Я почувствовал как к горлу подступил комок и в глазах закололо, не в силах сопротивляться я разразился ревом отчаяния и страха. Ноги ослабели и подкосились. Горячий песок жег коленки, яркое солнце палило голову, одежда уже казалась горячей.
- Черт, как же печет! – попытался протереть глаза от слез что бы не попасть в них прилипшим к ладоням песком, сквозь дымку слез пейзаж размывался как мираж и норовил вот-вот испариться, - Да что такое?! – протер глаза еще раз, - Ах, ну да, беда не приходит одна!
Теперь уже обзору мешала не соленая вода в глазах, а марево поднимающееся от земли, травы, пальм и моря, с каждой секундой становилось все жарче, запахло жженным сеном и гнилой рыбой. Я что есть сил рванул в город, сначала заплетаясь ногами и руками в песке, потом спотыкаясь и хромая между пальмами, что бы хоть иллюзорно чувствовать себя в тени. Добежав до первого дома, и не тратя время на проверку двери на ее запертость, я зарядил в окно припаркованным поблизости велосипедом, большие витринные окна лопнули и зазвенели по мостовой как серебряные монетки. Из здания повеяло относительной прохладой. Вбежав по стеклам, как заправский йог, рухнул на ближайший стул и в панике начал вытаскивать застрявшие осколки из горячих ступней.
Из окна витрины шел жар как из хорошо протопленной печки, но из помещения ему противостояла какая-то арктическая прохлада, не позволяющая захватить меня обратно в тот пылающий ад. И вот уже на улице вся зелень пожелтела и где то местами стал струиться дымок, потом стали поблескивать красные и желтые огоньки пламени, потом нагрянувший ветер раздул их до огромных пылающих костров, пальмы горели как большие спички воткнутые в землю, порывы ветра закручивали пепел и пыль в вихри и гоняли вдоль сквера. Небо затянуло облаками дыма, и закрыло солнце, и жаркий день превратился в кровавый жаркий вечер, воздух светился огнями и шевелился в мареве и пыли, багровые языки пламени от тающего асфальта пытались дотянуться до окон, но отступали, фонарный столб упал со стоном поверженного гиганта и скрылся в пыли.
Зрелище завораживало, я отвлекся от пылающих от боли ступней и уставился в оконный проём с торчащими из кусков рамы осколков стекла. Как это бывает, придя в себя я быстро подобрал челюсть которая отвисла от увиденного, и попытался идентифицировать помещение в котором я нахожусь.

Я сидел на стуле в кафе с интерьером выполненном в стиле американского ретро фаст-фуда, сверху гудели лампы дневного освещения, в зале не было ни души, но помещение тем не менее выглядело ухоженным и чистым. Сидел я на барном стуле у стола-прилавка, в гранитной столешнице отражалось мое недавно «обретенное» лицо. Гранит идеально черный, кое-где особо сильно поблескивали включения кварца и слюды, казалось мое лицо отражается в звездном небе, таком черном, какое оно может быть летом на юге, когда рано темнеет и небо такое звездное и глубокое. В такие моменты нельзя не подумать, что «где-то там, кто-то, на другой планете так же сейчас смотрит в небо, и, быть может, мы смотрим друг на друга, и не догадываемся об этом…»
Мой взгляд скользил по этой красоте пока, вдруг, ближе к другому концу стойки не наткнулся на какую-то мутность на поверхности.
Я встал, и наступая на внешние стороны стоп, чтобы лишний раз не тревожить раны, похромал к тому месту. Моему сердцу предстояло замереть от страха и удивления, а потом, от этого же, начать бешено колотиться. В свете ламп на стойке без труда был
заметен отпечаток ладони, в обычной ситуации этому бы никто не придал значения, все мы трогаем вещи, на глянцевых поверхностях легко отпечатывается след от прикосновения, но дело было в том, что я сидел с другого конца, этой стойки, находящейся в этом пустующем кафе, которое находится, в свою очередь, в этом пустующем городе, который в свою же очередь находится… а черт его знает где он находится. Данная улика свидетельствовала о том, что до меня тут кто-то побывал, или быть может, этот кто-то был здесь и в мое присутствие, например, когда я мучался с ногами или когда таращился в окно. После долгого изучения отпечатка, я присел на стул за стойкой около него. положил руку на стол, на нее голову и приступил к дактилоскопическому анализу в горизонтальном положении. Гул и мерцание ламп так утомляли, что спустя три минуты я уснул.
Мне снилось это кафе, полное людей, из музыкального автомата пел Элвис Пресли, вроде бы Blue Suede Shoes, вокруг носились официантки, за столами сидели самые разные люди: и офисные клерки, и парни из какой то команды по американскому футболу, пара копов, несколько семей с орущей и улюлюкающей детворой. По подаче заказа с кухни, звучал звонок, похожий на велосипедный. За окном сверкало утреннее свежее солнце, ездили машины взад-вперед и, кто-куда, торопились люди. Я присел неподалеку от бармена, заказал порцию вишневого мороженного. Пока дожидался заказа заметил как вставшая из-за стойки девушка, торопливо собралась и побежала мимо меня к выходу, на столе где она сидела, она оставила что-маленькое и блестящее. Незнакомка скрылась за дверью, я подбежал к ее месту за стойкой (желая вернуть хозяйке потерю, а никак не присвоить вещицу себе), на столе лежало прямоугольное небольшое зеркальце, невольно взглянув в него я понял что сплю и что зеркальце лежит на том месте где я нашел отпечаток ладони. Тут зеркальце вдруг лопнуло, и я мгновенно проснулся.
Нет, не проснулся… вернулся в кошмар. Лежа на стойке, и прилично напускав на нее во сне слюней, я снова смотрел на отпечаток. За окнами не было ничего, то есть совсем, будто стой стороны кто-то задрапировал все черной тканью. Куски и осколки окна, все так же лежали на полу, да, и велосипед тоже. Не знаю зачем, но я приложил свою ладонь к следу на столе, и нет, он не был чудесным образом похож по форме на мой. И размером и формой он отличался, можно было лишь сказать, что он принадлежал, так же, мужчине, но по отпечатку нельзя было судить ни о комплекции, ни о внешности его хозяина впринципе. Я расставил пальцы точно так же как на отпечатке, прижал руку к столу, посмотрел на нее со всех сторон и начал проваливаться в столешницу. Гранит стал похож на некоторое подобие дегтя, рука в него входила все глубже и быстрее, я попытался хвататься свободной левой рукой за все что могло меня удержать. Кожаные табуреты, под давлением руки, как мармеладные, разваливались и просачивались сквозь пальцы, подставка для ног на стойке, как жвачка растягивалась и лопалась, и тут в панике я увяз и второй рукой, стол подступал уже к плечам и за мной стоял выбор: смириться или придумать что-то экстраординарное. Я придумал, и идея заключалась в том чтобы нырнуть вслед за увязшими руками.