В колонках играет - Шопен

    Не понимаю, друзья, отчего это сообщество не кишит ещё участниками. Возможно, люди стыдятся рассказывать? А вот меня просто распирает от желания поведать вам свою историю.

    Приключилась она со мною вчера. Хотя подобных происшествий было со мною бесчетное множество, но именно вчерашнее вобрало всю суть выражения «через жопу».

    Итак, не отвлекаемся. Вчера, покуда я сидел на работе, минуя пост охраны, ко мне прокралась губительная мысль. Являла она собою совершенно конкретный образ: запотевшая с капельками кружка прохладного пива, льющегося мне прямо в горло бесконечным водопадом. Надо сказать, мысль эта не была лишена некоторой приятности, поэтому я опрометчиво позволил ей преследовать себя на протяжении всего дня. Часам к семи кружка разрослась и заняла большую часть моего исстрадавшегося, иссохшего мозга. В итоге, я принял твёрдое решение осуществить эту мечту сразу после работы. Однако не одному же идти!

    Рассудив так, я решил увлечь этим замыслом своего коллегу Зоркина. Начал я издалека, написав ему: «Ах, Зоркин, что за погоды стоят нынче! Хорошо бы сейчас босиком побежать по траве прямо в тенистую чащу слушать соловья и смеяться от радости вместе с белками в блестящих шубках!» Прозорливый Зоркин заметил на это, что, в общем-то, да, пива неплохо бы хлопнуть. Мы уговорились, что к восьми он зайдёт за мною, и мы тихими стопами отправимся осуществить свой прекрасный план.

    К восьми Зоркин явился, играя хитрой улыбкой. Однако я вынужден был просить у него прощения и попросил его подождать минут десять, покуда я закончу одно дело. Он легко согласился и сел на диван листать журнал.
Прошло полтора часа. Зоркин периодически давал о себе знать, выбирая какой-нибудь предмет с острыми краями и направляя его в мою сторону по воздуху. Я бросил работу, не окончив, и мы пошли к выходу. Простите за подробность, но я решил справить естественную надобность, попросив Зоркина подождать меня у лифта. Когда же я вышел, того нигде не было видно. Он исчез, рассеялся, как утренний туман к полудню. Спустившись в лифте вниз, я снова не нашёл Зоркина. Решив, что он зачем-то спрятался от меня за углом, я снова поднялся. Но опять не нашёл его. Мне пришлось звонить ему, чтобы узнать, что он давно ждёт меня на выходе с работы и не понимает, какого чёрта я принялся кататься на лифте, вместо того, чтобы пить пиво. Я готов был разозлиться, но мысль о запотевшей кружке охладила мой гнев. Было почти десять.

    За сто рублей мы поймали машину до Тимирязевской, где я знал пивнушку с неплохим пивом. Водитель доставил нас прямо к дверям здания торгового центра, где находилось это заведение. Расплатившись, мы быстрыми шагами вошли внутрь и стали подниматься по лестнице, чтобы добраться до пивной, которая помещалась в самом конце торгового центра. Я говорил при этом: «Знаешь, какое там есть прекрасное пиво? У него отличная пенка, она не исчезает, даже если ты не будешь пить его полчаса. Правда, столько времени не пить, имея перед глазами полную кружку, у меня никогда не хватало духу». Зоркин отвечал: «О, великолепно! Это именно то, что мне сейчас нужно! Закажем побольше этого твоего пива и ещё какой-нибудь еды, а то я страшно проголодался, пока ждал тебя».

    У входа в пивную нас встретил охранник. На лице у него имелась такая улыбка, словно он только что удачно спрятал что-то необычайно интересное. Он сказал: «А закрыто уже, сегодня до десяти». Оказалось, что и вправду, по вторникам такое расписание. Зоркин поглядел на меня с выражением, не имевшим с радостью ничего общего. «Что ж, – сказал я с максимальной бодростью в голосе, – не повезло. Однако в Отрадном я знаю место, которое ещё даже лучше этого, так что можешь не переживать!» – и, прекрасно понимая, что рискую остаться со сломанной рукой, похлопал друга по плечу. Но, кажется, мои слова привели его в чувства, и он согласился ехать.

    Следующие 15 минут мы посвятили попытками выйти из торгового центра – как только мы приближались к какому-нибудь выходу, двери запирали прямо перед нашими уныло повисшими носами. Оказавшись, наконец, на свободе, мы наняли другую машину за 150 рублей, чтобы ехать в Отрадное. По пути мы, разумеется, попали в огромную пробку и были на месте только в начале двенадцатого. На двери пивной висела табличка: «Закрыто», а расписание гласило, что по вторникам она закрывается после одиннадцати. У меня возникло неприятное чувство. Оно ещё усугубилось, когда я взглянул на Зоркина. Выражение его обычно доброго лица заставило поёжиться мурашек, побежавших у меня по спине.

    «Так, – сказал он жутким, тихим голосом. – Что же дальше?» Я признался, что не знаю, и закрыл глаза, думая уже о том, как мне держать себя сейчас на встрече с Создателем. Но, вместо того, чтобы убить меня, Зоркин поймал машину и мы поехали за 200 рублей на Сокол. Как я потом понял – лучше бы он меня убил.

    Водитель не знал дороги. Возможно, он отправился из какого-то далёкого заморского города в кругосветное путешествие, и остановился, только чтобы спросить нас, в какой это город он попал, но почему-то переменил вдруг своё решение и согласился нас подвезти. На Соколе мы оказались всего лишь через час. Во время поездки мысль о кружке пропала, зато её сменила мысль о постели, на которой я представлял самого себя в приятной расслабленности. Но Зоркин прервал мои мечты, сказав, что для него это, чёрт бы всех побрал, дело чести – выпить хотя бы кружку этого чёртова пива, пусть для этого придётся ехать хоть к чертям собачьим! Вообще, он в этот момент часто поминал чертей.

    Наконец, мы попросили водителя остановиться и вышли в некотором отдалении от Сокола, но мы расссудили, что это лучше, чем ещё час петлять по городу и оказаться в итоге где-нибудь в Подмосковье. Зоркин нервическим шагом шёл впереди, а я уныло плёлся сзади.

    Вдруг мы набрели на какую-то пиццерию. Зоркин, не медля ни секунды, заскочил туда и занял ближайший столик. Я последовал его примеру. Удивились ли мы хоть немного, когда официант попросил нас пересесть за другой, менее удобный столик? Нисколько! Мы ждали этого и даже расстроились бы, если бы этого не произошло. Вскоре нам принесли по кружке Хугардена и по тарелке макарон. Пиво и еда были тут раза в два дороже, чем обычно, но нас это мало волновало. Мы в один присест покончили и с тем, и с другим.
   
    На дворе была глухая ночь, когда нам принесли счёт в тысячу рублей. Зоркин посмотрел на меня с некоторым весельем и сказал: «Да, друг мой, это я и называю – через жопу!» На этом мы, горько усмехаясь, разъехались по домам.