'Дамы и Господа, Господа и Дамы, вы готовы, будем начинать нашу лекцию о том, что такое мораль и этика человека, и что такое свобода его воления?'.
Большинство присутствующих одобрительно закивали головами, кто-то даже сказал, что 'уже всё и началось', и он весь во внимании, кто-то произнёс 'с Богом', и когда лёгкий шум утих, началась лекция.
'Я бы хотел начать с изречения одного великого философа: 'Человек есть единственная метафизическая тварь на Земле', - сказал Бенедиктус. - Только человек, - продолжал он, - способен задавать на Земле вопросы: чем определяются мои поступки и действия, откуда я пришёл, зачем я здесь и что хочу от своей жизни, зачем я пришёл сюда и что должен здесь делать и как могу я управлять своими поступками; ни одно иное живое существо на Земле не спрашивает и то, чем кончается моя жизнь, где её цель и смысл, не обращается с взыванием к Высшему, прося прояснить смысл своего бытия, ни одно иное существо не задумывается откуда берётся свобода выбора и зачем она вообще нужна, не пытается понять что есть любовь и этика жизни.
На Земле, во всяком случае, в зримом физическом её мире, только человек способен задавать себе такие вопросы и пытаться найти на них ответ; впрочем, - добавил Бенедиктус, - далеко не всякий человек задаёт себе такие вопросы, ещё меньшее количество людей стремятся сколь-либо серьёзно понять сказанное, и лишь малая часть - приходит к их пониманиию.
Почему столь таинственны и сокрыты от простого взора людей эти великие вопросы человеческого бытия, отчего довлеет над ними словно флер 'потусторонности', закрывающий простое и ясное понимание их сути? Отчего так мало людей способны постичь истинности своего бытия, обрести свободу и любовь своих сердец, проникнуть в таинство смыслов человеческой жизни?
Сегодня мы попытаемся найти ответ на эти вопросы, понять где находятся основы всяческой морали, чем отличаются они от этики и что есть такое свобода человеческого выбора. Предваряя начало лекции, мне хотелось бы воспроизвести для вас ещё одно изречение великого метафизика нового времени, Иммануила Канта, о том, что есть самое 'удивительное и странное' на Земле для Души человека, - великий мистик говорил:
'Две вещи наполняют нашу Душу самым большим удивлением, чем более мы всматриваемся в них: звёздное небо над нами и нравственный закон внутри нас'. В этом суждении - поэтическое выражение таинства пробуждающейся человеческой Души - способности видеть мистицизм человеческого рождения, даруемый 'вторым рождением' - рождением Души. Это есть наибольшее таинство пробуждённого: видеть величие Божьего мира и осознавать высшую этику Любви Запредельного.
Стоит предельно вчувствоваться в эту мистерию, открывающую живую реальность Бытия Души, наличие Творца и нисхождение Его дара выбора как Галактической свободы пробуждённого человека.
Жизнь в магическом Мире, радость непрекращающегося причащения к живой реальности, - это магический дар пробуждённого человека, способного превратить высшей алхимией 'золото в бытие'.
Однако, нам надо возвращаться в лоно поставленных вопросов и начинать развёртывать 'бесчисленные нити' их, запутанных для обыденного сознания, смыслов.
Начнём с понятия свободы выбора и метапсихологических механизмов человеческого ума. Человек рождается на Земле не имея ни самосознания, ни выбора - когда, в каком обществе, в какую эпоху, в какой социальной среде и у каких родителей он является в этот мир; более того, ни психологические, ни телесные качества этот маленький человек не выбирает, всё даётся ему как бы 'от родителей', являющихся непосредственной причиной его появления; и качества родителей, которых он не выбирает, но которые начинают его воспитывать, этот маленький человек тоже просто 'наследует', как и реалии общества и той социальной среды, в которой он впоследствии растёт.
О какой свободе выбора здесь может идти речь?
Думаю, если смотреть непредвзятым взглядом, мы не можем найти в таком появлении человека никакой свободы 'его самого'; когда мы будем идти далее, то увидим подобную обусловленность и у его родителей, дедов, бабушек и так далее, вплоть до 'начала времён'. То же происходит, если, используя наши как научные, так и философско-духовные знания, мы пытаемся 'найти свободу' в его психологических качествах, в морали или сформировавшемся обыденном самосознании, - кругом определяющии цепочки причинно-следственных связей, сплошная связанность и детерминизм (тотальная обусловленность).
