Гитлер сидел в своем бункере. Громко тикали часы под гул вентиляции. На столе были разбросанные карты и какие-то бумаги. Взгляд его был грустен. Что-то подсказывало ему, что многие планы на ближайшее будущее накроются медным тазом и поездка на средиземное море под большим вопросом. А ведь дома лежала новехонькая маска для подводного плавания, рискуя остаться невостребованной.

Там, взаперти, он пропускал прекрасный месяц май, зеленые цветущие сады, теплое берлинское Солнце и пение птиц. «Вынужденная самоизоляция, как в 2020м» - футуристично шутил про себя Гитлер. Рядом не было никого. Телефон больше не трезвонил и не сообщал восторженным голосом об успехах на фронтах. Не звонила даже Ева, со своим обычным «Как дела?». В углу бункера стоял патефон, но слушать заезженные пластинки не было никаких сил. Хотелось чего-то нового. Свежего. Он вспомнил как в юности добывал новые пластинки Марлен Дитрих и тонул в красивых обертонах немецкой песни забывая обо всем на свете. Как же сейчас этого не хватало. Но звук разрезало только четкое тик-так, на универсальном языке часовых механизмов.

Гитлера разморило к вечеру и он уже было собирался прилечь, как в бункер ворвался советский солдат и наставил на него винтовку. Их взгляды пересеклись. Грусть смотрела на злость. Во рту уже растворялась припасенная на такой случай таблетка с ядом. Адольф, едва сдерживая слезы, прошептал на ломанном русском солдату:

- Пожалуйста, обними меня.