Настроение сейчас - приподнятое.

Сей славный город, из которого я намедни вернулась... Тьфу, блин, в общем это круто! Просто волшебно! Я влюблена, схожу с ума, там познакомилась с людьми, с которыми в жизни бы не сошлась. Обязательно поеду туда ещё следующим летом.
P.S.Говорят, ночью получается лучше всего писать всякий бред. Да, 100%.
-Я всегда буду любить его,- как приговор.
Рицка поникает, хвост медленно опускается, в глазах мольба.
-Как же это, Соби? Разве он тебя не мучил? Как ты можешь любить его ТАКОГО?
Агатсума грустно, чуть задумчиво улыбается, а в светлых глазах его мелькают обрывки воспоминаний, которые Рицка не успевает ухватить, как ни пытается, хоть и понимает, что это очень важно и может дать ему ответы на множество вопросов. Соби молчит, сжимая в пальцах незажжённую сигарету, а на губах всё та же непонятная улыбка.
-Это не главное, Рицка. Я люблю боль. И это не вина Сеймея.
Юноша смотрит на мальчика с лёгким сожалением, как смотрят на хорошую, интересную, но дочитанную до конца книгу.
-Прости меня, Рицка.
Он не хочет верить. Всё заглядывает в глаза бойцу, будто надеясь, что он сейчас ласково рассмеётся, потреплет его по ушам и скажет: «Ты поверил, дурачок? Я люблю тебя, Рицка». Но Соби молчит, глядя в сторону.
-А как же имя? Ты простил ему это?
Соби быстрым движением облизывает пересохшие губы и освобождается от бинтов.
-Возлюбленный,- хрипло произносит Рицка и тянется вперёд, прикоснуться к тонким порезам, но Агатсума отстраняется.
-Помнишь, Рицка, что делали наши первые соперники перед боем? Они соприкасались именами, это делало обоих сильнее. Зеро – не такие, как все, им это не нужно.
-А вам с Сеймеем было необходимо,- заканчивает за него Рицка.
Соби с жалостью смотрит на мальчика, но остаётся неподвижен.
-Да.
-И…
-У Сеймея было такое же имя на груди. Он страдал не меньше меня.
-Каждый раз?
Соби грустно улыбается.
-Именно поэтому мы были непобедимы. Потому что любили сквозь боль и страдания.
Теперь уже Рицка отворачивается, кусая обветренные губы. Соби внезапно опускается перед ним на колени и, глядя в глаза, шепчет:
-Люби его, Рицка! Не слушай никого, что бы про него ни говорили. Люби того Сеймея, которого знал, который защищал тебя от матери и был единственным родным человеком. Люби!
Рицка медленно отстраняется и глухо спрашивает:
-Всё это время… Ты любил его? Только честно, Соби, я приказываю тебе ответить честно!
Агатсума медленно поднимается и одними губами произносит:
-Да.
Рицка вздрагивает, как от удара и тихо, спокойно выговаривает едва ли не по слогам:
-Уходи, Соби. Уходи и больше никогда не возвращайся. Это приказ. Иди к своему Возлюбленному.
-Исполняю,- закрыв глаза, выдавливает Соби и, на негнущихся ногах, делает шаг к балконной двери.
-Соби,- отчаянный, звенящий мальчишеский голос прорезает тишину, обжигает оголённые нервы, боец до крови прокусывает губу, удерживаясь на месте. Рицка уже висит, вцепившись в его плащ, лицо залито слезами, а в глазах сумасшедшая, нереальная надежда. Надежда, которой не суждено сбыться.
-Поцелуй меня на прощанье.
Соби замирает. «Я же не каменный, малыш. Что же ты делаешь…» Но послушно склоняется и касается губами губ мальчишки. И Рицка целует его – в первый и последний раз. Жадно, будто стараясь запомнить его вкус, задыхаясь, вжимается лицом в волосы и легонько отталкивает.
-Уходи.
Он не видит непролитых слёз в глазах бойца.
-Уходи, Соби!
Голос его срывается, грозя перерасти в крик.
Агатсума быстро преодолевает комнату, на секунду замирает на балконе и скрывается внизу.
-Браво,- такие знакомые и в то же время чужие глаза. Те же тёмные пряди. Таким Рицка, наверное, станет через несколько лет. Только, Соби надеялся, что в его голосе не появится стальных ноток, коими столь богаты интонации его брата.
-Ты доволен?
Сеймей улыбается, открыто и спокойно, будто искренне радуясь.
-Я чуть не прослезился.
-Значит, я свободен? Ты его не тронешь?
Лицо юноши твердеет.
-Я всегда держу слово, Соби. Ты и сам это прекрасно знаешь. Иначе разве стал бы я делать это?
Он оттягивает ворот свитера, демонстрируя такую же, как у Соби, надпись на белой коже.
-Я верю тебе, Сеймей,- шепчет Соби и делает шаг, чтобы удалиться, когда его настигает повелительный, чуть вальяжный голос:
-Постой.
Он послушно замирает.
-Ты действительно всё ещё меня любишь?
Соби молчит.
-Отвечай, Соби. Это приказ.
Боец задумчиво улыбается, а перед глазами его стоит образ мальчишки с большими кошачьими ушами и доверчивыми карими глазами. Мальчишки, которого он только что предал.
-Нет, Сеймей. Я тебя не люблю.
-А Рицку?
Ответом ему служит лишь ничего не значащая улыбка Соби. В глазах его лёд.
-Прощай, Сеймей.
-А как же меня поцеловать на прощанье?
Соби знает, что, даже если он попытается приблизиться, жертва оттолкнёт его. Поэтому лишь говорит тихо:
-То, что для других – величайшее счастье, то, что не может разрушить никто, самые священные узы – связь Бойца и Жертвы, для меня было пыткой и унижением. Но ты научил меня любить, Сеймей, любить, ничего не отдавая взамен. И ты познакомил меня с Рицкой. Поэтому я прощаю тебя.
Юноша смеётся.
-О чём это ты, Соби? За что ты меня прощаешь?
Агатсума подходит к нему вплотную, так, будто действительно собирается поцеловать, и, явно преодолевая себя, наотмашь бьёт его по лицу.
-Давно хотел это сделать.
Сеймей улыбается разбитыми в кровь губами.
-Прощай, Соби.
Но слова его доносятся в спину медленно бредущему по холодной осенней ночи Бойцу.