То же самое происходит и при нашем как бы более глубинном рассмотрении проблемы свободы, через констатации 'прирождённой свободы выбора' повзрослевшего, обретшего своё 'я' и обыденное само-сознание, человека; просто к обычным, неосозаваемым причинам и следствиям, добавляются причинно-следственные связи его 'я', имеющего реальную и иллюзорную структуру ценностей и мотиваций; когда мы говорим, что человек использует свою волю, мы реально, а не иллюзорно, сами не сознавая того, имеем в виду то, что мотивации этих частей 'я' вклиниваются в цепочки внешних событий и управляют ими в меру своих возможностей влияния на эти события; психологически же человек ощущает, что его мотивы независимы, основаны лишь 'на нём самом', кроме того, остаются невидимыми отстоящии от фокуса внимания причины и качества действующего человека, мотивации не имеют зримой связи между собою и своими побуждающими причинами, - и человек с 'чистой' совестью и вполне искренне чувствует и считает, что он выбирает сам, независимо, по своему свободному волеизъявлению.
Это очень краткое, схематичное описание, - добавил посмотрев на слушающих его людей, Теософ, - чтобы досконально изучить эту структуру реалий человеческого бытия, понадобилось бы куда большее количество времени, и начинать необходимо было бы с общих основ строения человека и его способностей познания; кроме этого, все частичные и фрагментарные знания о механизмах человеческой жизни должны собираться нашим умом в единую картину, которая должна проживаться нашими высшими чувствами и создавать состояния бытия, позволяющии не только знать эти 'законспирированные' нашим Управителем истинности, но и реально проживать их присутствие во всех аспектах человеческой жизни на Земле.
Сейчас, наша первая задача - дать номинации реальному положению дел человека на Земле и осознать всю 'плачевность' его тотального биоробототизма, который не 'отменяет' ни наличие обыденного самосознания, ни высокой интеллектуальности, ни творчества (последнее лишь творит новации, а не свободу).
Итак, картина получается достаточно мрачная и даже кошмарная, - жизнь биороботом с иллюзией свободы выбора, без всяких перспектив и надежд, в руках умного и хитрого Управителя Земли, Полубога Солярного мира.
Когда видишь эту картину во всей её убийственной 'красе' - сердце видящего наполняется великим состраданием к 'обречённым', 'зависшим над Бездной' людям, пребывающим в детских иллюзиях своей 'самодостаточности' и 'свободы', не способных что-либо изменить в своей судьбе и обречённых на вечные скитания Сансары.
Но это - уже иной наш главный вопрос - об основаниях высшей этики, находящихся за пределами обыденного сознания и истекающих состраданием Видящего, на основе обретённого просветлевшей Душою высшего таинства Мироздания - Любви сотворившего Дух и живые матрицы наших Душ - Сверх-Разума Абсолюта.
Для знающих добавлю, что это неразделяющее видение - осознающее великое единство в Абсолюте всего 'произросшего' во всех мирах, - и есть высшая философия Божественного Единства, именуемая Адвайтой бытия или просто адвайтой.
Сейчас мы сделаем перерыв, - сказал Бенедиктус, - ибо вам необходимо немного ослабить нагрузку своих умов, чтобы мы могли эффективно двигаться дальше, - завершил, смотря плавно скользящим, полным запредельных энергий взором, Бенедиктус.'
Я ощущала странный прилив энергии во всём теле, голова же была в одно и то же время пуста и наполнена; приподнятость настроения ощущалась смутным, исходящим из самых глубин моей Души, чувством причащения к чему-то непереоценимо важному, являющему тайну самого бытия, сокрытую от взоров большинства и явившуюся мне своею 'сокровенною правдою'.
Я подошла к Бенедиктусу, поблагодарила его за происходящую мистерию и вынула из пакета предназначенную ему картину, развернула её полотном к его лицу и произнесла: 'Во имя высшей Истины!'; более того я ничего не могла произнести, смотрела в глаза Бенедиктусу, и когда он отвёл взгляд от картины, добавила: 'Я вижу в Тебе Свет самого Создателя. Я благодарю Бога за этот Твой дар!'.
Теософ улыбнулся, в его глазах промелькнула лёгкая мистическая грусть, и сказал мне: 'Анна, - мне нравится Твоя картина, ибо вижу - писала её Ты 'в духе', она полна живой силой, словно Ангел Света живёт и в её полотне, она излучает сострадание, боль за судьбы Земли. Но, Анна, там нахожусь не я, я 'простой смертный', и если можно было бы и именовать меня Ангелом Света, то лишь с одной употребляемой на Востоке приставкой: 'дас' или слуга.'
Бенедиктус бережно взял картину в руки, ещё раз взглянул на неё, словно общаясь с изображённым на ней живым образом Люцифера, сказал 'ОМ' и положил картину на стол, где она, во всполохах догорающих свечей, словно приобрела ещё большую живую силу.
