• Авторизация


Невыносимая легкость бытия. 21-06-2008 03:22 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Я уже давно дочитала эту книгу. Очень много в ней нашла полезного для себя. Вот этот список -  далеко не все, но возможно самое главное. Конечно отдельные фразы совершенно не расскажут вам о книге, только прочитав ее целиком вы сможете проникнуться ей, почувствовать что же такое невыносимая легкость бытия. Я считаю, что эта книга заслуживает прочтения.

1. Миф вечного  возвращения per  negationem [В  отрицании (лат.)] говорит, что  жизнь,   которая  исчезает   однажды  и  навсегда,  жизнь,  которая  не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперед и как бы ни была она страшна, прекрасна или  возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат.

2. Если бы каждое мгновение нашей жизни бесконечно повторялось, мы были бы прикованы к вечности, как Иисус Христос к кресту. Вообразить такое ужасно. В мире  вечного  возвращения  на  всяком поступке  лежит  тяжесть  невыносимой ответственности.  Это  причина,   по  которой  Ницше  называл  идею  вечного возвращения самым тяжким бременем (das schwerste Gewicht).

3. А коли вечное возвращение есть самое тяжкое  бремя, то на его фоне наши жизни  могут предстать перед  нами во всей своей восхитительной легкости. Но действительно  ли  тяжесть  ужасна, а  легкость восхитительна?  Самое тяжкое бремя сокрушает нас,  мы гнемся под ним, оно придавливает  нас к земле. Но в любовной лирике  всех времен  и  народов  женщина  мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела.  Стало быть, самое тяжкое бремя суть  одновременно и образ  самого сочного наполнения жизни. Чем тяжелее  бремя,  тем наша  жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее.

     И,  напротив, абсолютное  отсутствие  бремени ведет к тому, что человек делается  легче  воздуха,  взмывает  ввысь, удаляется от  земли,  от земного бытия, становится полуреальным,  и  его движения столь же свободны,  сколь и бессмысленны.

     Так что же предпочтительнее: тяжесть или легкость?

4. Нам не дано знать, чего мы должны хотеть, ибо проживаем одну - единственную жизнь и не можем  ни сравнить ее со своими предыдущими жизнями, ни исправить ее в жизнях последующих. Нет  никакой  возможности  проверить,  какое  решение  лучше,  ибо  не существует никакого  сравнения. Мы проживаем все разом,  впервые и без  подготовки.

5. Einmal ist keinmal - немецкая  поговорка. «Единожды – все равно что никогда.» Если нам суждено  проживать одну-единственную жизнь – это значит, мы не жили вовсе.

6. Даже из единственной метафоры может родиться любовь.

7. Человек, мечтающий покинуть место, где он живет, явно несчастлив.

8. Лишь то, что необходимо, тяжело, лишь то, что весит, имеет цену.

9. Ворочаясь с боку на бок возле спящей Терезы, он  вспомнил  вдруг фразу, сказанную ею  когда-то  давно  посреди  пустой болтовни. Они говорили  о его приятеле  З., и вдруг она обронила: "Если б не встретила тебя, наверняка  бы влюбилась в него".

     Уже тогда эти слова привели Томаша  в состояние странной меланхолии.  А теперь он вдруг  осознал абсолютную случайность того факта, что Тереза любит его, а не приятеля.  Что кроме  ее осуществленной любви к  нему в империи возможностей есть еще бесконечное множество неосуществленных влюбленностей в других мужчин.

10. Мы все не допускаем даже мысли, что любовь нашей жизни может  быть чем-то легким, лишенным всякого веса; мы полагаем, что наша любовь  - именно то, что должно было быть; что без нее наша жизнь не  была  бы нашей  жизнью.

 Томаш вспоминал  о  Терезиной обмолвке насчет  приятеля З. и убеждался, что история любви его жизни не откликается  никаким "Es muss sein!"(это должно быть),  скорее "Es konnte auch anders sein": это могло быть и по-иному.

11. Когда-то, в  давние времена, человек с удивлением прислушивался, как  в груди раздается  звук размеренных ударов, и не понимал,  что это. Он не  мог отождествлять себя с  чем-то столь чуждым  и неведомым, каким представлялось тело.  Тело  было клеткой,  а  внутри  нее находилось  нечто,  что смотрело, слушало, боялось,  думало  и удивлялось;  этим нечто, оставшимся за  вычетом тела, была душа.

