Встретилась со своей подругой. Мы долго над чем-то смеялись. Вернее как, мы просто ржали! Сейчас уже даже не скажешь, из-за чего, из-за какой-то глупости. А потом... она спросила, что там у меня да как.
-Не хочу говорить, - ответила я. -А то расплачусь.
-Не расплачешься, говори, - подбодрила меня Мэри.
И я все рассказала. А она не совсем поняла.
-Ну зачем тебе такой мужчина нужен? Даже не может определиться, что ему надо!
-Ему ведь больно.
-Да, я его в этом понимаю. И что дальше? Что ты будешь делать?
-Даже если на нашей встерче он скажет мне, что все, конец, то это будет еще далеко не конец. Месяц, два, и он снова проснется, снова станет мне писать.
-Я думаю, через месяц он ее не забудет. Как ты говоришь, это была такая великая любовь.
-Ну а через сколько? Полгода?
-Ну да. Скажи ему, чтобы он, когда забудет ее, то пусть, если захочет, напишет, а нет - значит нет.
-Ага. Да через полгода у меня уже может быть муж и дети!
-Ну тем лучше, - улыбнулась Мэри.
-Нет. Ведь я побегу к Сэтту.
-Значит, пусть вообще ничего не пишет, никогда.
-Не получится, - вздохнула я.
-Почему?
-Да потому что это все будет еще очень долго продолжаться.
-Тебе это надо?
-Он нужен мне.
Мэри пожала плечами.
-Знаешь, я вчера ночью, когда легла спать, подумала и поняла, что не засну все равно, - нарушила я тишину. -И включила плеер. Решила перемешать песни и посмотреть, какая первая будет проигрываться, то это и будет моим ответом насчет Сэтта. Я, когда услышала ее, начала смеяться!
-Что за песня? - заинтересовалась моя подруга.
-Называется "Секрет", единственная песня без слов из 250, что есть в моем плеере, - улыбнулась я. -Выходит, даже небеса не знают, что будет дальше!

А потом Мэри достала какой-то женский журнал, и мы начали его читать, с переменным смехом. Под конец наших посиделок она открыла какой-то присланный в редакцию рассказ и заставила меня его читать. Я дочитала до середины. Потом у меня потекли слезы, и я отдала журнал в руки Мэри. О любви и воспоминаниях. О счастье. О боли. А слезы были настоящие. Пусть их было две, две маленькие слезинки, потому что потом я себя взяла в руки, но они были настоящие. И от этого самые колющие.