Утренний туман заботливо скрывает юношу от взглядов случайных прохожих. Он бредёт, ничего не видя перед собой, грудь и шея его, видные в разрезе не по сезону лёгкой рубашки, представляют собой сплошное кровавое месиво. Он хрипло, сквозь зубы, вдыхает чересчур свежий утренний воздух и, морщась, вставляет в искусанные губы первую за этот день сигарету. Ему ужасно плохо, потому что сейчас, впервые за очень долгое время, у него нет хозяина. Нет того, кого можно было бы защищать, кто бы отдавал ему приказы и неумолимо притягивал к себе. Нет никого. Он присаживается на первую же лавочку, в глазах темно, а сердце предательски щемит. Через пару часов мимо него пойдут на работу первые люди, поднимется переполох, его отправят в больницу, и врачи будут недоумевать, почему внешне здоровый, если не считать отвратительной раны на груди, юноша, медленно чахнет. Соби знает, что умрёт, он уже смирился с этим.
-Рицка, я люблю тебя,- шепчет он сухими губами.
-Опять Аояги?! Ты кретин, Соби. Если бы ты знал, как я боялся!
Он с неохотой приоткрывает один глаз и видит перед собой Кё. Его зеленоватые волосы топорщатся, как колючки у крайне сердитого на весь свет ёжика, а в углу рта гневно подрагивает неизменный чупа-чупс.
-Ты же знаешь, что я беспокоюсь, Соби. Неужели ты не мог позвонить? Постой… Что это у тебя…
Кё начинает охать, суетиться и быстро командует:
-А ну-ка, немедленно домой!
Соби, чертыхаясь, поднимается. Ему нужен тот, кто всё решит за него и если это будет Кё… Что же, попробовать можно.
Тяжело опираясь на плечо трещащего без умолку друга, он медленно, будто неуверенно, шагает навстречу новому дню. Соби ещё не знает, что Сеймей, непобедимый Сеймей, этой ночью нарвался на хулиганов и отточенные навыки, приобретённые в Семи лунах не спасли его от кастета. Не знает, что прямо сейчас Рицка, изо всех сил удерживая ускользающее сознание, шепчет «люблю» и неизвестно, к кому он обращается, а кровь клубами расходится по воде, быстро окрашивая её в бледно-алый. Да и не к чему ему это знать. Сейчас у него есть плечо Кё, сигарета и мелкий дождик, постепенно перерастающий в ливень. Небо любит этого несгибаемого парня. Оно поплачет за него.

18-19.06.07, 00.01-1.19
Не спалось, блин!