Настроение сейчас - собачье

Коридор

Часть 1
Гостиница с острым названием «Цель» стала конечным пунктом моего командировочного путешествия по этому городу: здесь я собирался заночевать, а наутро – отправиться на вокзал, чтобы сесть на поезд №028 и уже через 10 часов оказаться дома. «Цель» мне понравилась не сразу: консьержка, невысокая пожилая женщина со сварливым лицом и бирюзовыми глазами, не поздоровалась со мной, а лишь выдала считалкой «вот и ты простите вы обозналась извините»; двери скрипели; ступени лестницы, ведущей на второй этаж, где располагался мой номер 1, также безжалостно ныли от каждого шага; на свете экономили, и немудрено: напряжение скакало, лампы мигали синхронно и неритмично. Зато коридор второго этажа показался мне очень уютным. Небольшая рекреация с двумя креслами, шахматным столиком (даже жаль, поиграть не с кем!), настоящим камином, правда, закрытым и нерастопленным, хотя в такую погоду стоило бы…
Номер 1 оказался приятнейшей комнатой с тканевыми обоями, в которой располагалась двухместная кровать с резными ножками и темно-синим атласным балдахином, кресло с высокой спинкой помещалось возле письменного стола, и главное – в номере не было окон! А ведь я, мягко говоря, недолюбливаю окна, дневной свет, уличную суету, шум… если бы я был писателем, то непременно остался здесь надолго. Но, к сожалению, здесь мне предстояло лишь переночевать и, выспавшись, умыться и уехать навсегда… кстати, об умывальнике! Было бы неплохо найти ванную комнату, ведь консьержка пробормотала лишь «на этаже вы сразу всё найдете без проблем». И действительно, как только я вышел из своей комнаты, то увидел по диагонали дверь с трогательной табличкой «Уборная» и нарисованным писающим мальчиком. В уборной тоже не было того настырного лоска, которым щеголяют современные гостиницы, но и никакой 40-летней голубой плитки, колотых раковин и ржавых унитазов. Всё было исключительно эстетично и выполнено, вопреки самой идее гостиниц и постоялых дворов, «для себя». Или даже для меня, потому что спокойствие и умиротворение растеклись по всему телу, когда я опустился в теплую медную ванну.
Я принял душ, оделся и вышел в коридор. Распаренный и счастливый, я решил попросить у консьержки горячего чая с молоком и, возможно, даже сыграть с ней шахматную партию в рекреации. Каково же было моё удивление, когда, пройдя в сторону лестницы, я увидел на ее месте… рекреацию! Я был абсолютно уверен, что лестница должна была быть здесь… но факт оставался фактом
Я не просто растерялся – я был в глубочайшем изумлении, потому что увидел, как коридор, который раньше с одной стороны заворачивал где-то после десяти номеров, теперь уходил по прямой так далеко, что поворот в конце, если он там вообще существовал, невозможно было разглядеть. Лишь бесконечные тусклые светильники между номерами… По левую руку от моего номера раньше располагалась опрятная чердачная лестница, теперь же на ее месте была небрежная кирпичная стена, которая крайне неуместно смотрелась в этом ухоженном коридоре.
Я стоял и смотрел на эту стену, не решаясь обернуться, чтоб еще раз пролететь взглядом по бесконечному паласу и понять, что это не помутившийся рассудок распаренного мужчины. Но я обернулся. Всё так. Всё правда. Что же делать? Мысли мои метались, но, наконец, я пришел к правильному плану действий: я решил проверить ближайшие несколько номеров на предмет окон или выхода. Первые десять комнат имели с моей схожие наборы мебели с легкими вариациями: одноместная кушетка, телефонный диванчик, большая люстра, но нигде не было ни окон, ни дверей.
Снова и снова я выходил в коридор, закрывал и открывал глаза, надеясь вернуть лестницу на место. Я проверил, нет ли в моем номере другой двери, которую я мог бы спутать с той, в которую вышел. Нет. Безрезультатно. Я продолжил исследование комнат. В номерах с 10-ого по 35-ый были свои умывальники. Вот и все отличия.
