Реверс.
Застывший голос.
Голос, похищенный ветром.

У меня есть, что сказать, не затыкайте мне рот. Каждый раз, когда я пытаюсь собраться с мыслями и высказать все то, что я хотел бы сказать, мой язык… как бы лучше выразиться. У меня просто нет языка. Нет органа речи. Нет рта, нет гортани, нет легких. Теперь я даже сомневаюсь, было ли все это на самом деле. Иногда, я обращаюсь к себе с вопросом о том, реален ли я? Я мыслю, следовательно, существую. Но мне чрезвычайно сложно расширять кругозор своих мыслей. Создается впечатление, что на самом деле я лишь часть чего-то большего. Механизм. Орган. Поэтому, я верю в то, что это было. У меня раньше был хозяин. Раньше был тот, частью которого был я. Я был его голосом. Мне нравится думать, что я был красивым голосом. Красивым мужским голосом. Достаточно глубоким и необъятным.
Я хочу рассказать свою историю. Хочу поделиться этим с кем-то. Мне хочется, чтобы меня хоть кто-нибудь понял. Услышал. Ведь я же голос, я не могу без того, чтобы меня слышали. Я погибну, если меня не будут слышать, если я не буду говорить. Быть может, есть другие, такие как я…

Начну с того, что когда-то очень давно, я был голосом человека по имени Алекс. Я давно утратил чувство времени, поэтому не могу сказать, насколько давно это было. В одиночестве время всегда течет иначе, а я одинок. Единственные мои слушатели – скалы. Они молчаливы, они меня понимают, но никогда не отвечают мне. Наверное, не могут. В жизни всегда есть разделение на тех, кто может, и тех, кто не может. И если тебе хочется чего-то, что может другой, то придется найти с ним «общий язык». Но я ушел в сторону от своего рассказа.
Алекс был сильно влюблен в одну весьма миловидную особу. Она была юна и привлекательна, у нее было странное чувство такта, но моему хозяину это только нравилось. Я помню, как он подбирал прекрасные слова, которые понравились бы этой девушке. Помню ее мелодичный смех. Смущение моего несчастного Александра. У них были сложные отношения. Я даже помню, как говорил ему множество раз: «Расслабься, не бейся головой об лед. Ты же мужчина, она – женщина. Женщин много, их много больше мужчин. Найдется твоя единственная…». А он просто не мог смотреть на других. Его мысли были поглощены только ею. Ему снились сны, в которых он был с ней.
Когда он рассказывал ей свои сны, она лишь смеялась. Или не смеялась. Кажется, он ей нравился. Алекс часто говорил сам себе, что он ей нравится, просто ей нравится кроме него еще многие другие вещи. А она говорила, что любит все вокруг, что любит бога, что еще не определила для себя, что есть любовь. А я слушал ее голос и все больше проникался им. Его звонкие ноты, его подъемы и переливы. Мне тогда казалось, что я тоже влюбляюсь, как и мой хозяин. Но влюбляюсь именно в ее голос. Это еще одна причина, по которой я хочу рассказать свою историю. Мне кажется, что именно это держит меня здесь. Но, мне нравится то место, где я нахожусь. Здесь есть горы, которые так любил мой Александр, есть сосны и ели. А внизу видно море. Особенно здесь красиво на закате. Когда полоса горизонта делит синюю гладь, в которую раньше сливалось небо с морем, на два совершенно разных мира. Мир заката и мир глубокой синевы моря. Это место спокойное. Единственное место, где мой бывший хозяин мог уединиться, подумать. «Единственное место, где я абсолютно свободен», - как он любил говорить.
Еще моему хозяину нравилось море, Она говорила ему, что его взгляд меняется, когда он смотрит на море. Я даже помню эти слова: «Ты будто уносишься куда-то далеко, будто находишься в другом месте». А он отвечал ей с улыбкой: «Наверное, борозжу бескрайние морские просторы на своей маленькой яхте». Теперь, когда я достаточно долго прожил здесь, когда каждое утро встречал рассвет с этими горами и любовался солнцем, опускающимся будто бы в водную гладь, но не затухающее от этого, я начал понимать за что он любил эти места.
