Предупреждение: возможны опечатки и стилистически недочеты. Исправлю, когда будет немного времени.


Я чувствовал себя нашкодившим ребенком, подсмотревшим в замочную скважину что-то очень-очень личное...

Солнечный свет стремительно перемешивался в мрачноватом коктейле с непроглядной ночной темнотой. Так всегда бывает, когда над нашими головами сгущаются хмурые грозовые тучи. Так неуютно…
На столе были разброшены причудливым веером карты, желтый электрический свет резал глаза до слез, весь воздух в комнате был пронизан веселыми голосами моих друзей, комната была окутана стойким запахом алкоголя… Душно. Темно. Чертовски раскалывается голова от надвигающейся грозы.
Выйти оттуда стало жизненной необходимостью. Конечно, это не станет какой-то проблемой: ни один из присутствующих не заметит моего отсутствия. В такие моменты чувствуешь себя почему-то особенно одиноким: вокруг столько веселых, полных энергии и видимого благодушия людей. Карты и сигаретный дым составили довольно классический дуэт наших времяпрепровождений, сдабривая горьковатыми специями липкую душную атмосферу комнаты. Смех становился практически непереносимым шумом, бьющим резонансом по барабанным перепонкам. Столько людей…
Я сидел в углу комнаты, наполняя легкие дымом - это стало единственной отрадой в этот вечер. Хотя… и не только в этот. Эти вечера приходили слишком часто, стирая границы времен года своим постоянством, действуя на нервы. Здесь никогда ничего не меняется. Саня раздает карты, приговаривая наскоро придуманные остроты, которые отчего-то всех веселят, взрывая в очередной раз пространство дружным смехом. Незамысловатый юмор… Пошловато, но всем нравится. Кому нужны трудности? Здесь все должно быть легко, ведь эти люди пришли сюда отдыхать и веселиться.
Но кто из них здесь не занят собой? Кто действительно получает удовольствие от общения, а не от возможности продемонстрировать себя? Я не видел ни одного… все такое фальшивое. Но почему я не могу отказаться от этого? Уйти, оставив это все это гнить и дальше? Почему предпочитаю разлагаться?
Юля обвивает тонкими руками плечи своего почти возлюбленного Пашу. Почти… завтра у нее будет уже другой объект обожания: красивее, умнее, удачливее в картах, богаче. Она будет так же обдавать жарким дыханием его шею, пока он разыгрывает очередную партию, так же звонко смеяться над шутками и говорить, что любит. Но это завтра, а сегодня ее фаворит – Паша. И всех это устраивает. Почему я еще здесь? Что я здесь забыл?
Ну а кто хочет быть одиноким?.. За таким времяпровождением как-то легче. Этот теплозаменитель создает иллюзию нужности, важности, жизни. Потому что больше ничего нет. Нет ничего настоящего… ни любви, ни тоски, ни жалости. Как-то так, кажется?
В противоположном от меня углу сидит весело щебетащая компания не интересующихся картами. Они обсуждают последние новости из собственной жизни, сопровождая каждый рассказ самыми детальными подробностями… Эти секреты завтра будут знать все. Хотя… почему завтра?
Маша заговорщически мне подмигнула… Не знаю, что отразилось у меня на лице, но она резко вскочила и пересекла комнату за считанные секунды. Она поймала мой дымный выдох в свою улыбку и шепотом поведала душещипательную историю о том, какая Наташа дура, что ее даже Ваня бросил. Меня больше интересовало то, почему в этих пачках так неприлично мало сигарет? Почему не выпускают упаковки по пятьдесят штук? Я бы назван эту серию: «Депрессивная». Уверен, они бы продавались! Как же раскалывается голова…
Все человеческое осталось где-то там, далеко, не с нами. В попсовых песенках, в произведениях классиков, в полотнах мастеров. Может быть, все чувства человечество отдало туда? Был огромный чан со всемирной Душой, размером с ядро планеты, не меньше. Осталась эта Душа после создания всего мира: голубых просторов морей, нежных зеленых трав, колышущихся под легкими порывами ветра, звездного неба и этой проклятой, но необыкновенно красивой грозы. Кто-то не рассчитал количество ресурса, выкидывать жалко было, вот и создал чан, чтобы вылить туда остатки Души. Веками его транжирили наши предки: на себя, на всех вокруг, на музыку, кино, литературу, театр, даже науку… Транжирили безбожно, и в итоге Душа вышла в тираж, а потом взяла и просто кончилась… Нам же осталось только скармливать своим душам и сердцам животные инстинкты, которые выражаются в одном слове – желание. Да, желания… Они правят всеми, больше ничего нет. Осознание этого всегда прошивает грудь тупой болью…
Тонкие пальцы Маши проложили путь по моей руке, притягивая меня ближе, тело мое было совсем не против, но разум решительно отвергал такие посягательства. Зачем мне это? Что нового я почувствую от этой близости? Почувствую ли вообще хоть что-нибудь? Ведь я тоже… тоже среди них. Я уже давно не верю в существование чего-то, кроме закона сохранения энергии и желания. Каждый удар сердца отдавался целым барабанным концертом в голове. Губы Маши накрыли мои… Ну и хватит. Увы, в этом мире, где всем правит желание, наши с ней не совпали. Пазл не сошелся. Баста.
