ЭРИК. Тебе не кажется странным, что жизнь и смысл жизни это зачастую совсем не одно и тоже, Михай?

МИХАЙ. Я это знаю, наверняка, Эрик, потому что жизнь у меня пока есть, а смысл жизни, то появляется, то исчезает. А теперь, после того, что случилось, смысл жизни, у меня пропал навсегда.

ЭРИК. А ведь это неправильно, Михай. Жизнь и смысл жизни, не могут существовать отдельно друг от друга. Если у тебя нет смысла жизни, то тогда, для чего тебе такая жизнь?

МИХАЙ. Бессмысленная жизнь мне не нужна, Эрик, здесь ты прав. Если пропал смысл, то пускай пропадет и жизнь.

ЭРИК. Мы должны сделать то, что должны. И на этом все закончится.

МИХАЙ. Мы сделаем это, Эрик, и наши бессмысленные жизни, растворятся во мраке небытия.

ЭРИК. Постой, а разве ты не веришь в жизнь после смерти, Михай?

МИХАЙ. Жизнь после смерти? Ты только вслушайся в эти слова: Жизнь после смерти. Разве ты не видишь, явное противоречие – жизнь после смерти? Смерть после жизни, – это другое дело. Смерть либо есть, либо нет. Если она есть, то конечно она после жизни, и это окончательный финал пьесы. А если смерти нет, то жизнь не кончается, и это не оконченная пьеса, из которой нельзя понять, чем все закончится.

ЭРИК. Лично я предпочитаю, законченные произведения.

МИХАЙ. Я целиком и полностью разделяю, твой литературный вкус.(c)
Бухарест 68. Иван Вырыпаев.