...тишина...
раз-два...Есть!...первый стук сердца после долгого перерыва в несколько минут. Мы думали, что она не выживет, но, как обычно, ошибались. Она не пришла в сознание, но она жива...Жива!...


Я сидела на покрытой инеем скамейке в старом сквере. Где-то далеко с тревожным гулом проносились машины, сигнале клаксонами, полупьяные подростки горланили песни покойного Виктора Цоя и веселый перестук женских каблуков тревожили слух. Я устала и ломило поясницу, но самое ужасное это головная боль. Словно раскаленный до бела прут вонзили в правый висок, но зато она жива. Я не знаю ни имени, ни кто эта женщина. Очередной суицид. Лишь один яркий эпизод остался в памяти - ее умиротворенное лицо, спутанные белокурые кудри на впалых щеках. Ее некогда нежные, а теперь затянутые паутиной лет, черты лица, большой, неумело нарисованный алой губной помадой рот и комки черного карандаша на подвижном веке. Полные, дряблые руки залиты уродливыми кровавыми разводами и неимоверно тяжелое тело.
Я закрыла глаза, подставляя горящее лихорадочным румянцем лицо осеннему дождю. Холодные упругие капли приводили в чувство, заставляя забыть пережитый день...вечер...