Илья Рубинштейн. Дворовый романс. Часть 7
01-05-2008 15:03
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Дежурный офицер: Стрельцов Эдуард Анатольевич!
Шевеление на койке у стены. Но предъявление лица представителю власти не происходит.
Стрельцов (из-под одеяла, вяло): Добровольному спортивному обществу «Динамо» физкульт-привет…
Дежурный офицер: Вершинин Владимир Семенович!..
У вытрезвителя. Из дверей выходят Вершинин, Стрельцов и Ерофеев. Выйдя за ворота, останавливаются. Жмурятся от солнышка, похмелья и нагрянувшего освобождения. Отдаленный звук заводского гудка. Мимо троицы проходит работяга.
Ерофеев (работяге): Куревом не богаты, милейший?
Работяга останавливается, лезет в карман, извлекает на свет смятую пачку «Примы» и протягивает Ерофееву. Все трое заглядывают в пачку и видят, что там всего одна сигарета.
Стрельцов: Последняя.
Работяга: Да тягай - один хрен новую покупать.
Ерофеев (выудив сигарету из пачки): Премного вам благодарны, товарищ.
Выкинув пустую пачку, работяга продолжает движение на звук заводского гудка.
Ерофеев разламывает сигарету на три равных части. Стрельцов и Вершинин берут из его ладони по чинарику. Все трое молча прикуривают и так же молча расходятся в разные стороны.
Дежурная часть вытрезвителя. Сидя верхом на прожженной банкетке, старшина и офицер играют в шашки. Последний, сделав ход, бросает взгляд за зарешеченное окошко и видит, как Стрельцов запрыгивает на подножку отъезжающего автобуса. Опускает взгляд на доску. Усмехается.
Офицер: А батяня ведь не поверит, что сам Стрелец у меня сегодня водные процедуры принимал. (закуривает) Интересно куда он сейчас – на тренировку или опохмеляться?
Старшина (поглощенный позицией на доске): Говорят, когда он полякам на Европе две банки засадил – в полный дупель был. (подставляет шашку под бой) Ешь.
Офицер бьет подставленную шашку. В ответ старшина бьет две офицерские.
Офицер: И ведь смехота…
Старшина: Играй внимательней и не будет смехоты.
Офицер: Да я не про это…
Делает ход.
Старшина (снова погрузившись в позицию): А про что?
Офицер: Да эти двое… Лохматый и низенький, который хрипатый… Даже не прокучумали с кем на соседних шконках ночевать посчастливилось…
Старшина: Так им хоть Стрелец, хоть сам товарищ народный артист Бюль-Бюль Оглы. Пьянь, Миша, она пьянь и есть. (ставит шашку на последнее поле и переворачивает набойкой вверх) Дамка.
Один из двориков-колодцев в центре Москвы. Вечер. В детской песочнице с чекушками в руках сидят Корюкин и Карташов.
Карташов: Просто устал, понимаешь?
Корюкин: От чего?
Карташов: От всего. Надоело.
Корюкин: Что надоело-то?
Карташов: Да все. (взорвавшись) Ведь доконопатите вы объект! Доконопатите! Но меня хоть при этом в шалмане вашем уже не будет!
Корюкин: Ты Эдик, дурак!
Карташов: Ну почему дурак-то?!
Корюкин: Да потому что вчера отмену дали по объекту твоему?! Понял?! Полную отмену! По всем четырем вариантам!
Карташов (ошарашено): Что?!!
Корюкин: Ничего! С артисткой французской он теперь вяжется! Которая на фестиваль приехала! По серьезному вяжется! Неделю уже! А она член ЦК ихней компартии! Визу из-за него на полгода продлила! Понял?!
Карташов: Ура…
Корюкин: Что?!
Карташов (радостно орет): Троекратное ура!!!
Корюкин: Я и говорю – дурак…
Не чокаясь, залпом выпивает чекушку.
Лестничная клетка. Из лифта выходит Антонина, подходит к двери своей квартиры и открывает ее ключом.
Квартира Демидовых. Антонина проходит через длинный темный коридор, переступает порог комнаты и замирает. Взгляд ее упирается в сидящего за столом Анатолия Коваленко. На столе – пустая и полупустая бутылки коньяка «Двин». На кушетке, рядом со столом, похрапывает в глубоком пьяном забытье Максим Иванович.