Наверное, именно поэтому, после каждой их ссоры он возвращался сюда. Долго шел по отливу, или пробирался через лесные дебри. Забирался на самую высокую скалу и долго сидел там. Он не хотел говорить в такие моменты, хотел кричать, плакать. Ветра с отеческой лаской успокаивали его и помогали возродить его веру. Он возвращался. Находил дорогу к ее дому. Находил новую тропинку к ее сердцу.
Я помню, как говорил слова любви, помню, как повторял их, когда он стоял на ветру. Помню, как он признавался ей в своих чувствах. Я больше не могу осуждать его за то, что он сделал. Но не могу найти объяснения тому, что сделал я.
Однажды, Алекс узнал, что «любовь умерла». Есть одна песня у «Биттлз» - про то, что в мире без любви жить не хочется. Я никогда не смогу понять его. Я всего лишь голос. Человеческие чувства мне не ведомы… были не ведомы. По крайней мере, я не знаю, что вынудило меня поступить именно так. Постоянно повторяю, что я поступил как-то, а о том как - умалчиваю. Настал момент для завершения моей истории.
Когда Алекс узнал, что его любовь умерла – он поехал на это место. Долго сидел. Слушал ветер. Он разговаривал с ним. Они понимали друг друга. Смотрел на море. Оно тоже говорило с ним. Они говорили о том, как им хорошо быть свободными. Говорили о том, что и Он может стать свободным. Стать свободным. Почему-то люди так часто желают свободы, но даже не представляют что такое свобода. Развязывают войны за непонятные им же самим вещи. Люди так глупы.
Думаю, не следует говорить то, что и так понятно. Он прыгнул. Он захотел освободиться от сердца, которое не давало ему жить. От мыслей, которые тянули его вниз. Он хотел воспарить как птица, как Ангел. Я помню, как он говорил мне: «Чайки – это Ангелы с опаленными крыльями». Он захотел стать Чайкой.
А я нет. Мне вдруг стало страшно. Я закричал. Я услышал, что кричу как чайка, но я не хотел становиться чайкой, не хотел кричать, не хотел. Я не мог себе этого позволить. Я подумал тогда: «Почему это случилось именно со мной? Почему сейчас?». Подумал, вскрикнул еще раз, вырвался и покинул своего хозяина. Спрятался тут. Горы укрыли меня. А бедный наш Александр полетел вниз. Простите за цинизм.
Не знаю, может быть, он разбился об острые скалы или утонул. Не исключаю, что его могли спасти. Или он мог изменить своему решению. Может, было еще не поздно. А может, он обернулся чайкой и полетел в другим землям. Но я его больше не видел. Никогда не видел.
Когда я понял, что больше никогда его не увижу, мне стало так больно, так тоскливо, что я начал неустанно кричать. Стал подпевать ветру. Стал носиться от одной скалы к другой, искал все возможные щели, в которые мог бы забиться, спрятаться от всего этого. Тогда, в одной из пещер я услышал невероятный мелодичный звук, сравнимый лишь с Её голосом. Он был прекрасен. Именно из-за него я остался.
Я стал ветром, теперь я пою путникам, которые приходят посмотреть на безмятежное море. Пою влюбленным, которые приходят полюбоваться закатом, а потом встретить вместе рассвет. Во время штормов я затеваю свою самую грустную песню о том, кто погиб в этом море, но она с хорошим концом. Я верю в том, что душа его стала Чайкой. Иногда я пробую спрашивать чаек, что гнездятся на ближайших утесах, не видели ли они моего хозяина. Но они лишь качают головой. Я рассказываю им свою историю, но они лишь галдят о свободе и о том, как прекрасно чувствовать ветер в своих перьях. Мне приятно, что им нравится ветер. Ведь я стал Ветром. Некоторым путникам, которые забредают на этот утес, нравится мое пение. Я рассказываю им свою историю, но они не понимают меня. Зато я понимаю их. Иногда, они размышляют вслух. Говорят со мной, не ожидая ответа. Но я все равно отвечаю.
Не многие молодые люди с печатью смерти приходят на мой утес, но когда они приходят поговорить с морем и скалами, я не даю им. Начинаю свистеть, заставляю их плотнее запахнуть плащи. Прошу уйти.
Я тоже получил свою свободу. Но иногда, мне хочется повернуть время вспять, хочется сказать Ей другие слова, хочется понестись вместе с хозяином на встречу так любимому им морю. Остаться с ним, остаться Голосом…