Мне надобно перемолоть себя на мельнице,
да так, чтоб хорошенько защемило сердце
и воздуха не поступало в легкие хотя бы несколько секунд.
Тогда мое сердцебиение, мой пульс так учащенно слышится в ушах
и звон колоколов фонтриеровских мне напоминает,
что я пока еще живу, но, может быть, когда-нибудь меня не станет.
Непостижимо льется светом облачная даль.
Чертовски больно, что тебя здесь нет, и нет
нигде уже и, несомненно, бессмысленно пытаться просыпаться.
В моем нутре застыл на неопределенное количество минут
весь столп отчаяния людского,
застыл, заснул, и я вот так живу и процветаю,
и свет на скорости сто двадцать в час меня лишь редко догоняет,
и зыбкость этого существования лишь брезжит в темноте.
Когда же я проснусь и из меня прольется свет,
и вся мирская мудрость осветит яростным прожектором нелепую планету?
Все жду и жду ответа от собственной души.