     Во времена нынешние  тело, конечно, вещь изведанная. С тех пор  как  человек на  своем  теле может  всему дать название, оно тревожит  его  куда  меньше. Двойственность  тела и  души окуталась научными  терминами,  и ныне  мы  можем весело смеяться  над  ней,  как  над старомодным предрассудком.

     Но  достаточно человеку, влюбленному до безумия, услышать урчанье своих кишок,  как единство тела и  души, эта лирическая иллюзия века науки, тотчас разрушается.

12. Лишь  случайность может предстать  перед нами  как  послание. Все,  что происходит по необходимости, что  ожидаемо, что повторяется всякий день,  то немо. Лишь случайность о  чем-то говорит  нам. Мы стремимся прочесть ее, как читают цыганки по узорам, начертанным кофейной гущей на дне чашки.

 Да, именно случайность  полна  волшебства,  необходимости оно неведомо. Ежели любви  суждено стать незабываемой, с первой  же  минуты  к ней  должны слетаться случайности, как слетались птицы на плечи Франциска Ассизского.

 Наша  каждодневная  жизнь  подвергается обстрелу  случайностями, точнее сказать,  случайными встречами  людей и событий,  называемыми  совпадениями. "Со-впадение" означает, что два  неожиданных события происходят в  одно и то же время, что они сталкиваются. Огромное  множество таких совпадений человек  не замечает вовсе.

13. Человек, ведомый чувством красоты, превращает  случайное событие (музыку Бетховена, смерть на вокзале)  в  мотив, который навсегда  останется в  композиции  его жизни. Он возвращается  к  нему, повторяет его, изменяет, развивает, как композитор  - тему своей сонаты. Сам  того не ведая, человек творит свою жизнь по законам красоты даже в пору самой глубокой безысходности. Нельзя,  следовательно,  упрекать  роман,   что  он  заворожен  тайными встречами  случайностей, но  можно  справедливо упрекать  человека,  что  в  своей  повседневной  жизни   он  слеп  к  таким случайностям. Его жизнь тем самым утрачивает свое измерение красоты.

14. « Томаш жил  под  гипнотическим волшебством мучительной красоты Терезиных снов.» (красиво сказал)

15. Тот, кто  постоянно устремлен  "куда-то выше", должен считаться  с тем, что  однажды  у него закружится голова. Головокружение  -  это  глубокая  пустота   под  нами,  что  влечет,  манит, пробуждает в нас тягу к падению, которому мы в ужасе сопротивляемся.

16. Именно слабый должен суметь стать сильным и уйти, когда сильный слишком слаб для того, чтобы суметь причинить боль слабому.

17. Покуда люди еще  молоды и  музыкальная композиция их жизни звучит всего лишь первыми  тактами, они могут  писать ее вместе  и обмениваться  мотивами, но  когда  они встречаются  в более  зрелом возрасте, их  музыкальная композиция в основном завершена,  и  каждое  слово, каждый предмет  в  композиции одного и другого означают нечто различное.

18. Шум имеет одно преимущество. В нем пропадают слова.

19. Музыка – это отрицание фраз.

20. Он закрывает глаза. Эта тьма совершенная, чистая, без образов и видений, эта  тьма не имеет конца, не имеет границ, эта тьма - бесконечность, которую каждый из нас носит в себе. (Да, кто ищет бесконечность, пусть закроет глаза!).

21. Прежде чем красота совсем исчезнет из мира, еще какое-то время она просуществует по ошибке. Красота по ошибке – это последняя фаза в истории красоты.

22. Красота  - это отверженный мир.  Мы можем встретить ее лишь  тогда,  когда гонители по ошибке забудут  о ней.  Красота спрятана за кулисой первомайского шествия. Если мы хотим найти ее, мы должны разорвать холст декорации.

23. Для Сабины "жить в правде", не  лгать ни себе, ни другим, возможно лишь при условии, что  мы живем  без зрителей. В минуту, когда к нашему поведению кто-то приглядывается, мы волей-неволей приспосабливаемся  к  наблюдающим за нами  глазам и уже  все, что  бы мы ни делали, перестает быть правдой. Иметь зрителей, думать о зрителях - значит жить во лжи.

