Всю ночь на "репите" играл Энтвайн. Мне подумалось - такая нежная посмертная музыка. Всю ночь я думал о смерти. О том, что с понедельника я начал умирать, и в это воскресенье я ощутил это сполна. Сияло солнце, люди высыпали на улицу и радовались, радовались, в то время как я был один. Я понял, что нет ничего страшнее умереть весной. Я лежал в темноте и пытался приучить себя к мысли о смерти. Думал, что напоследок мне хотелось бы услышать голос. Не увидеть, нет, ни в коем случае, просто услышать голос.
Затем я провалился в сны. Всю ночь я видел один сон. Мне впервые приснился ты. Жаль, я уже с трудом могу воспроизвести в памяти каждое твое слово. Я бродил по институтскому коридору, сам не зная зачем, пока не вышел на лестничную клетку, где встретил тебя. Цеплялся, впивался пальцами в твое тело. "Ты ведь настоящий? Ты ведь не исчезнешь?..." Пытливо всматривался в ту незабвенную пронзительность мягких глаз. И пока ты, гладя меня по голове, шептал, что, мол, настоящий, настоящий, я все еще судорожно жался к тебе в попытке окончательно удостовериться в твоей "подлинности". Даже во сне я слишком хорошо помнил, что тебя больше нет и никогда уже не будет. Я знал - даже если ты окажешься очередной химерой, я буду сжимать ее в объятиях до конца, пока она не растает сигаретным дымом.
Лестничная клетка вдруг сменилась маленькой комнатой без окон, где на нас смотрели только выкрашенные в бежевый стены и был маленький диван, мы сидели на полу, я, растянувшись, положил голову тебе на колени. Ты сказал, что мне пора. А я уже давно перестал видеть себя со стороны и помнить, что это все - иллюзия, в оцепенении, предварившим отчаяние, я повторял бессвязные слова.
- Ты ведь будешь еще? Почему, зачем мне надо куда-то идти?! Почему я не могу остаться здесь, с тобой? Навсегда?
Видимо, только во сне людям неведомо, что такое сожаление. Мертвые знают это лучше.
А ты лишь смотришь на меня своей проклятой ангельской улыбкой и говоришь, что будешь меня ждать. И что мне все же надо идти. Ты говоришь - теперь мы будем видеться по воскресеньям. Я с трудом поднимаюсь, не отрывая от тебя глаз, и поверив тебе, чего категорически нельзя делать во сне, но иначе не получается, выхожу из комнату. И снова коридор бессмысленности.
Меня будит телефон. Я должен был поехать в свой новый институт, но не смог проснуться. Смски спрашивали, все ли со мной хорошо, я ничерта не понял, пока мне не объяснили, что случилось. Лубянка. Я разминулся с тем, о чем навязчиво размышлял ночью. Я испугался.
Но ведь в воскресенье мы снова увидимся, правда?...