Анатолий (одурело-счастливо): Антонина… Тонечка…
Встает из-за стола, но к Антонине не подходит. Словно какой мышечный столбняк нашел на бывшего ЗК.
Анатолий: А я уж думал не дождаться мне тебя.
Антонина (очень ровно, без малейшей эмоции): Здравствуй, Толя.
Одеревенело садится на стул напротив. Анатолий продолжает стоять
Анатолий: Тонька… Золотая моя…
Антонина: Не надо, Толя.
Анатолий делает шаг в направлении Тамары. Задевает рукавом стоящую на столе полупустую бутылку коньяка. Бутылка падает. Коньяк медленно льется на стол.
Антонина (твердо): Не надо, Толя.
Анатолий, наконец, приходит в себя. Поднимает со стола упавшую бутылку. В ней еще осталось примерно четверть. Садится за стол. Прямо из горлышка делает из бутылки глоток.
Анатолий (усмехнувшись): Какие мы, Тонечка, стали красивые и недоступные. А я ведь, Тоня, девять лет этой минуты ждал. Да и не было для меня этих девяти лет...
Встает со стула.
Антонина (властно и очень грубо): Сядь.
Анатолий садится.
Антонина: И слушай, Толя. Для тебя этих девяти лет не было, а для меня были. Очень даже были. Так что не ждала я тебя, и жила эти годы очень много да беспорядочно. Потому что путана уже три года – шалава по вашему. Только дорогая очень. (усмехнувшись) Правда месяц последний вроде, как бастовала или в отпуске была. Так что не ждала я тебя, Толя, и как ушел ты в тюрьму свою почти сразу забыла. А теперь уходи.
Анатолий: Куда ж я пойду, Тонька, если люблю тебя одну?
Москва. Двери старенького клуба на улице Самотека штурмует хорошо и плохо одетая публика.
Там же. Интерьер. Маленький зальчик клуба лавинообразно заполняется публикой. Весь периметр авансцены уставлен двумя десятками катушечных магнитофонов. На сцену выходит красивый бородатый человек с гитарой. В зале становится благоговейно тихо. Борьба за лучшие места временно прекращена, и все взоры устремлены на человека с гитарой. Бородатый подходит к микрофону.
Бородатый (в микрофон, неожиданно очень высоким голосом): Раз… Раз… Раз… (кому-то поверх голов публики) Сереж, риверочку добавь немного. (снова в микрофон) Раз… Раз… Раз… Нормальненько.
Кладет гитару на стул рядом с микрофоном и уходит со сцены. Разочарованная публика вновь начинает борьбу за лучшие места.
Квартира Демидовых. За столом, друг напротив друга, сидят Антонина и Анатолий.
Антонина берет со стола бутылку и на манер Анатолия, из горлышка, допивает остатки коньяка.
Антонина (усмехнувшись): Вот видишь как. И я теперь так могу.
Анатолий: Люблю тебя без памяти.
Антонина: Успокойся, Толя. Расскажи лучше что-нибудь. Или спой.
Не оглядываясь, Анатолий протягивает за спину правую руку и снимает со стенки старенькую гитару. С пару секунд смотрит на Антонину. Ударяет по струнам.
Я не ждал вас, ей Богу, не ждал,
Ну зачем не понять мне, хоть тресни,
Вам рассказ за Таганский централ
И о нем же дурацкие песни…
Я не ждал вас в свой старенький дом
Этой осенью ранней, кленовой…
Антонина (обрывает): Хватит.
Анатолий замолкает.
Антонина: Ты откуда эту песню знаешь?
Анатолий: Так Вершинина, это, Владимира. Я ж тебе рассказывал про него. Четвертак он мотает. На особом. Точней – не мотает уже. Я когда уходил, бесконвойный один нашептал, что приморили его мусора. Подставили на чем-то и вышак нарисовали. Суд был прямо там, в лагере – выездной сессией. А это песня его последняя. За сутки до расстрела написал. Ты что сегодня вечером делаешь?
Антонина: Теперь уже ничего.
Анатолий: Так может…
Антонина срывается на истерику.
Антонина: Уходи, Толя!… Прошу тебя – уходи! Уходи! Уходи!
Анатолий: Тонька…
Антонина: Плохо мне сейчас очень, понимаешь!… Очень, очень плохо!
Анатолий (мрачно): Если обидел кто-нибудь – на пику.
Антонина улыбается сквозь слезы.
