Обдумывая то, что я вспоминал с неделю назад, я пришёл к выводу, что для меня ключевой момент эмпатии — доверие. Всё упирается в доверие. Поверь мне, и я, дорожа этим, буду стараться тебя не подвести. Илюха мне доверился с первых минут общения, и он ни разу об этом не пожалел.

Не знаю как, не знаю чем он почувствовал. А может, и не было никакой необычной эмпатии, и ничего он такого необычного не чувствовал, а просто он сдуру верил всем подряд, и в этот раз ему повезло поверить хмырю, который оказался этого достоин. А в другой раз другой хмырь его обворовал.

Небольшая зарисовка про уровень доверия.
Когда обьгэсовская братва поняла, что нас ночью так просто не усыпить, нам практически в ультимативной форме велели ложиться спать как можно ближе и переговариваться как можно тише, если уж молчать мы не можем. Так мы и делали. Оказалось, что у него ледяные ступни; а у меня наоборот, ступни и ладони всегда были теплее, чем у окружающих, весь дошкольный возраст у нас с мамой была борьба вокруг ношения рукавичек (я их часто снимал и терял). Я спросил, "чё, тебя нагреть?", и он сказал "давай". С тех пор ноги у нас ночью были вперемешку. Конечно, чувства от этого были двоякие. С одной стороны, ачотакова, одному холодно, другому тепло, и почему бы один не помог другому. С другой стороны, ноги -- это ноги, пусть с одной стороны у них ступни, но с другой-то -- жопа и гениталии, и это уже повод для всяких ханжеватых моралфагов побрюзжать, скабрёзно поухмыляться, испортить настроение. Но я решил не пасовать перед воображаемыми моралфагами, и в общем, если кому и было не пофиг, они предпочли это не афишировать.

Когда он чуть отогрелся, он сказал, что это классно, и что его отец грел ему ноги точно так же (там с отцом ситуация была непростая, пьяный он был как зверь бешеный, а трезвый -- нормальный человек, любящий муж и отец. Незадолго до нашего с Илюхой знакомства врезал дуба -- отказали почки). Воображение у меня буйное, по поводу всего что слышу пускается в фантазии и просчитывает варианты, и мне тут же пришла в голову одна идея, одновременно смешная и стыдноватая. Я не сдержался, фыркнул, и тут же испугался -- надо ведь поделиться шуткой, чтоб не сбить тот кайф доверия... но и поделиться было страшно, потому что неловкое слово может быть ещё разрушительнее, чем неловкое запирательство.

Он, конечно, сразу стал меня спрашивать, чего я тут фыркаю, он тоже хочет поржать. Я был на панике, придумать ничего не мог, вообще врать -- это не моё. Сказал честно, что не хотел ничего плохого, и боюсь, что моё воображение его может оскорбить. Он сказал, что готов рискнуть. Я сказал, что несмотря на исключительно хорошее отношение лично к нему, не готов жениться на его маме, чтоб греть его каждый день. Ну, он тоже чуть соплями не подавился со смеху (конечно, мне было неловко затрагивать как тему его недавней потери отца, так и тему возможных половых контактов с его мамой). Успокоил меня, что и сам уже об этом думал, понимает, чем меня это могло смутить, но никаких негативных чувств по этому поводу не испытывает.
Во-о-о-от...

Так или иначе, вскоре он освоился в Новосибе, я жил в Бердске, моя поддержка стала ему не так остро нужна, и отношения с 2003 у нас подморозились, но остались дружескими. И когда в 2011 я ездил туда на пару недель, он первый с радостью предложил мне койкоместо у себя дома.

Чего мне сейчас не хватает сильнее всего -- это того уровня доверия и приятия, который так легко сложился в 2002. Люди насторожены, их защиты многослойны, и это всё понятно -- мы привыкли жить, обороняясь от того потока информации, который льётся на нас. От лжи и манипуляции, которые занимают центральное место в этом потоке. И пусть для кого-то 2002 это ещё время скорее голодных и неспокойных 90-х, для меня это время, когда растопить барьеры было ещё не так сложно, как сейчас. Не в последнюю очередь потому, что они были голодными (ну нет, я никогда по-настоящему не голодал), и что зарекомендовать себя хорошим человеком было совсем не сложно. Достаточно было приготовить сковородку импровизированных флотских макарошек)