'Пойдем на воздух, Анна', - сказал Бенедиктус и мы поднялись во дворик, где прогуливалось почти половина пришедших на лекцию людей. Десять минут прошли быстро, Бенедикутс отвечал на вопросы людей, заодно, как я заметила, стараясь осознанно курить сигарету; последнее ему полностью не удавалось, он переводил взгляд то на исходящий дым, то на лица спрашивающих людей; я постаралась скопировать осознанное курение, слушая 'краем уха' произносимые вопросы и ответы, концентрируя разделённое внимание и на ощущениях от вдыхаемого дыма, и на его выпускании 'в небо', и на лицах и голосах окружающих.
Мы практически не смогли поговорить с глазу на глаз, чего мне хотелось, поскольку я желала договориться о нашей новой встрече, которою мне хотелось с нетерпением приблизить насколь это возможно. Ладно, подумала я про себя, после лекции я смогу поговорить с Мастером, нечего мне спешить.
Вскоре все вернулись в полуподвальный зал, я снова сидела на своём месте, ощущая, что как будто мне чего-то не хватает, и мною было что-то потеряно; лишь минуту спустя я поняла, что подаренная Бенедиктусу картина не жила отдельной от меня жизнью, и словно моя частичка 'ушла от меня' и находилась на столе у Теософа.
'Итак, - сказал Бенедиктус, - приступем к следующей части нашей лекции.
Теперь я хотел бы остановиться на том, что есть такое общественная мораль и чем она отличается от этики. Как мы видим, наше 'я' имеет много 'этажей и уровней', одним из которых и является регуляция общественного поведения человека, именуемая моралью; наши обусловленные воли, входящии в мир взаимоотношений со своими целями, должны иметь систему 'сдержек и противовесов', чтобы не создавать чрезмерного, опасного трения конфликтов интересов во взаимодействии человека с человеком. Мы сами, на основе бесчисленного множества примеров жизни, видим, к чему, зачастую, приводят такие 'необузданные' межчеловеческие 'трения', как часто 'горит кожа и мясо', или, даже, 'испепеляются кости' одних 'собратьев' по Земле другими, и подобное действо присутствует практически постоянно на микромасштабах индивидульных судеб, так и, периодически, с момента начала всей новой истории, в макромасштабах множественных и нескончаемых войн; сюда можно добавить несметное количество всяческих не находящих заметного отображающего отклика в летописях истории, 'щекотаний' и 'пинков', столь щедро наделяющих бросовыми энергиями агрессии очередного несчётного 'сестру или брата' по обители Земной.
Вот для чего, наряду с законами, и образована общественная мораль, которая, в достаточной мере и не справляется с урегулированием столкновений человеческих эгоизмов и составляет ещё один детерминированный механизм человеческой взаиморегуляции.
Теперь мы должны перейти к самому важному: есть ли вообще выход из такого плачевного положения человеков Земли, можно ли 'пробить брешь' в обусловленности и выйти к истинной свободе воли, можно ли обрести вместо конвенциональной (соглашательской) морали этику, способную сделать сердце человека истинно сострадательным, дать ему инспирацию творчества пути ввысь?
Безусловно, эти вопросы - само живое полотно жизни человека, и от их разрешения зависит сам смысл жизни человека на Земле.
Как вы помните, мы ранее разбирали так называемую 'пирамиду' мотиваций, для того, чтобы был ясен механизм обусловленности нашего ума. Теперь мы двигаемся к пониманию того, где находится 'ахилесова пята' этой тотальной обусловленности, как её обнаружить и выйти из биоробототизма жизни.
Первое, что нам следует понять, это невозможность освободиться внутри самого обычного ума 'от ума', - это будет порочным кругом, к водовороте мыслей которого 'погибла' не одна ищущая Душа; мы должна создавать внутри себя нечто новое - максимально независимый от ума, использующий совершенно иные основания разума (кому угодно будет номиновать по-иному - высшего ума) - истекающего из матриц духа, на которых базируется и сам ум, не сознавая своей первоосновы, - экран чистого наблюдающего сознания.
Вот здесь и находится 'ахилесова пята' низших матриц программ человеческого рода, побуждающих человека быть подчинённым своим целям и лишающих его 'высшего разумения' о своем истинном, рабском положении на Земле; только отсюда и может начинаться подлинная духовность и произрастать свобода; другого пути просто нет, альтернативу являют лишь навеваемые тем же Управителем иллюзии собственной свободы и мнимость доброй воли, навеки порабощающии Души или, что будет звучать правильнее и точнее, заставляющии жить с эрзацем Души, в иллюзии её 'доподлинного' наличия.
Вдумайтесь в сказанное, попытайтесь вжиться в мелодики выраженных смыслов, медитационно войти в осознанность, пусть и на короткий момент времени, чтобы ощутить истинное положение ваших дел и возыметь силу и смелость к своему освобождению от рабства.
