Утром 1-го января улицы всегда пустынны и неуютны. Если ветер – он елозит по снегу следы ночного празднества, хлопушки, конфетти et cetera. Если ветра нет – всё так и лежит, как брошенный гостями посреди празднества стол, вроде бы и красиво, а вроде бы и – помойка.

Мне не даёт заснуть какой-то странный звук за окном. Выглядываю и обнаруживаю, что это – полиэтиленовый пакет, таскаемый слабым ветерком, скорее даже сквозняком в случайном вальсе, но всё вокруг одной и той же точки в пространстве. На дворе минус двадцать, и пакет издаёт невообразимый по громкости звук, что-то среднее между шорохом и хрустом. Не увидь я источник шума, ни за что бы не догадался, что это всего лишь кусок целлофана.

Всё неуютно и всё разочарованно, как это бывает только 1-го января или вечером твоего дня рождения, перед тем, как отправиться спать.

Иное дело, конечно, когда рядом посапывает кто-то, с кем можно забыться в животной неге, как только отголосок первоянварского синдрома даст о себе знать чувством пустоты где-то там, под ложечкой. Сегодня, как уже очень давно, не посапывает никто.

Мне не даёт покоя один мимолётный образ, даже кадр. Несколько лет назад, поднимаясь на эскалаторе, я заметил, как один парень, спускающийся мне навстречу на параллельном эскалаторе, достал из кармана баночку «но-шпы», и съел одну таблетку. Три-четыре секунды, а – как целая жизнь. Сунь он себе в рот карамельку, я бы и не заметил. Но проплывшая мимо чужая боль запечатлелась, видимо, уже навеки.

Впрочем, надо спать.

Да, и еще один признак 1-го января: зябко. Было бы зябко даже в том случае, если б рядом и посапывал кто-то. Или постанывал б…

Всё. Спать.