Когда я вышел из 35-ого номера, то подумал, что неплохо было бы покурить. И что же? Следующая дверь нарисовалась надписью «Курительная». Внутри царил волшебный запах качественного табака. Меня поразило устройство комнаты: по всем стенам были развешаны маленькие ящички с различными видами сигарет, сигар, сигарилл – названия красовались под ручками, выжженные по дереву. Баночки трубочного и нюхательного табака стопочками были расставлены по полкам. Обилие различных ароматов поражало! Мята, яблоко, клубника, сливки, шоколад, миндаль, амбер, корица… сотни, сотни и сотни различных видов! В одном углу стоял высокий кальян и мешочек с табаком для него. В другом – небольшой круглый столик с набором для сигар, трубок и самокруток. Также на нем стоял маленький котелок с жаркими угольками, а над ним висела застекленная полка с курительными трубками и соломинками для вдыхания нюхательного табака.
Я снял себе с полки небольшую трубку и золотистую баночку с малиновым табаком. Раскурив ее, я подумал, что все не так трагично, как казалось раньше. И если время от времени заходить в курительную, то можно не так уж и волноваться из-за отсутствия лестницы… ароматный дым уговорил меня улыбнуться и расслабиться.
Выйдя из курительной, я решил запомнить ее местонахождение, чтобы вернуться сюда после осмотра еще нескольких комнат. Ведь мне так захотелось перепробовать все виды табака! Курительная шла сразу за 35-ым номером, я поставил в памяти галочку и двинулся дальше.
До №41 не было ничего интересного, зато сам 41-ый отличался невероятно трогательным розовым оформлением: всё, от обоев до ручек на телефонном столике, было поросячьего розового цвета. Я проверил, из искреннего любопытства человека, которому некуда спешить, содержимое письменного стола. Как и полагается номеру гостиницы дореволюционного уклада (а в том, что именно старых традиций придерживался ее хозяин, я был абсолютно уверен), в ящиках письменного стола обнаружились почтовые листы с эмблемой «Цели» - восьмиугольником с восьмиконечной звездой внутри. Листы были кораллового цвета с очаровательными завитушками по углам. Чернила в ручках, как ни странно, были лиловые, и я, усмехаясь про себя нелепости ситуации, нацарапал короткую записку своему начальнику, указав причины моего отсутствия в этот наступающий, совершенно будничный для всех понедельник. Позже, после неспешного, устало-поверхностного проглядывания еще полусотни номеров и пятикратного посещения курительной, я вернулся в розовую комнату и забрал свое послание, потому что в номере 100 я нашел стопку конвертов с красно-синей каёмкой и наклеенными марками. Я подписал адрес, адресата и в комнате №132 нашел почтовый ящик прямо во внешней стене. Опустив конвертик в синюю щель, я подумал, с той же игривостью, с какой опускал конверт в ящик, что было бы неплохо что-нибудь сейчас укусить и проглотить… и желательно, чтоб это что-нибудь было к тому же и съедобным.
И я почти не удивился, что в номере 134 был накрыт к ужину стол. Только почему-то сервировка недвусмысленно говорило о том, что ужинать собирались двое… Возле больших тарелок с корабликами из салфеток подрагивали красным две длинные свечи, передергивая обои багряными тенями бокалов, уже наполненных вином. Я пригубил вино и посмотрел на бутылку, стоящую по правую руку от моего стула: «Corazon de mi amor» - Сердце моей любви… Я подумал, что компания мне бы и вправду сейчас не помешала. Компания соблазнительно застенчивой девушки. Или женщины, с добрыми, внимательными глазами. Она посмеялась бы над этой забавной историей обо мне, застрявшем в бесконечном коридоре гостиницы среднего класса…
С такими надеждами я и вышел после ужина обратно в коридор. Я был почти уверен в том, что в следующей же комнате найду большую кровать с полураздетой чаровницей… да, вино и нерациональность происходящего смешались в моем организме, давая волю фантазии и инстинктам.
Я распахнул дверь, ведущую в номер 135, и радостно шагнул в затемненную комнату, где располагалась широкая кровать под многослойным тюлевым пологом. Я медленно приблизился и приподнял один из его краев. Вздох разочарования: кровать оказалась пуста… я был обижен, огорчен, как маленький мальчик, не нашедший первого января подарков под новогодней елкой. Как же так? Дорогой коридор, это нечестно! Прошу объяснить мне своё безобразное поведение!
Я рванул на себя дверь, чтобы выйти из 135-ого, и чуть не споткнулся о ящик, который стоял прямо перед дверью. Присев на корточки, я потрепал розовые ленты, перетягивающие его со всех сторон, затем поднял выклянчанный подарок и занес его в 135-ый. На поверку оказалось, что в ящике находятся аккуратно упакованные – каждая в своем чехольчике – четыре бутылки коллекционного брюта Абрау-Дюрсо. «Ладно, прощаю», - мысленно произнес я и откупорил первую…