24. И  он  вдруг с  изумлением обнаружил, что  вовсе не  так уж  несчастен. Физическая  близость  с Сабиной  оказалась  для  него менее важной,  чем  он предполагал.  Много  важнее  был для  него тот  золотой, тот волшебный след, который она  оставила в его жизни и который никому не удастся отнять. Прежде чем  исчезнуть с  его горизонта,  она  успела вложить ему в руку Геркулесову метлу, коей он вымел из своей жизни все, чего не любил. Неожиданное счастье, спокойствие,  радость  свободы и  новой  жизни - это  был дар,  который  она поднесла ему. Подарив  ему нежданную свободу  мужчины, живущего  в одиночестве, она тем  самым окружила  его и  ореолом  привлекательности. 

25. Жизненную драму всегда можно выразить метафорой тяжести. Мы говорим: на нас навалилась  тяжесть. Мы  вынесем эту тяжесть или не вынесем, рухнем  под нею  или  поборемся, проиграем или победим. Но что, в сущности,  случилось с Сабиной? Ничего. Она покинула одного мужчину, поскольку хотела его покинуть. Преследовал он ее  впоследствии?  Мстил ей? Нет. Ее  драма  была  не  драмой тяжести,  а легкости. На  Сабину навалилась вовсе  не тяжесть, а невыносимая легкость бытия.

26. Быть может,  останься они  вместе подольше,  они постепенно начали  бы понимать произнесенные ими  слова. Их словари стыдливо и медленно приблизились бы друг к другу,  как излишне робкие любовники, и музыка одного из них начала бы переплетаться с музыкой другого. Но уже поздно.

27. Поистине серьезными вопросами бывают лишь те, которые может сформулировать и ребенок. Лишь самые наивные вопросы по-настоящему серьезны. Это вопросы,  на которые нет  ответа. Вопрос, на который нет ответа,  - барьер, через который

нельзя перешагнуть. Другими словами:  именно  теми вопросами, на которые нет ответа,  ограничены  людские  возможности,  очерчены  пределы  человеческого существования.

28. Он говорит девушке одно-единственное слово, и та в слезах обнимает его. Тереза знает, что такой бывает минута,  когда рождается любовь: женщина не может  устоять перед голосом, который вызывает наружу ее испуганную душу; мужчина не может устоять перед  женщиной,  чья душа чутко откликается на его голос.

29. Люди по большей части убегают  от своих страданий  в будущее. На дороге времени  они проводят  воображаемую черту, за которой  их нынешнее страдание перестанет  существовать.

30. Любови – они как империи: если гибнет идея, на которой они были основаны, рухнут и они.

31. Исключительность   "я"  скрыто  как  раз   в  том,  что   есть   в  человеке невообразимого.  Представить  себе  мы  можем  лишь  то,  что  у всех  людей одинаково, что общо. Индивидуальное "я" - лишь то, что отличается от общего, иначе говоря, то,  что  нельзя предугадать и вычислить, что  необходимо лишь обнажить, открыть, завоевать.

32. Среди мужчин, гоняющихся за множеством женщин, мы можем легко различить две категории. Одни ищут во всех женщинах свой особый, субъективный и всегда один и тот же сон  о женщине. Другие движимы желанием овладеть  безграничным разнообразием объективного женского мира.

     Одержимость  первых - лирическая: они ищут  в женщинах самих себя, свой идеал,  но  их всякий раз постигает разочарование, ибо идеал, как  известно, нельзя найти никогда. Разочарование,  которое гонит их от женщины к женщине, привносит в их непостоянство некое романтическое оправдание, и потому многие сентиментальные дамы способны даже умиляться над их упорной полигамностью.

     Вторая  одержимость  -  эпическая, и женщины  не  находят в ней  ничего трогательного: мужчина не проецирует на женщин никакого своего субъективного идеала; поэтому его занимает  все и ничто  не может разочаровать. Именно эта неспособность  быть разочарованным  и несет в себе нечто предосудительное. В представлении  людей  одержимость  эпического  бабника  не знает  искупления (искупления разочарованием).

