...когда Саша проводил своего друга в гостиную, нашего героя уже ожидали посетившие хозяина квартиры гости. Пёстрый хоровод людей, близко и не очень ему знакомых, тех, с кем он встречался ежедневно и тех, с кем ему ещё предстояло познакомиться, прочно окружил его, закрепляя приветствие множественными рукопожатиями и поцелуями. В середине комнаты был накрыт стол, празднично усеянный ещё не тронутыми блюдами и напитками, большинство гостей расположилось на просторном, мягком диване, а в колонках магнитолы звучал голос модной ныне певицы, призванной лишь для того, чтобы, временно заполнив радио-эфир, навсегда исчезнуть спустя год в туне безвозвратно ушедшего для неё счастливого прошлого.
Когда все, наконец, расселись за столом, разговор, столь резко прерванный приходом юноши, вновь возобновился. Саша, в излюбленной манере своей, рассуждал о человеческом просветлении и трудностях нашего жизненного пути, приводя в доказательство своих слов как восточную, так и западно-европейскую и русскую философию, указывая на необходимость развития той внутренней, светлой и божественной сущности, что есть в каждом из нас, но которую мы, увы, столь редко пытаемся в себе обнаружить, так и проживая беспутную жизнь свою, "себя в себе не найдя", и на одновременную необходимость подлинного воспротивления злу собственной души, на обращение в самом себе своего личного сатаны. Однако же, ни его рассуждения, ни те благие идеи, что хотел Саша донести своим гостям, вовсе не были им интересны, напротив, практически все они, ровно как и герой наш, жаждали перейти от возвышенного к повседневному, забывшись в пустом и обыденном разговоре, что и произошло бы далее, ежели бы не вопрос, столь внезапно заданный Саше одной из его гостей.
Стоит отметить, что девушка эта должна быть читателю знакома, благо именно её оставил одну Саша поздним весенним вечером около полугода назад, полностью отказавшись и от любви, и от коих-либо иных светлых чувств по отношению к ней. За прошедшее время она несколько подурнела, что, впрочем, вовсе не убавило в чертах её лица того аристократически-возвышенного выражения, что ранее столь притягивало Сашу. В вопросе её скорее звучал определённый протест, вызов сашиной идеологии и столь откровенно высказанным им мыслям: "По моему, гораздо более интересною является идеология, скажем, Алистера Кроули, утверждающего один закон - "Делай что хочешь", не ограничивающего свободу человека, а, напротив, указывающего ему "есть дорогие блюда", "пить вина сладкие и вина пенистые" и..."
"Любить досыта - как желаешь, кого желаешь, где желаешь и с кем желаешь, -докончил Саша за неё цитату - ,однако же, возможно, лишь жизнь человека нравственного и просветлённого истинно может называться жизнею, ибо только благодаря только тому светлому, истинно божественному, что и составляет наш дух, можно ощутить всю замечательность и многогранность нашей Вселенной. Тем не менее, кто-то, напротив, склонен видеть в отказе от собственного, внутреннего божественного "Я" обретение подлинной свободы, свободы "от зла и от добра" и возможности нравственного осуждения человека, - тут его взгляд пересёкся с иссиня-холодными глазами Насти Ильиной, достаточно хорошей собою девушке, его давней, ещё школьной знакомой - ,но подобное решение вовсе исключает кою-либо возможность человеческого развития, которое, возможно, и составляет смысл всей нашей жизни."
Закончив речь свою, Саша надеялся на похвалу или же одобрение со стороны его друзей, но нет, они были совершенно равнодушны к ней, как, впрочем, и ко всему прочему, высказанному им сегодня. "Аркадий, не говори красиво," - с усмешкой заметил кто-то из гостей. Разговор как-то прервался: к кушанью ещё не приступали, а, между тем, терпение русского человека имеет привычку быстро заканчиваться, особенно если это касается области удовлетворения собственного желудка. Будто бы в знак примирения и окончания спора, Саша произнёс: "Что же, как писал мудрец Омар Хайям, истина находится на дне стакана." Приветствуя этот тост, и наш герой поднял свой бокал и свёл его с остальными.