Из-под ржавого, помятого канализационного люка послышались неопределённые звуки и постукивания. Затем круглая, тяжёлая крышка слегка приподнялся над землёй и медленно, скрежеща по асфальту, ушла в сторону, а ещё через несколько мгновений из чёрной дыры колодца, от которой тянуло канализационным смрадом, кряхтя, стал выбираться человек. Из-за сажи, ржавой пыли и грязи, что покрывали всего его с ног до головы, невозможно было рассмотреть даже лица.
И не думая прикрывать за собой чёрную дыру, он, шаркая, тяжело передвигая ноги и чуть шатаясь из стороны в сторону, поплёлся вперёд по разбитому, потрескавшемуся асфальту серой улицы. Стояла поздняя, тёмно-коричневая осень, впрочем, продолжалась она вот уже второй век подряд, но никто так и не смог до сих пор понять истинной причины тому служившей. Чёрные, будто обугленные, извивающиеся скелеты деревьев по бокам автодороги давно скрестили свои длинные, кривые и колючие ветви так, что невозможно было различить наверняка, где заканчивалось одно дерево и начиналось другое: несмотря на то, что деревья давно омертвели, они продолжали расти, но в отсутствии Солнца, вечно скрытому иссиня-чёрными тучами, тянулись вширь - к себе подобным. А может, что вполне было бы вероятно предположить, они и вправду уже срослись, представляя собой теперь одно гигантское растение, покрывающее своей чёрной, путаной паутиной весь город.
Гнилые листья сплошным коричневым и влажным слоём покрывали тротуары, прилипая к ботинкам прохожих, а сам этот покров неохотно отпускал при каждом шаге. На автомобильной дороге их оставалось намного меньше, и непонятно было, что же именно их сносило и прибивало к тротуарам, ведь и машин то теперь совсем не осталось.
Свинцовые тучи медленно ползли над городом, скрывая, обволакивая собой верхние этажи высотных, огромных серых строений. Ветер был настолько сильным, противно влажным и неприятно промозглым, что вышедшему из канализации человеку казалось даже, что раз его коснувшись, ветер не нёсся дальше, а норовил забраться под одежду, что бы украсть как можно больше тепла. Но тепла уже очень давно не осталось, и он был вынужден огорчённо отступать, ища себе новую жертву, уступая место новым изголодавшимся и обозлённым порывам.
Над головами вдруг раздался и прокатился оглушающий гром, хотя вспышки молнии не было видно, но к этому тоже здесь уже привыкли. Зачем же думать о том, забивать головы тем, что тебе не принесёт абсолютно ничего ценного и полезного?
Первая капля дождя попала на кисть человека, тут же вызвав облачко шипящего пара и оставив маленький, но глубокий ожог после себя. За первой каплей последовала вторая, третья… и вот, ещё через мгновенье грянул ливень, нещадно поливая всё вокруг едкой кислотой. Не замедлив ни на секунду своего бешеного темпа, прохожие стали раскрывать свои зонты, от которых, впрочем, за долгое время остались лишь проржавевшие, гнутые спицы и болтающиеся куски чёрной синтетики. Но это тоже абсолютно никого не смущало и не волновало - люди всё так же шли, как ни в чём не бывало, а дождь всё так же без всякого смущения лоскутами снимал с их рук, лиц и всего тела кожу, мясо, выедал глаза.
И только человек из канализации непроизвольно, на какое-то лишь мгновение замер, поднял лицо навстречу немилосердным струям, и улыбнулся, оголяя свои зубы. Улыбался он совсем не долго - до тех пор, пока губы не отвалились под напором кислоты, и смотрел столь же короткое время, пока глаза не провалились в мозг. Тогда скелет грустно вздохнул и хотел было уже двинулся дальше. Но тут на тротуаре, немного в стороне, он заметил облокотившегося о стену заброшенной и давно развалившейся больницы сидел заросший человек в вонючем, грязном тулупе и широких ватных штанах. То, что это некогда было больницей, говорил болтающийся железный, рыжий от времени крест над входом. Перед бродягой лежала картонная табличка с надписью углём: «Убейте, молю».
Скелет из канализации посмотрел пустыми глазницами в отрешённые, но молящие глаза бродяги, сидящего под ржавым ветхим козырьком здания. Достал свой древний револьвер с длинным дулом и, не целясь, спустил курок, выпустив с грохотом пулю в лоб отброса человечества, измазав его мозгом и кровью стену позади бродяги. Пока рана заживёт, он может ни о чём не волноваться и не думать. И это его счастье, его мечта - всего то в очередной раз умереть. Бродяга губами прошептал: «Спасибо», затем на его лице показалась слабая, умиротворённая улыбка, и он медленно завалился на бок. Скелет не мог понять, что может заставить живое существо добровольно лишиться жизни, всех её радостей… Тем более существо человеческое.
И только лишь эти городские бродяги были на это способны.
