Мистер Пайк закрыл разрез пластами кожи, бурые пальцы сжали края, другая рука тут же начала сшивать. В комнате было темно, но судя по блестящему кончику носа, глаза за процессом никак не следили. Сальные волосы топорщились, наморщенный лоб говорил о не самых приятных мыслях, что роились под узором его морщин. Комната погрузилась во мрак.
~~~~

Пайк с группой воинов крадётся к укреплениям противника. Те парни из группы - никто из них не пережил ночи -, они первые стали звать его Ави, может только по этому он всё ещё их помнит. За баррикадами из дерева и земли сидели, кажется, анархи, но Пайку тогда было в общем-то всё равно. Короткий бой, пара взрывов, попытка прооперировать одно из группы в воронке от взрыва, быстрый диагноз, добить, поднять, снова вперёд. Как раньше, как будет позже. Помнил ли он тогда, что такое отдых? Когда он забыл об этом на самом деле?
~~~~
На теле, лежащем на столе, под рукой Ави, не осталось открытых ран. Перекорёженные конечности приобрели более подобающий вид.
~~~~
Его практика в Новом Орлеане была не то чтобы широкой, но на жизнь хватало. Даже что-то откладывалось, на светлый день. Черного в жизни было предостаточно, поэтому будущее рисовалось в более белых тонах. Как оказалось, даже слишком белых. Плюнув на всё, Пайк взял накопленное, сел на торговый корабль и через пару месяцев штормов, вхождения в мелкие порты ради ничтожных сделок, лечение скучных моряцких болячек… в общем, Ави оказался в Африке. Один из его пациентов, мистер Джоджо, один из негров, презираемых в новом обществе как белыми, так и собственными “братьями”, дал ему письмо к родне, или какому-то племени, доктор так и не разобрался. В том поселении, как рассказывал Джоджо, постоянно что-то происходило, кто-то подхватывал непонятную заразу, укусы неизвестных зоологам тварей, отравления диковинными растениями. Для метающегося ума местечко что надо - нет времени отдыхать, а значит нет времени думать. Мысли, понятное дело, вертелись вокруг жизни и того, зачем она вообще нужна. Пайк уже тогда был со смертью на ты, она не пугала его, он здоровался с ней на границе встречи других людей с её холодными объятиями. Так или иначе, Авессалом прибыл в Африку.
~~~~
Из мрака пробивалось тиканье настенных часов. Пайк терпеть не мог часы и это самое тиканье. Но если избавить себя от внешних раздражителей - как тогда быть уверенным, что твоя рука всё ещё на пульсе событий, что рука чужая всё ещё не сжала твоё горло последней хваткой?
~~~~
Её пальцы были ледяными. На третий год жизни на черном континенте, Пайк забыл, что такое холод. Её глаза были прозрачней родника среди холмов, где док набирал воду для своих снадобий. Её принесли исколотую щепками, будто рядом с ней взорвалось дерево. Ави извлёк все куски древесины, омыл её тело и оставил на стол до утра. Он проснулся за несколько часов до рассвета от звуков её голоса. Её слова и хрипотца в них возбуждали его сильней десятка юных туземок за раз - всякое бывало за эти три года. Но её появление - к нему он был не готов. И никогда не смог бы подготовиться. Жизнь схватила его за яйца, подбросила в воздух, ударила о его пропотевшую постель, сковала конечности льдом её слов, выжала из него кровь и душу, а после отобрала у смерти, вернув проклятым, разбитым, разлагающимся, но увидевшим цель, нашедшим то, что страшно даже представить. Нашедшим самого себя.
~~~~
Ави провёл рукой по свежим швам на теле. Капельки крови срывались с его пальцев, выписывая по телу нужные узоры будто гравировальным станком. Телу предстояло ещё послужить богам, Пайк использует его ресурсы на полную и только тогда позволит рассыпаться окончательно.
