[236x307] Хармс-Ювачев: человек, который спас себя
(ХРМС-мистификация; театр «Карусель», реж. Н.Козловская)

Рассказывая об этом спектакле трудно отделить то, что думаешь о Хармсе от вещи, рожденной фантазией режиссера. Хармс породил новую эстетику, оставил после себя очень острое, кожное, запаховое ощущение времени, в котором жил. Эпоха страшных тридцатых. Это эстетика инфернальных дворников, приходящих за писателями в сопровождении пары чекистов, чтобы отвести на расстрел, бабушек, падающих из окна, кошек, собачек, инфантильных взрослых-интеллигентов, вдруг оказавшихся в мясорубке гражданской войны, а затем - в атмосфере времени-сундука, где нельзя говорить правду, в котором страшно даже дышать, а говорить можно исключительно эзоповым языком.…
Все это не сглаживает второй – детско-беззаботной и, воспользуюсь этим словом, невинной – стороны. Кажется, будто все это происходит с другими - с тобой, с таким маленьким и никому ничего дурного не сделавшим зла произойти не может… Страшный, страшный Хармс. Спектакль был позитивен игрой актеров, в воздухе витала ретро-музыка. Было светло. Но над всем этим стояла тень реальной истории, случившейся с писателем.
Из дома вышел человек
с веревкой и мешком
и в дальний путь и в дальний путь
отправился пешком
он шел все дальше и вперед
и все вперед глядел
не ел не пил не пил не ел
не пил не ел не ел
и вот однажды на заре
вошел он в темный лес
и с той поры и с той поры
и с той поры исчез.
После публикации в 1937-м этого стихотворения, объявленного Хармсом детским и вошедшим позднее в соответствующие антологии, наступил кошмар. Год Хармса не печатали, а для него тогда это был единственный заработок. Нет денег на хлеб. Но он работает изо дня в день. Ситуация: человек не рассчитывает на печать при жизни — и пишет, пишет каждый день. Друг вспоминает, что при обыске бумаги из его квартиры вывозили мешками. И это еще в 31-м, а не в 41-м! А сколько их пропало? Впоследствии его арестовали. Уже в третий раз за его короткую жизнь. Как всех. 23 августа 41-го года. Он был объявлен сумасшедшим и умер в тюремной больнице блокадного Ленинграда. От голода.
Умерев, он сделался бессмертен. Мировой абсурд, конечно, не начинается с Хармса. Эдвард Лир наряду с Гоголем были его богами. Он хорошо знал английский, и традиции Альбиона (Кэрролл, Лир) нашли гениального продолжателя в лице Хармса. Ионеско, Беккет – все эти люди жили в одно время и не знали о Хармсе. И Хармс не знал про них. Но бредовую античеловеческую сущность надвигающегося нового мира чувствовал и выражал нисколько не хуже.
Представление Натальи Козловской было комично и совсем немрачно. В нем не было обреченности, не было жутких намеков. Ничего темного. Это был такой Хармс, каким он сам, наверное, хотел предстать перед своей аудиторией. Перед детьми и взрослыми. Свободный и легкий, искрометный и веселый. С обостренным чувством юмора, но серьезный. Одинокий, но независимый. Хармс-философ. Хармс - шумящий мудрец.
Спектакль заканчивается тем, что Чудик (имперсонализация Ювачева, блестяще исполненная самим режиссером) закрывает чемодан, символизирующий жизнь (сцена оформлена в виде еще одного огромного чемодана), и таким образом воскресает. Начинает жить … Хармс действительно начал жизнь лишь после жизни. Как человек, который себя спас.
А для детей он был и останется самым смешным писателем на свете.