Антонина: Ну вот сразу и «на пику»… Только кого на пику…
Анатолий: Любого.
Антонина: И Вершинина?
Анатолий (ошарашено): Кого?
Антонина: Я, Толя, вот уже больше месяца с Вершининым Володей. Чьи песни ты мне пел. Которого, как ты сказал, приморили и расстреляли. И сейчас у меня с ним очень плохо. А хорошо, наверное, уже никогда не будет.
Не оглядываясь, Анатолий заводит правую руку с гитарой за спину в попытке повесить инструмент на свое законное место. Ему кажется, что гитара уже висит на стене и рука его разжимает гриф.
Долетев до пола, с жалобно-струнным грохотом дека разлетается на куски.
Москва. Ранние сумерки. По улице Самотека идет Анатолий Коваленко. Взгляд его устремлен в никуда.
Голос за кадром: На все, что угодно нашел бы ответ Анатолий Коваленко по кличке Дакота. На все, кроме того, что пять минут назад сказала ему Тонька.
Анатолий бредет мимо старенького клуба, двери которого все еще осаждает разношерстно одетая публика. Но все это проходит мимо взгляда Анатолия. Не замечает Анатолий и притормозивший перед ним автомобиль, когда проходит мимо служебного входа в клуб. Как не замечает и Владимира Вершинина вышедшего из авто под руку с красивой блондинкой. Чуть не столкнувшись, но при этом даже не посмотрев друг на друга, Анатолий и Вершинин идут каждый в свою сторону – Вершинин с блондинкой к двери служебного входа, Анатолий – дальше по Самотеке.
Голос за кадром: Сколько раз мечтал Толик-Дакота просто увидеть Вершинина. Пусть издалека. Хоть краешком глаза взглянув на того, чьи песни вот уже десять лет слушает на вдохе вольная и лагерная Россия. Не говоря уже о том, чтобы поговорить. Просто поговорить. О жизни, смерти и может быть даже любви. Его, Толькиной, необъятной любви, к самой красивой женщине на планете Земля – Антонине Максимовне Демидовой…
Клуб. Интерьер. Из бокового портала мы видим стоящего на сцене Владимира Вершинина с гитарой в руках.
Вершинин:… Поэтому мне особенно сегодня приятно выступать там, в тех местах, где прошла моя юность. Вы знаете, перед началом концерта ко мне сегодня подошел человек, он, наверное, сейчас здесь в зале, видимо из начальства вашего и сказал: «Владимир Семенович, вы уж пожалуйста сегодня не очень, а то у нас могут быть неприятности». Ну и я его, в общем, сами понимаете… (смех в зале) Он видимо думал…
У клуба. Толпа не попавших на концерт, задрав головы, жадно ловит каждое слово вылетаемое из приоткрытого окна на втором этаже. В толпе мы видим Корюкина и Карташова.
Голос Вершинина (из окна): … что если приехал Вершинин, то он, этот Вершинин, значит, сразу водку начнет пить на сцене и петь матерные песни. (смех в зале) Как видите – это далеко не так…
Карташов (на ухо Корюкину): Я тут, Степаныч, знаешь, чего подумал?
Корюкин: Ну?
Карташов: Одна снежинка, Степаныч, это все-таки тоже – снег…
Клуб. Интерьер. Все так же, из левого портала, мы видим Вершинина, стоящего у микрофона.
Вершинин:… Ну, а чтобы у вас окончательно отпали сомнения в том, кто перед вами, я сейчас начну делать то, из-за чего, собственно, вы и пришли в этот зал. (кому-то из техперсонала) А нельзя зажечь свет полностью. Чтобы видеть лица… Спасибо… А начну я с песни, с которой начинал свою работу в кино. В одном из первых фильмов я играл такого хорошего рабочего парня, но с криминальным прошлым. И вот весь фильм он с этим прошлым пытается порвать. И, в конце концов, это ему удается. А когда не совсем удавалось, в самом начале фильма, он пел у меня такую наивную слезоточивую песню.
Ну вот и все – мой поезд на Восток,
А твой трамвай до площади Таганской,
Где так хотел я – только вот не смог
От жизни отвертеться уркаганской…
Песня вылетает в открытые окна клуба и зависает над вечерней столицей.