~~~~
Про себя он звал её Лоана - не мать, но дочь матери. Имя, которое она ему назвала, не имело значения. Первые месяцы Ави пересматривал свои приоритеты, ощупывал новую завесу между своей не-жизнью и чужой смертью. Смерть его не стала дальше, скорей подставила другую щеку, немного наклонив назад свою оголенную голову. Потом были уроки. Новый Орлеан стоит на костях, оставленных на пути барона Субботы, каждый ребенок знает истории о нём, каждый взрослый хоть раз испытывал страх, представляя свою с ним встречу. Но единицы знали, что первый Самеди - не господин, но слуга, верный труп богов и великой матери. Пайк стал одним из немногих, стал служить этой цели, а не тем, кто платил за его услуги. Какая разница, Камарилья или Шабаш, если в День Гнева лишь Лоа утешит верных ей детей. Лоана, к слову, больше симпатизировала Шабашу, со временем Ави принял и эту сторону своего сира.
~~~~
Они пошли на охоту, Пайк и воин племени. Не первый раз, но заранее не узнаешь, не последний ли. Хотя Ави был практически уверен, что воину не увидеть родной хижины после этой ночи. Они нашли лежку добычи, они выбрали жертву, они убили жертву и прогнали остаток стада. Часть крови воина смешалась с кровью животного. Совсем немного, конечно. Пайк не любил чувство голода, оно нервным тремером проходило до кончиков пальцев. Обескровленные внутренности воина Ави разложил в кругу крови зверя. Это было послание, это был знак и это была часть его перерожденной сути. После ритуала он разметал останки воина по всему лесу, его безумная пляска сотрясала могучие кроны деревьев, он нагнал ночного хищника и разделил с ним радость безумной схватки. Хищник чуть не откусил Пайку нос. Пайк решил, что они расстались друзьями. Спустя год, когда он покидал поселение, он встретил мертвое тело хищника, разорванное стервятниками. Они прошли вместе пару ночей.
~~~~
Авессалом вытер нос тыльной стороной ладони. Духам нравилась темнота, он слышал их шепот в самых тёмных углах.
~~~~
Туземцы, конечно, ни черта не говорили ни на английском, ни на французском. Первые месяцы одиночество Пайка было практически невыносимым. Только работа и молитвы прятали от него мысли о смерти. Молитвы выбранным им богам, духам и идеям. Из-за них он покинул Новый Орлеан, из-за их шепота и тех методов, что заменили ему традиционную медицину. Из-за взглядов его белых друзей, из-за советов его друзей черных. Одна старуха с одним бельмом на оба глаза предрекала ему страсть и смерть, встречу с богами и падение на самое дно. Старухи любят предрекать, это знает каждый. Лоана была юна. Насколько он знал, она была юна вот уже пятьдесят лет, когда они встретились.
~~~~
Насколько Пайк помнил, он не почистил оружие после штурма. Паре лопатоголовых нужно было пришить на место руки, одному залатать шею, другому выправить позвоночник - на бедолагу обрушили дом. После он искал встречи с Присциллой, с его Мадам. Каждый раз он обжигался о её взгляд и каждый раз будто мотылёк хотел добраться до сердца этого пламени. Она была единственным в его жизни, чьей смерти он боялся. Окончательной смерти, понятное дело. А ей достаточно было жеста, чтобы строго и беспрекословно оттолкнуть его обратно в одинокое безумие. О, она была и безумна, конечно, но их с Ави проблемы рассудка были совсем разного толка. Так ему казалось в моменты одинокой скорби.
~~~~
Местные шабашиты были достаточно не плохими - на вкус Пайка - ребятами. Их смех звучал искренне, их гнев прорывался так, будто в бога вселился дух и он решил потанцевать на супружеском ложе, хозяева которого только решили зачать очередного сосунка. Черепа крошились, безрассудные потомки появлялись по малейшей прихоти, обреченные на одинокие мучения и драку за место среди таких же, как они. В общем, Ави нравилось здесь куда больше, чем скажем при Камарилльском князе в Бостоне. Противники шабаша уж очень любят долгие разговоры в белоснежных кабинетах, будто от этого их вялые речи становятся чище и полезней для общества. Пайк отдал все долги и плюнул им под ноги перед уходом.
В этом городе Ави видел ряд не плохих возможностей. Лоана будет рада, если он подготовит его для богов, духи не просто так шепчут, их тон становится громче, глаза Пайка вертятся всё шире, а кривая ухмылка грозит порвать непрочную кожу. Танцу смерти быть, нееет, так просто всё не кончится.