Через двадцать минут ливень закончился, и тело начало привычно восстанавливаться, обрастая мясом и чистой, обновлённой кожей после кислотного душа. Дождь кончился, но мало чего изменилось: всё так же дул озлобленный, завывающий ветер, плыли тяжёлые тучи, по обеим сторонам шли ни на что не обращающие внимания прохожие, утопая в гнилой листве и кусках собственной плоти, содранной дождём.
По середине автодороги, прямо на выцветшей двойной разграничительной полосе, стояла девушка в белом, лёгком развевающимся платье. Она смотрела вдоль улицы, куда-то в синеющую туманную даль, прижимая белые как мрамор руки к груди того же замогильного цвета кожи. Человек направился к ней, не понимая, почему, что его заставило это сделать. Интерес? Вряд ли, ему не было ведомо, что это такое. Вообще далеко не многие чувства он испытывал или даже мог ощущать в собственной жизни. Чаще всего это было чувство голода.
Девушка, как выяснилось, когда человек подошёл ближе, оказалась слепа, но белёсые зрачки были ищущи, целенаправленно устремлены вперёд, тонкие брови - опущены, морщинки вокруг чуть прищуренных, но больших глаз явно указывали на то, что она за чем-то наблюдала. Угловатое лицо с острым носиком было красиво, и, вся она была хрупкой и утончённой, что так отличало её от жителей здешних мест. Впрочем, много ли он видел лиц в своей жизни, если даже своё собственное не сможет вспомнить? Все они были в грязи, за которой нельзя было разглядеть настоящие лица.
-Чего ты тут стоишь? – встал перед ней чёрный, от вновь уже осевшей и облепившей его грязи, человек.
-Жду, - ответила та нежным, ласковым и встревоженным голосом. До сих пор ни пылинки ещё не коснулось её мраморно-бледное тело.
-Чего же? – подался вперёд чёрный человек, всматриваясь в её слепые глаза.
-Счастья.
-Кроме смерти ты тут ничего не встретишь. Это автомобильная дорога.
-А если я сойду – шансы умереть уменьшатся?
Человек оглядел автодорогу – ни машины, затем он осмотрел тротуары с мутными потоками бездушных людей, всё спешащими куда-то с серьёзными и озлобленными лицами. Вновь достал свой револьвер, не задумываясь выпустив пулю в ближайшего прохожего. Тот тут же свалился ничком с пробитой головой, но прохожие всё так же продолжили идти дальше по своим делам, ни на мгновение не остановившись, только теперь недовольно переступая через тело упавшего или обходя его труп стороной. Через миг из-за ближайшего угла выскочило двое чумазых детей, которые стали с алчными огоньками в чёрных глазах обыскивать и раздевать труп. Один из них вытащил золотой зуб из челюсти трупа, и тогда второй вцепился тому в глотку, пытаясь вырвать находку.
-Нет.
-Так дай же мне дождаться своего счастья, даже если прежде я встречу смерть.
Спорить было не с чем, да и бесполезно. От чего-то лишь стало невыносимо тошно, но человек из канализации, тут же постарался выкинуть всё лишнее и беспокоящее его из головы и, сойдя обратно на тротуар, влился в поток грязных людей.
Скоро он остановился на пороге огромного старого здания, сложенного из больших, массивных плит серого камня, похожего на готический храм, собор с высокими величественными пиками и башнями, узкими окнами и скульптурами гаргулий и химер под самой крышей. А может быть, это и в самом деле был храм.
Поднявшись по высокой лестнице и пройдя сквозь огромные ворота, он увидел несколько очередей, встал в одну из них и стал ожидать, отрешённо уставившись в грязную куртку стоящего перед ним жирного мужика.
-Вы когда-нибудь видели Природу? – спросил его через какое-то время старик, вставший за ним.
-Что? – неприятно поморщился человек из канализации.
-Зеленые луга, деревья в листве, белые облака, безмятежно плывущие по синему небу, бурлящие речушки…
-Нет, это лишь миф бродяг.
-Миф о загробной жизни, верно. Туда все попадают после Смерти.
-Только сколько раз надо умереть перед этим. Но я в это не верю.
-Почему же?
-Времени нет. Да и пока оттуда никто не вернулся. Хотя и я бы, наверное, не вернулся, если бы это оказалось правдой. Но мечтать в нашем мире – опасно, теряешь хватку, это тебя съедает изнутри, грёзы о красивом и живом. Ты перестаёшь спокойно жить. Я уж не говорю о тех, кто видит сны.
-Вы не правы – возвращаются. И всё больше возвращаются оттуда в этот мир, всё чаще. Только это никому не интересно и никого не волнует, поэтому и никто этого не замечает.
-И меня не волнует, - раздражённо ответил человек и, повернувшись к кассе, проговорил – пинту крови и гнилого мяса в нефти.
-Нефть подорожала, теперь она стоит тридцать убийств.
-Как раз ровно. Спасибо.