет, принялся искать свою куртку, которая наверняка скромно пряталась где-нибудь в самом темном углу.
- Нет, Гарри, не надо. Я также, как и Рон, вызову «Ночного Рыцаря».
- В десяти минутах ходьбы от моего дома уже можно трансгрессировать. Хочешь, пройдемся немного?
Девушка кивнула и отправилась на кухню, чтобы навести там порядок после того, как они оставили на столе все как есть.
Гарри пошел за ней. Ему нравилось смотреть на то, как она ловко, практически одним движением волшебной палочки расправляется с малейшими проявлениями беспорядка. Джинни настолько естественно смотрелась в любом доме, на любой кухне, будто бы в мире невозможно было найти лучшей хозяйки. Казалось, каждая вещь в жилище Гарри мечтает служить только ей.
Юноша стоял в дверях и наблюдал за ней, когда ему внезапно впервые пришло в голову, что Джинни действительно скорее всего станет хозяйкой этого дома, и, как и любому молодому человеку его возраста, Гарри стало как-то беспокойно на душе от такой определенности… Нет, он этого хотел… действительно хотел… но неужели Джинни с Гермионой вскоре начнут также обсуждать их помолвку, как сейчас обсуждают помолвку Гермионы с Роном? Неужели он будет вовлечен в эту суету с подбором цветов скатертей, костюмов ангелочков для маленьких племянниц, бутоньерок и прочего и прочего? Нет, Джинни, конечно, не такая, она не будет носиться с этими глупостями, но все же…
Не подозревая о легком замешательстве, овладевшем Гарри, девушка обернулась к нему и весело улыбнулась, видимо, желая развеять царившую на его лице сосредоточенность. Гарри рассеянно улыбнулся в ответ и подошел к ней, чтобы обнять… вновь услышать аромат ее волос…
- Все-таки приезжай к нам, Гарри, - проговорила она, привычно запуская пальцы в его черные вихры. – Мама с папой будут так рады тебя видеть… И братья тоже. Приезжай, посмотришь на наши приготовления к строительству. В квиддич сыграем два на два, - она лукаво подмигнула, и Гарри, как по мановению волшебной палочки, погрузился в солнечные воспоминания о самых прекрасных в его жизни каникулах после пятого курса, когда, казалось, почти ничто не мешало ему быть счастливым.
- Как-нибудь приеду... Надо будет всем собраться, чтобы у Гермионы никаких дел не было… учебных.
Джинни прыснула.
- Пока, Мефисто! – прошептала она, глянув на спящего грача, и вместе с Гарри вышла из кухни.
Гарри проводил Джинни до места, с которого она смогла трансгрессировать в «Нору», она поцеловала его, чуть прикусив губу, будто бы все-таки извиняясь за то, что не позволила ему большего, когда они были дома, и исчезла, оставив вместо себя легкое дуновение ночного ветерка.
Юноша вернулся домой, баюкая в душе послевкусие ее присутствия, близости, как невидимый для чужих глаз светоч. Ему было тепло и хорошо, и он хотел бы больше ни о чем не думать, но просто не мог… Джинни была для него больше, чем девушка, почти как сестра. Он знал, что она всегда будет на его стороне, сделает все, чтобы развеять его печали, спасет от одиночества, мрачных мыслей… Он дорожил ею, всегда ждал ее, любил… Но как-то постепенно, совершенно незаметно, неуловимо для осознания, он начал терять что-то очень важное в каждой мысли о ней. С тех пор, как Гарри впервые увидел крохотную рыжеволосую девочку, краснеющую под его взглядом, Джинни изменилась слишком сильно, и Гарри прекрасно понимал, что эти перемены естественны, что именно такой и никакой иной она и должна была стать. Росшая среди старших братьев, она незаметно для окружающих научилась быть сильной и сдержанной, заботливой и снисходительной по отношению к практически неуправляемым мальчишкам. Гарри назвал бы это мудростью… Она действительно стала очень похожа на свою мать, миссис Уизли, виртуозно справляющуюся со всем непоседливым, охочим до приключений семейством. Теперь, когда миссис Уизли так подкосила смерть сына, на Джинни фактически держалось все, и она прекрасно справлялась. Гарри был очень горд за нее, он понимал, что едва ли представляет, насколько нелегко ей приходится… но эта новая Джинни была совсем не той, какую он знал прежде. Исчезли и ее очаровательная робость, и веселое безрассудство, она стала такой спокойной, будто знала наперед все, с чем ей придется столкнуться, будто бы ей были ведомы ответы на любые житейские вопросы. Порой Гарри начинало казаться, что он попросту ее недостоин, что ей нужен кто-то другой… такой же серьезный и основательный, как она. При этом он ловил себя на ощущении, что и ему чего-то недостает, и это что-то очень важное, без чего картина их отношений не будет завершена. Ему не хватало той маленькой толики трепета, вдохновения, которая всегда вплетена в чувства влюбленных… Он тосковал по тем дням, когда был мучим мыслями о Джинни и смертельно боялся, что Рон встанет между ними. Он был бы даже не прочь вернуть жгучую, хоть и бессмысленную постфактум-ревность к Корнеру и Томасу, которую испытывал на шестом курсе.
Гарри, еще совсем неискушенный в любовных тонкостях, должен был по всем законам этого залитого лунным светом мира страстно желать быть с Джинни рядом каждый день, каждую минуту… ждать и сгорать от нетерпения, представляя ее в своих объятьях… представляя, что между ними не осталось никаких преград… Но это было не так. Он вполне спокойно мирился с довольно редкими короткими встречами, не сходил с ума от ожидания и не изводил ее звонками или письмами… что же до их будущей первой ночи, то юноша ловил себя на тревожащем ощущении, что он думает об этом как о гипотетическом пикнике с друзьями: радуясь самой идее такого события, он не нуждается в том, чтобы оно было привязано к определенной дате и готов ждать столько, сколько понадобится, чтобы друзья договорились о конкретном дне. Он уже успел задать себе вопрос, а нужно ли это ему вообще.
Это было похоже на отравление каким-то медленно действующим ядом… Юноша был угнетаем этим чувством, смутно ощущал, что все становится хуже и хуже, но не догадывался, что с этим делать и, кажется, просто безвольно ждал. Больше всего на свете он боялся признаться себе в том, что на самом деле он вновь одинок, и на этот раз одинок страшно, непоправимо, накрепко завязнув в прошлом и не видя ничего светлого в окружающей реальности.
Он вновь лежал на спине с открытыми глазами, смотря на потолок, видя лишь бесконечность бессмысленности, проклиная себя за то, что был создан слишком ранимым, слишком ломким, словно бесполезная хрустальная игрушка.