Встав с дивана, я, не посмотрев на нее, вышел из комнаты. Что она почувствовала в этот момент? Я подумаю об этом как-нибудь позже… не сейчас и не в ближайшую тысячу лет. Скорее всего, она уже выражает свою привязанность какому-нибудь другому парню, который будет совсем не прочь этих ласк. Просто я был первым в этом бесконечном списке из парней, а все смазливая физиономия и годы спорта сказались… Если бы не все это, сидел бы себе спокойно и прожигал еще один бесполезный вечер на мягком диване, наблюдая за этой пародией на вакханалию. Из груди вырвался приглушенный смешок… А может быть, все и к лучшему, все равно так необходимо было оттуда вырваться, отдыхая в темноте прохладного коридора…
Я чувствовал всем своим напряжённым телом, как стихия готова обрушить свой гнев на наш город. В каждой клеточке отдавался бушующий ветер, поднимающий пыль с земли, кружа ее в последнем замысловатом танце, готовя ее к хлестким ударам небесных слез. Боль с каждой секундой накатывала все больше, топя в своих волнах последние остатки рассудка. Необходим был свежий воздух… хоть немного. Это было похоже на жажду путника в пустыне, раздирающую все естество, иссушивая, мучающую непреодолимостью.
Балкон в соседней комнате должен был послужить мне спасением.
…
Я замер посреди комнаты, не в силах двинутся с места, срастаясь с полом миллиардами своих молекул. Там, на балконе, не завешенным никакими занавесками… Два черных силуэта прочерчивались на фоне густых фиолетовых облаков, готовых в любой момент разразиться белыми вспышками, размешивая воздух волнами грома. Она и он стояли напротив друг друга, опираясь о противоположные стены, не двигаясь, не издавая ни единого звука. На ее лице едва проглядывались тонкие черты лица, хрупкая фигурка излучала какое-то спокойствие, тонкие руки скрестились у груди. Она была необыкновенно красива. Что же касается его… мне трудно оценить, насколько красивы бывают парни, но если бы я был девчонкой, я бы влюбился с первого взгляда. Правильные черты лица, тренированное тело распространяло на весь город, наверное, волны уверенности, даже руки в карманах не испортили этого впечатления.
Они смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова, но, мне казалось, что они ведут самый полный и чувственный диалог, свидетелем которого я когда-либо становился. Их взгляды были наполнены чем-то таким, что понять бы никому никогда полностью не удалось: эта была смесь из глубокой печали, горечи, боли, нежности, необыкновенного понимания друг друга, теплоты, неизбежности и чего-то еще, чему человечество еще не дало названия. Между ними как будто были нити - да нет, целые канаты! - чего-то, что было далеко от моего понимания.
Я чувствовал себя нашкодившим ребенком, подсмотревшим в замочную скважину что-то очень-очень личное...
Они молчали и не повели и пальцем, а я не мог оторваться от них. Казалось, что они прилетели с другой планеты, настолько они были чужды этой квартире с ее удушающей прозаичностью, всему этому миру, к которому я привык за 20 лет своей бестолковой жизни. Настолько, что хотелось посадить их в космических корабль и отправить обратно, чтобы они не заразились от нас этой гнилью.
Чернильное небо и не думало светлеть, дождь забарабанил нещадно по окнам, гром накатывал все сильнее, громче, но белого света все еще не было видно. По моему телу пробежала спринтером дрожь, когда он медленно подошел к противоположной стене, она даже не шелохнулась, все так же глядя в его глаза, заглядывая прямо ему в душу. Они были так близко, хоть и не прикасались друг к другу, электрические разряды от них пронизали весь воздух, заряжая и так разгневанное небо.
Мне нужно было немедленно уйти, я не имел права быть свидетелем их диалога, но ничего не мог с собой поделать и смотрел, жадно вбирая в себя каждое движение их глаз, каждый спокойных вдох, каждое невысказанное слово. Это было так необычно, наблюдать что-то, что одновременно было нежно-невинным и таким глубоко интимным. Видел ли я когда-нибудь подобное? Читал ли об этом? На моей памяти не было ничего, что могло бы сравниться с этим…
Ослепительный свет залил всю комнату, накрывая с головой вместе с оглушительным раскатом грома. Я задохнулся от собственных ощущений: его руки нежно коснулись ее лица, настолько, насколько это вообще может быть возможно, будто прикасаясь к воздуху у самой ее кожи, губы мягко прикоснулись ко лбу. Их глаза были закрыты… Еще одна вспышка… он склонил голову, прикасаясь лбом к ее лбу… В их лицах было столько боли, сколько не испытывал, наверное, ни один человек на этой насквозь фальшивой земле. Ее было настолько много, что у меня внутри все сжалось и заныло. Почему эти двое испытывали ее? Почему они были настолько прекрасны в этих отношениях? Почему рождали столько чувств в отвыкшей от них душе? Миллиарды «Почему?» теснились в моей голове, дерясь за первенство и главенство.
Я больше не мог быть там… Собрав остатки воли, я развернулся и исчез так же незаметно, как и появился… Это было что-то слишком личное, слишком чувственное, слишком нежное… Все что угодно, только не желание. Я не знал об этом ничего… И догадывался только о том, что этой ночью я точно не усну.