     Поскольку  лирический  бабник преследует все  время один  и  тот же тип женщин, никто  даже  не замечает, что он сменяет любовниц; друзья  постоянно ставят  его  в затруднительное положение  тем, что не  могут  различить  его подруг и все время называют их одним и тем же именем.

     Эпические бабники в своей погоне за познанием все больше  отдаляются  от банальной женской красоты,  коей быстро пресыщаются, и  неотвратимо кончают  как собиратели  диковин.  Они  знают за собой  этот  грех,  немного стыдятся  его  и,  дабы  не  смущать друзей,  не показываются с любовницами на людях.

33. Похоже, будто в  мозгу существует совершенно  особая  область,  которую можно было  бы  назвать  поэтической  памятью  и  которая  отмечает то,  что очаровало нас, тронуло, что сделало нашу жизнь  прекрасной. С тех пор как он узнал Терезу, уже  ни одна женщина не имела права запечатлеть  в этой  части мозга даже самый мимолетный след.

34. Метафоры опасны. Любовь начинается с метафоры. Иными словами: любовь начинается в  ту  минуту, когда женщина своим первым словом впишется в нашу поэтическую память.

35. "Я не ищу наслаждения, -  говорила  она,   -  я  ищу  счастья,  а  наслаждение  без  счастья  -  не наслаждение".

36. Герои рождаются не как живые люди из тела матери, а из одной ситуации, фразы,  метафоры; в них, словно  в   ореховой   скорлупе,   заключена   некая  основная  человеческая возможность, которую, как  полагает автор, никто еще не открыл или о которой никто ничего существенного не сказал. Герои  моего  романа -  мои собственные возможности, которым не дано было  осуществиться. Поэтому я всех их в равной мере люблю и все они в равной  мере меня ужасают; каждый  из них преступил границу,  которую  я  сам  лишь  обходил. Именно эта  преступаемая граница (граница,  за которой кончается мое "я") меня и притягивает.  Только за  ней  начинается  таинство,  о  котором  вопрошает  роман.  Роман  -   не вероисповедание  автора, а  исследование того, что есть человеческая жизнь в западне, в которую претворился мир.

37. Любовь -  это наша свобода. Любовь лежит  по ту  сторону "Es muss sein!".Любовь – мечта найти затерянную половину самих себя.

38. Нам  всем  нужно,  чтобы  на  нас кто-то  смотрел. Нас  можно  было  бы разделить  на  четыре категории согласно  тому, под какого рода  взглядом мы хотим жить.

     Первая категория мечтает  о  взгляде бесконечного  множества  анонимных глаз,  иными  словами  - о  взгляде публики.  Вторую категорию составляют те, кому жизненно необходимы взгляды многих знакомых глаз. Это неутомимые устроители коктейлей и ужинов. Они  счастливее людей первой категории, ибо те, когда  теряют  публику, испытывают ощущение, будто  в зале их жизни погасли лампы. Почти с каждым из них такое  случается раньше или позже. Люди  второй категории, напротив, уж каким-никаким  нужным взглядом сумеют разжиться всегда.

Затем  существует третья категория: это  те.  кому нужно быть на глазах любимого  человека. Их положение столь же небезопасно, как и положение людей первой  категории.  Однажды  глаза  любимого  человека закроются, и  в  зале наступит тьма.

И есть еще четвертая, редчайшая,  категория; эти живут под воображаемым взглядом  отсутствующих людей.  Это мечтатели.

39. Уже  в  "Бытии" сказано, что  Бог  дал  человеку  власть  над животными,  но  мы  можем  понять  это  и так, что  Он  лишь  вверил  их его попечению.   Человек  был  не  собственником  планеты,  а  всего  только  ее управителем, которому однажды придется отвечать  за  свое управление.

40. Нет  никакой заслуги в том, чтобы хорошо  относиться  к  другому  человеку. Нам никогда  не  удастся  установить  с  полной  уверенностью,  насколько   наше отношение  к  другим  людям  является  результатом  наших  чувств  -  любви, неприязни,  добросердечности или  злобы  -  и насколько  оно  предопределено равновесием сил между нами и ими.

