Был тайный знак: ребром ладони провести по бедру. Мы молча выходили из-за обеденного стола в кухне или из комнаты, где все смотрели телевизор, подскакивал на месте футбольный мяч, хлопала покосившаяся зеленая калитка, и мы высыпали на трассу. Трассой была поляна между нашим и тремя соседскими участками, сверху (тогда казалось — высоко в небе) стрекотали провода ЛЭП.
Я молча занимала свое место на воротах — между двумя прелыми бревнами, уложенными метрах в семи друг от друга. Брат молча чеканил мяч — разминался. Я следила глазами за черно-белым кружком, пытаясь предугадать, куда будет первый удар.
— Сегодня падай.
Мы прошли стадию, когда я просто прыгаю вправо или влево, оставаясь на ногах. Я уже достаточно классный вратарь, чтобы рвануться за мячом всем телом, оторвавшись от земли. Поэтому нужно угадать, в какую сторону падать.
Когда брат пробивает первое пенальти, солнце еще только над соседской дачей. Размах бутсы, глухой стук, секунда, свист мяча мимо правого уха. Я оборачиваюсь и провожаю его глазами, прямо до насыпи железной дороги. Вздохнув, бегу догонять.
— Блин, давай, вчера получалось уже.
Всхлип калитки, Тетьлюда выходит на трассу с зеленой бейсболкой брата — красная “Л”, мяч, белые крылья (я еще не знаю, что это паровоз). Неловко протягивает:
— Юрик, на, а то солнце печет…
Брат закатывает глаза, показывает, мол, положи на забор, и мы продолжаем.
Я принимаю защитную позицию: ноги полусогнуты в коленях, попа назад, вес с одной стопы на другую и обратно, взгляд сосредоточен. Носки гармошкой спустились на щиколотки. Ноги в шортах один большой синяк. Жидкая косичка потеряла резинку.
— Давай, Бартез, тащи!
Размах, мяч соскальзывает с влажной травы, летит идеально в девяточку, немножко потянуться — и вот прямо в руки. Ловлю его умеючи на грудь, зажимаю предплечьями, как видела по телеку. Важно не выронить, иначе будут добивать. Ну вот, даже падать не пришлось. С секунду обнимаю добычу.
— Ногой выбивай.
Бросаю перед собой, разбегаюсь, попутно целясь в сердцевину, ударяю несильно, но уверенно. Мяч скачет мимо брата, тот устремляется за ним, настигает у Антонова забора с горохом, разворачивается и оттуда начинает свой грозный пробег к моим воротам. Я уже понимаю, что он будет победным, но не сдаюсь. Когда один-на-один, выходи вперед, не жди противника у ворот. Сердце скачет в горле. Брат обходит играючи, несется мимо с воплем:
— Зинедин Зидан в штрафной, обходит вратаря, пробивает, отличный бросок, ииииии ГООООЛ!
Мяч метит в куст шиповника. Опадает пара-тройка розовых лепестков.
— Э-э, ты че, я ж Бартез!
...Пробита двадцатка пенальти и сделана дюжина выходов один-на-один, солнце фигачит нещадно, раскаляя провода над нами.
— Три последних, — предлагает брат, серьезно киваю. — Потом вечером потренируемся перед матчем.
“Матч” — это мы вдвоем против Дядьлеши, он футболист. Он еще не знает, что я умею падать, это у нас с братом сюрприз. Туз в рукаве.
Самый последний я отбиваю на лету, вытягиваются мышцы. Поймать не успею, руки в кулаки, чтобы не выбить пальцы, в аут его. Да!
— О, хорош!
Улыбаемся оба, первый раз за игру. Все, пошли обедать, уже два раза звали.
Завтра я отобью мяч носом, Дядьлеша будет в ужасе, это будет наш триумф. Брат до универа будет всем рассказывать, как я отбила носом. Будем вспоминать, сидя у утильки и куря вместе кент-восьмерку, и ржать. Может, он и сейчас это рассказывает всем, хотя сто лет не виделись?