Андрей Петрович вздохнул полной грудью, на миг задержал дыхание и заорал: вперед, ррррать!!! Бегом мммарш!!! Петров, пошешшл!!! Обгггоняй!!!! Я вас научу, чертовы дети, дисциплине, вы у меня узнаете, где есть порядок, вы поймете, в какой стране родились, я вас научу родину любить! Ссссуки!!! – таков был обычный диалог одностороннего вида между прапорщиком Петровичем и теми солдатами, что сейчас узнавали, где есть самый настоящий порядок и учились любви к родине. Сам Андрей Петрович работу свою любил, человеком был семейным, но через это испытывал часто чувство сокрушения. Семья его была порядочно богата на плоды совместной жизни. Четверо детей росли молодцами, все были мальчики и все, как на подбор, глупы и озорливы. Но их возраст не позволял отцу прививать им свои интересы. А отец имел их хоть и немного, но интересовался сильно. Главное его внерабочее занятие была рыбалка. Там он часто проводил большую часть времени, часто же сокрушался, что его жена, Груша, рыбалку его не любит, и даже ненавидит, через что Андрей Петрович заглушал свое огорчение вином и водкой.
















Кокетка взобралась на стул и взвизгнула. По полу, раздвигая лапами разбросанные по всюду фантики, полз мышонок. Он был еще до того маленький, что фантики представляли для него тяжелую преграду, преодолевал он которую с большим трудом. Откуда взялся мышонок в комнате, было неясно. Но еще вчера вечером кошка Дуся, ловившая воробьев и галок, перестала их ловить и долго лазила по дому, все что-то высматривая и карауля.






Собеседник мой утомился порядочно. Его густые брови стали еще гуще и соединились. На широком статном лице появились морщины, что сделало его лицо еще красней прежнего. Он весь как то посерьезнел и ушел в себя. «Чертов сын», подумал я. «И от чего ты такой скучный?». «Миша! А Миша! Не спи! Давай поговорим!» Миша посмотрел на меня еще более долгим томным взглядом и отвернулся. «Тьфу! Проклятый чурбан. Ну и сиди себе сам в себе, если такой унылый.» Мне вдруг неумолимо захотелось уйти от него. Мне показалось, что этот, что сейчас сидит рядом и хмурится, есть истинная причина моих несчастий за последнее время. Я знаю, что его, часто с тяжелым характером, неразговорчивого, не любят женщины. Вернее сказать, он не такой привлекательный. С ним, в его жизни, приключилось только два романа, две любви, обе которые закончились уходом от него его женщин. Он как-то рассказывал про них, про их недолгую совместную жизнь, про их короткое счастье. Теперь же с ним не было никого, уже вот второй год, и как это он считал, я не знаю, но знаю, что по этому поводу он сильно не беспокоился и особо никого не искал. Нельзя сказать, что Миша был чересчур нехорош собой. Нет, это был молодой человек, 27 лет, высокого роста, немного полон, но полнота в его возрасте не так видна, и даже придает ему некоторую важность. Щеки его чуть припухлы, всегда красны, нос мал, вжат в толщу лица, словно боксерский. Я познакомился с ним на одной веселой пирушке, дававшейся на квартире моего университетского приятеля. У приятеля был день рожденье, все в тот вечер уже хорошо выпили и сидели на кухне, ведя оживленный разговор на какую то тему. Разговор был, кажется, о вреде сигар. Не знаю с чего начался этот разговор и был ли он интересен, т.к. сигары никто из нас никогда и не курил, но все почему то находили что сказать по этому поводу, и Миша, сидя у двери и куря, громко откашлялся и произнес следующую речь: «господа, вы знаете, мне сигар не надо, я и без них могу жизнь прожить, без них как-то справляюсь, без них мне и тепло, и мерзло..









Сидя за столом у него в гостях, мне казалось, что мир на миг замер. Квартирка у него была небольшая, однокомнатная. Он посадил меня за стол и налил чаю. С другого края стола на меня из кружки смотрела белая простокваша. «Сколько она уже здесь стоит?», думал я. Чертов день. В его очертаниях с самого утра блестела на меня задница. Да, именно задница. Я думал о ней и считал, что наши отношения будут продолжаться и крепнуть, но сейчас, сидя здесь и смотря с высоты десятого этажа вниз на улицу, я понимал, что отношениям не бывать. Нет им повода быть, нет никакого. Отношения появляются только тогда, когда появляется хотя бы интерес, даже не чувства. Интерес был, но он угас, как угасает огонь на догорающей спичке. Остался лишь клок коротких воспоминаний, и то у меня в голове. И все. Я встал. Мой приятель, худой студент с темными волосами, все еще играл со своей шустрой кошкой. Кошка кидалась на него, прыгала, пыталась укусить за палец, а когда ее в этом обличали и начинали бороть руками, переворачивалась на спину и обхватывая лапками кисть руки, выпускала когти. «Ууууу!!!», говорил он ее, тиская ее в своих объятьях. За окном вдруг глухо и далеко прогрохотало, и из форточки в кухню ворвался свежий бодрый ветер. Знаешь – сказал я ему, - что до шестнадцатого века женщину вообще не считали человеком…- Он не слушал и продолжал играть с кошкой.