Часть 2

Время шло. Запасы табака в курительной не иссякали. Числа на дверях исследованных комнат перевалили за три сотни. Становилось все интереснее проверять возможности коридора, но все дольше длился путь от курительной до новой двери, и все меньше оставалось от желания добежать, не заглядывая никуда по пути, до конца коридора. Если он там, конечно, был.
А еще я снова зашел (это было где-то после 250-ой комнаты) в номер с розовыми занавесками и написал теми же фиолетовыми чернилами заявление об увольнении. Потом, глупо хихикая от ощущения беззаботности и независимости от каких-либо законов логики, я бросил письмо в почтовый ящик… Я плохо представлял, сколько времени уже здесь нахожусь: коридор напрочь отказывался предоставлять мне какие бы то ни было часы, а носить наручные я привычки не имел. Но прошение об увольнении все-таки послал, потому что был уверен, что в ближайшие несколько веков мне не удастся выбраться отсюда.
Странное, трогательное ощущение безысходности… оно совсем не давило на меня. Напротив, я уже полностью уверовал в то, что коридор это мой новый мир, где я если не хозяин, то уж точно его лучший друг.
С коридором было приятно общаться. В качестве развернутых ответов на интересующие меня вопросы он подкидывал мне любопытные книги. Я находил их в следующем номере в неожиданно романтичных местах: на подоконнике, под подушкой, на пыльном верху шкафа, на пюпитре большого черного рояля… Оставалось неясным только одно: что дальше? – но на этот вопрос коридор не мог мне ничего предложить, кроме новой комнаты с новым утешительным сюрпризом-компенсацией за причиненный моральный ущерб.
Однажды, в номере 443 я нашел даже гигантское джакузи. Оно было таким большим, что и другая дверь на этой стороне коридора тоже вела к нему. Из-за этого, кстати, сбилась четность нумерации, и я даже ненадолго потерял ориентацию в топографии коридора. В номере 445 я валялся распаренный и довольный на горе подушек в углу. В номере 446 я пригублял коньяк с болтающейся в бокале долькой мандарина. Раньше я таких изысков себе просто не мог позволить… да я даже представить их себе не мог! С моим совершенно обывательским отношением к алкоголю и способам его оформления и употребления.
Коридор был явно существом (существом?) утонченным, с хорошим вкусом.
В номере 447, куда я отправился с целью почитать и отдохнуть (о чем конечно уже знал коридор), я книжек не нашел. Да и кровать, которая там находилась, предназначалась не мне. Это была… как же их называют? Люлька, манежик, колыбель… пустая, теплая и раскачивающаяся колыбель. Но полу из угла на меня строго взирали своими пластмассовыми глазами десятки плюшевых игрушек: зайчики, мишки, собачки… Пол был застелен пушистым белым ковром. Я был приятно нетрезв, поэтому подошел к толпе игрушек, взял одного из мишек, положил его в люльку, качнул пару раз и, рыдая, упал на ковер, чтобы потом, после долгих терзаний всех своих внутренностей души, уснуть от взгляда на теплые светящиеся кусочки звезд на потолке…
Коридор решил растрогать меня. Или научить чему-то. Или просто устыдить. Он делал это очень жестко. Слишком жестоко. Неужели я это заслужил?! Мишка – первый опыт нянченья с ребенком. Как глупо и стыдно.
А дальше все пошло наперекосяк: меня больше не интересовали и даже пугали новые сюрпризы коридора – слишком уж жесток был последний из них – и я пошел в обратном направлении. Я отсиживался подолгу в комнатах с барами, я таскал вещи из одних номеров в другие, пытался оскорбить созданным мною хаосом прилежный, подчеркнуто утонченный в своем порядке коридор. И, наконец, валялся посреди паласа в самом коридоре где-то между №300 и 301, а впрочем, я уже не мог разбирать и запоминать эти цифры. Я просто лежал и орал этому светильнику на стене, что он моральный урод и садист. А на деле я и сам не знал, кому ору это. Я был просто зверем на цепи, чей ошейник жмет и натирает, не давая выть в полную силу, не давая спать, есть и пить…