     Истинная доброта человека во всей ее чистоте и свободе может проявиться лишь  по  отношению  к  тому,  кто  не  обладает  никакой  силой.  Подлинное нравственное испытание  человечества, то наиглавнейшее испытание (спрятанное так  глубоко,  что  ускользает от  нашего взора) коренится в его отношении к тем, кто отдан  ему во власть: к животным. И  здесь  человек  терпит  полный крах, настолько полный, что именно из него вытекают и все остальные.

41. «…И  они были счастливы совсем не вопреки печали, а  благодаря печали.  Они  держались за руки, и перед  глазами  у них был один  и тот  же образ: образ хромающего пса, который являл собою десять лет их жизни…»

42. Воспитанные  на  мифологии  Ветхого Завета, мы  могли бы  сказать,  что идиллия есть образ, который сохранился в нас как воспоминание о Рае: Жизнь в Раю  не  походила  на бег по прямой, что ведет нас в неведомое, она не была приключением. Она  двигалась по  кругу среди знакомых вещей.  Ее однообразие было не скукой, а счастьем. Адам в  Раю, наклонившись  над источником, не знал еще, что  то, что он видит,  он сам. Адам был как Каренин. Тереза  часто забавлялась тем, что подводила пса к  зеркалу.  Он  не узнавал своего отражения и относился к нему с полным безразличием и невниманием. Сравнение Каренина с Адамом приводит меня к мысли, что в Раю человек не был еще человеком. Тоска по Раю – это мечта человека не быть человеком.

43. Человеческие пары созданы так, что их любовь a priori худшего сорта,  чем может  быть  любовь  между  человеком и  собакой,  это,  вероятно,  не запланированное Создателем чудачество в человеческой истории.

     Такая  любовь бескорыстна:  Тереза  от  Каренина ничего  не хочет. Даже ответной любви  от него не  требует. Она никогда  не  задавалась  вопросами, которые  мучат человеческие пары: он  любит  меня? любил  ли он  кого-нибудь больше меня? он  больше меня любит, чем  я его? Возможно, все  эти  вопросы, которые обращают к любви, измеряют  ее, изучают, проверяют, допытывают, чуть ли не в зачатке и убивают ее. Возможно, мы не способны любить именно потому, что жаждем быть любимыми, то  есть хотим чего-то  (любви) от другого, вместо того чтобы отдавать  ему  себя без  всякой  корысти, довольствуясь лишь  его присутствием.

     И вот что: Тереза приняла Каренина таким, каким он  был,  она не хотела переделывать его по своему подобию,  она наперед согласилась  с его собачьим миром, она не пыталась отнять его у него, не ревновала его к каким-то тайным уловкам. Она воспитывала  его не для того, чтобы  переделать,  а  лишь для того, чтобы  обучить  его элементарному  языку, который  позволил  бы  им понимать друг друга и вместе жить.

     И еще одно: любовь к собаке - чувство добровольное, никто не принуждает Терезу любить Каренина. Но  самое  главное:  Ни  один  человек  не  может принести другому  дар идиллии. Это  под силу  только животному, благо оно не было изгнано  из Рая.

Любовь  между  человеком  и  собакой  -  идиллическая  любовь.  В  ней   нет конфликтов, душераздирающих сцен, в ней нет развития. Каренин окружил Терезу и Томаша своей жизнью, основанной на повторении, и ожидал от них того же. Человеческое время не обращается по кругу, а  бежит по прямой вперед.  И  в этом причина, по которой человек  не может быть счастлив, ибо счастье есть жажда повторения.

44. Они  двигались танцевальными  шагами под  звуки  фортепьяно  и скрипки. Тереза  склонила голову  на  его плечо.  Точно так  на  его плече  лежала ее голова,  когда они вместе были  в самолете,  уносившем их сквозь  туман. Она испытывала сейчас  такое же  удивительное  счастье и  такую  же удивительную грусть,  как  и тогда. Грусть  означала:  мы на последней остановке. Счастье означало:  мы  вместе.  Грусть  была формой, счастье - содержанием.  Счастье наполняло пространство грусти.

(Милан Кундера "невыносимая легкость бытия" )

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Невыносимая легкость бытия. | raKYSHka - There's beauty in the patterns of life | Лента друзей raKYSHka / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»