Вероятно, моё подавленно-тревожное состояние связано с тем, что своей жизни я практически не живу, не ставлю целей, поэтому не достигаю успехов, поэтому не радуюсь -- нечему.

Работа организована так, что наградой за успешно выполненное геморное задание становится новое, ещё более геморное. Лет 15 назад я начинал вникать в программирование 1С ради оптимизации и автоматизации рутинных процессов, которые делали мою же (и не только мою) работу как пользователя менее рутинной, более творческой, полётной. Каждый раз, экономя время благодаря мной же изобретённым и внедрённым оптимизациям, я немножко радовался. Это роднило меня с моим трудом. Я занимался своим делом, со мной рядом были какие-то товарищи, которые занимались тем же делом. Наше дело процветало, когда конкуренты загибались и закрывались. Это был однозначный вин.

Но когда я был отлучён от принятия решений, от подбора персонала, когда некоторые товарищи оказались не товарищи по общему делу, а просто соседи по рабочему месту (и по внерабочему тоже, что было тоже немаловажно, но это совсем другая история), для которых зарплата была важнее существа дела, работа перестала радовать. В марксовых терминах, я был отчуждён от своего труда, стал классическим наёмником-пролетарием. И хотя з/п мне подняли, я уехал. Работа меня больше не держала. В терминах gutta-honey.livejournal.com , я перестал получать "дофаминовые пирожки", дающие ощущение сиюминутной удовлетворённости, а также надёжности всего жизненного строя на перспективу.

Приехав сюда, я так и не нашёл больше своего дела по работе, хотя на некоторое время находил товарищей в онлайн-игрушках, главным из которых стал Сашка. У Владимира Леви есть слова "любовь -- это один из самых сильных, если не сильнейший из природных наркотиков, который мы носим всегда с собой, но который можно принимать только вдвоем". Сам я играл так, без цели, просто плывя по течению, выполняя квесты, которые мне давали бездушные НПЦ. Сашка наоборот, без цели играть не мог, он ставил цели, достигал их, радовался этому, и его радость передавалась мне. Вероятно потому, что мы оказались на какое-то время душевно примерно синтонны, и входили в резонанс. Мне нравилось участвовать в выполнении его задач, приближать или упрощать достижение его целей, душевно соучаствовать в его чувстве удовлетворения. А его устраивало, что я ему помогаю, и не пытаюсь его дёргать ради достижения моих собственных целей. Не пытаюсь, так сказать, выдаивать сливки из нашей сложившейся онлайн-дружбы.

Мы вместе пекли наши дофаминовые пирожки, и вместе их хавали, и нам не мешали овер 9000 км расстояния между нами. Скайп или рейдколл давали достаточный эффект присутствия.

Сейчас Сашка в армии, и хотя мы держим связь, там он тоже выполняет скорее чужие задания, не имея заметных собственных амбиций, кроме того, чтобы без приключений домотать срок, освоив всё необходимое, что нужно освоить. На работе с личными пирожками всё ещё хуже. Тёмчик, с которым мы стали поначалу проводить больше времени, когда Сашка уехал, который помогал мне торговаться с китайцами, сменить на кухне смеситель (сам я не влез бы под мойку), выбрать новый комп и продать на запчасти сломанный старый, оказался хреновым дофаминовым пекарем. Он в свои 24 тоже плывёт по течению, быстро бросает начатое, остывая к нему. Плюс он недостаточно быстро соображает, чтобы меня понимать, а вместо этого он пытается меня угадывать, опираясь на собственные представления. В результате он скован тогда, когда стоит быть свободнее, и слишком навязчив, когда стоит быть скромнее. На это, правда, влияет не только непонимание, но и алкоголь, на общей любви к которому строилось наше приятельство.

Кроме того, в его жизни немало контактов, которые важнее меня (во всяком случае, я так ощущаю). Мы сидим, пьём пивасег, смотрим кино, и вдруг раздаётся телефонный звонок, и он уходит трепаться (секретничать) на балкон. Порой по нескольку десятков минут. И по многу раз за вечер. Это, разумеется, не прибавляло приятности и непринуждённости атмосфере пьянки. А вот когда мы, например, с Сашкой (и иногда другими людьми) вместе бегали в рейд, я чувствовал себя полноценным участником конференции, не менее важным, чем любой другой. Но эти времена прошли. Вероятно, безвозвратно.

Кроме того, все его рассказы про планов громадьё оказались трёпом без всяких оснований. Были это не планы, а фантазии, и за полгода ничего не сдвинулось. Так же, как и за предыдущие четыре года. Так дофаминовый пирожок не испечь, ни себе ни мне. А вот хроническим алкашом стать можно запросто. Поэтому я подвязал с инициативой наших сходняков, а сам он стесняется напрашиваться бухнуть нахаляву. А без халявы у него традиционно бабок нет.


Собсна, на фоне дефицита дофамина (а также тупо солнечного тепла и света, и физической активности в виде прогулок с работы до дома) я погружен в подавленность и беспредметную тревожность, которые мешают мне продуктивно думать, смело действовать, и вообще жить. Самое печальное, что я совершенно не представляю, к кому бы присимбионтироваться, чтобы не так тоскливо переживать зиму.