Часть 3

Так продолжалось очень долго. Я уставал от своих истерик, спал после них как убитый, наверное, по несколько суток, но не высыпался. Каждое мое пробуждение сопровождалось сильной болью в районе грудной клетки, будто в ней торчал нож, который с каждой моей мыслью о моей жизни всё шире разрезал мягкие ткани далекого счастья.
Но однажды коридор выкинул совершенно невообразимую штуку. В тот раз я все-таки решил заглянуть в номер 448, следующий за комнатой с колыбелью. Меня там недружелюбно встретила тесная черная пустая комната, наполненная только приглушенным шуршащим звуком. Вторым шагом переступив порог, я увидел, что в комнате все-таки что-то было… и то, что там было, повергло меня в ужас: в углу стоял белый умывальник, в который из открытого крана бежала горячая вода, его освещала лампа дневного света, а под лампой было зеркало и туалетная полочка. На полочке лежала опасная бритва, а на зеркале красной помадой было написано: «Хочешь?»
Я долго стоял напротив этой композиции, не в состоянии отвести глаза от своего отражения через красные линии: оно было жутко бледным, мрачным и вытянутым. Потом я перевел взгляд на бритву. Медленно подошел и взял ее в правую руку, а левую подставил под бегущий кипяток. Но потом снова посмотрел на зеркало, и внезапная разгадка поразила меня раньше, чем бритва – нагретую вену.
Я поднял бритву, слегка подправил бакенбарды и бородку, а потом легонько проколол указательный палец на правой руке. Кровью вывел на зеркале под вопросом ответ: «Хочу. Тебя».
Это не могло быть промахом. Я уже знал, что это победа. И я смело вышел в коридор, тут же распахнул противоположную дверь под номером 449. Я думал, что всё сейчас поплывет перед глазами, перевернется и расколется. Но нет… я всего лишь попал в уютную гостиную с двумя кожаными диванчиками зеленого цвета. Я сел на один из них напротив очаровательной, но уже не юной женщины с добрыми бирюзовыми глазами и легкими короткими волосами цвета винограда изабелла. Женщина сидела, поджав под себя ноги в черных чулках и лиловых туфлях. В руках у нее был бокал красного вина, и такой же точно стоял передо мной на маленьком столике, укрытом белыми салфетками. Я показательно вытер об одну из них порезанный палец и поднял бокал.
Женщина улыбнулась и произнесла низким полушепотом:
- За правильное решение.
Мы выпили. Я был влюблен. Я молчал. Я смотрел в ее бирюзовые глаза и улыбался.
Наконец она прервала тишину короткой речью, на которой и закончилось моё бесконечное пребывание в гостинице с острым названием «Цель», и начались поцелуи, и начались объятия, и началась жизнь. Она сказала:
- Здесь не бесконечное количество дверей. Их очень много. Сколько угодно много. Угодно человеку. Но ни один человек не сможет представить себе бесконечность в полной мере. В одной комнате обязательно есть выход. Настоящий, а не как в 448-ом номере. И только вместе мы сможем его найти. И только ты сможешь вывести меня из себя. Не смейся. Прошу, выведи меня из себя…

© Черкасова Алёна, Москва, осень-зима 2007

[700x525]