Хоть ты меня тянула, как могла,
От корешей в концерты и капеллы,
Чтоб я забыл про черные дела,
В партерах сидя, думая о белых…
Камера опускается над идущим по тротуару Анатолием Коваленко и несколько секунд сопровождает его пока тот не проходит мимо собственной фотографии-ориентировки, приклеенной к стенду «ИХ РАЗЫСКИВАЕТ МИЛИЦИЯ». Бросив Анатолия прошедшего мимо стенда и даже на него не взглянувшего, камера снова взмывает в московское небо.
И дух мой вроде рос не по годам
На пару вместе с совестью гражданской…
Однако поезд мой – на Магадан,
А твой трамвай - до площади Таганской…
Но верь мне – на последний этот скок
Я шел уже без всякого задора,
Ну а пятера – это же не срок,
Пятера – просто шутка прокурора…
Камера на несколько секунд зависает над подъездом одной из гостиниц. Среди четырех путан, загружаемых «штатскими» товарищами внутрь милицейского «цыпленка» мы видим Антонину Демидову. «Цыпленок» трогается с места и выруливает на широкую длинную улицу.
Года ведь что – растают без следа,
В пыль сносятся тюремные одежды…
По мне – страшнее страшного суда
Твои глаза без дна и без надежды…
Но поезда маршрут не поменять,
И у тайги свободы не отсудишь…
Ты это… Ты пиши мне, ладно, Надь?
Что ждешь, мол… Даже если ждать не будешь…
За кадром раздаются аплодисменты. А в кадре – милицейский «цыпленок» удаляется от камеры по широкой, длинной улице. Удаляется и растворяется в темноте…
на экране появляется титр
ПОСЛЕ АРЕСТА В МОСКВЕ
КОВАЛЕНКО АНАТОЛИЙ СЕРГЕЕВИЧ
БЫЛ ЭТАПИРОВАН В ГОРОД МАГАДАН.
НА ПОВТОРНОМ СУДЕБНОМ ЗАСЕДАНИИ ЗА КРАЖУ СО ВЗЛОМОМ
И ПОБЕГ ИЗ ЗАЛА СУДА
БЫЛ ПРИГОВОРЕН К ДЕСЯТИ ГОДАМ ЗАКЛЮЧЕНИЯ.
ДАЛЬНЕЙШАЯ ЕГО СУДЬБА АВТОРАМ ФИЛЬМА НЕИЗВЕСТНА.
титр уходит в ЗТМ его сменяет следующий
АНТОНИНА МАКСИМОВНА ДЕМИДОВА – РОДРИГЕС
С 1976-ого ГОДА ПРОЖИВАЕТ В ГОРОДЕ БОГОТА (РЕСПУБЛИКА КОЛУМБИЯ )
титр уходит в ЗТМ и его сменяет следующий.
БЫВШИЙ СОТРУДНИК КГБ СССР СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ КАРТАШОВ ПОСТУПИЛ НА ЗАОЧНЫЙ ФАКУЛЬТЕТ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА.
ДО ПЕНСИИ РАБОТАЛ УЧИТЕЛЕМ РУССКОГО ЯЗЫКА И ЛИТЕРАТУРЫ.
титр уходит в ЗТМ и его сменяет следующий.
В ДЕКАБРЕ 1970-ого ГОДА
ВЛАДИМИР ВЕРШИНИН
ВСТУПИЛ В ЗАКОННЫЙ БРАК С ГРАЖДАНКОЙ ФРАНЦИИ
АКТРИСОЙ МАРИНОЙ ДЕ ТУЛЯКОФФ.
УМЕР ЛЕТОМ 1980-ого ГОДА.
титр уходит в ЗТМ и его сменяет следующий
В 1987-ом ГОДУ
ИМЕНЕМ РУССКОГО ПОЭТА
ВЛАДИМИРА ВЕРШИНИНА
БЫЛА НАЗВАНА ОДНА ИЗ ЗВЕЗД СОЛНЕЧНОЙ СИСТЕМЫ
*)
К О Н Е Ц
*) в киноповести использованы песни и стихи: Игоря Кохановского, Александра Городницкого, Михаила Кочеткова, Геннадия Шпаликова, Михаила Танича, Семена Гудзенко, Юза Алешковского, Веры Инбер, Ильи Рубинштейна.
Комментарии (1):
Комментарии (1):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Илья Рубинштейн. Дворовый романс. Часть 7 | Vladimir_Vysotsky - Владимир Высоцкий - все о поэте, актере, певце |
Лента друзей Vladimir_Vysotsky
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»