Далее, что как бы уже само вытекает из сказанного, мы попытаемся понять, что же есть основание высшей этики человека? Да, именно так, и только так во внутренней плоскости сознания человека, - наличие отстранённого наблюдателя, чистого экрана сознания, истекающего от живой матрицы Духа, - ибо только Там наличествует свобода (безусловно, тоже не абсолютная) и только Оттуда как дар Творца она может нисходить на нас, тех, кто живёт не умом, а сознанием, тех, чьи Души обрели то 'минимальное' количество Света, способного растопить 'лёд забвенности' и начать творить - свою жизнь здесь, и будущую Жизнь - Там.
Ко всему следует добавить, что, если следовать теории реинкарнации, человек сам ответственен за своё будущее - тем, насколько он работал здесь над своею осознанностью, как он реально - в измерениях состояний бытия - здесь жил, а не как воображал о жизни и не как 'механически рефлексировал'.
Вот здесь и сокрыта главная мистерия Человека - способного к сознательному творчеству, созданию Души и выбору своего вселенского будущего. И никакой Полубог не способен противостоять этому дару самого Сверх-Разума, ибо не было возможности создать человека, не используя Образ и Подобие Высших Сфер Бытия - живого и вечного АБСОЛЮТА.'
Тут Бенедиктус на время замолчал, словно погрузился в глубину медитации, лишь после чего добавил:
'Только не следует забывать, что в нашу эпоху Железного века освободиться могут лишь избранные. Станьте ими. Этим вы поможете и другим - достойным Вечности.'
На этом лекция, как я почувствовала, подошла к концу, Бенедиктус объявил перерыв, после чего должны были начаться обсуждения и дискуссии. Я чувствовала себя, словно сам Люцифер снизошёл до меня и раскрыл мне самую великую тайну человека, - технику освобождения Души; внутри была лёгкая дрожь, пальцы мои чуть похолодели, на лбу проступили маленькие капельки пота; кроме всего, мокро было и в ложбинке между грудями, за ушами и, даже в нижней части живота; но моё напряжение меня не беспокоило, словно являлось неизбежным последствием постигнутых мною истинностей.
Я подошла к Бенедиктусу и поблагодарила его за столь интересную лекцию; глаза мои сияли отражёнными частичками неземного Света, внутри я ощущала возвышенную радость, моё состояние явно было выше 'обыденного', словно я находилась сразу в двух реальностях - чистого сознания и этого инертного, тяжёлого материального мира.
Бенедиктус сказал мне: 'Я вижу, Анна, ты смогла причаститься к более высоким пониманиям, эти состояния сознания необходимо поддерживать волей и развивать дальше, используя различные техники работы над собой. Как бы ты охарактеризовала то главное, что смогла понять сегодня? - спросил, глядя в мои глаза, Теософ.'
Ответ пришёл ко мне как бы сам, автоматически: 'Я смогла причаститься к свободе; я ощутила глубину нашего неведения себя.'
Бенедиктус вновь улыбнулся, на его лице проявилась таинственность, словно за улыбкой скрывалась сама извечная игра Бога, и сказал:
'Анна, возможно, мы сможем встретиться с Тобою завтра, если у Тебя нет иных планов на этот последний день уходящего года'.
Я ощутила новый прилив энергии, и радостно, почти как юная пионерка, произнесла нараспев: 'Я готова, я буду очень рада'.
Мы договорились условиться о точном времени и месте встречи на следующий день, утром. Вскоре Теософ сел на своё место, ему принесли новые свечи, которые сразу же были зажжены, всполохи их огней снова придали его лицу таинственность, и началось обсуждение.
Первый вопрос на сей раз задала я, несмотря на то, что кто-то в задней части зала совместно со мною начал говорить; я спросила о том, сколь соотносится между собою достижение свободы выбора и способность к истинному состраданию, и как тогда оценивать добро, исходящее от обычных людей, если они не свободны выбирать и действовать осознанно в высшем смысле этого слова.
Бенедиктус стал отвечать: 'Действительно, в этом мире твориться, слава Богу, не только зло, есть множество человеческих действий, подпадающих под определения добра; сейчас мы не будем глубоко вдаваться во взаимосвязанность и родство этих понятий и основанных на 'добре-зле' действий, но подчеркнём, что корни их едины и находятся в самой структуре ума, требующего оценки разделением, фрагментацией реальности.
Обычный ум не может функционировать по другому, лишь выход в сферы чистого осознавания приоткрывает видения единства, которое делится умом на различные части, порождая двойственность и разрывая цельность полотна жизни. Обычный человек, творящий добро, находится в этой разделённости, и мотивы его действий не обладают чистотой цельности; в его побуждающих творить добро силах отсутствует свобода воления, и, говоря иными словами, они производятся так же механистически, как и творение зла.
Для того, чтоб обрести истинную этическую ценность, должен присутствовать реальный, а не воображаемо-иллюзорный выбор и отсутствие привязки к плодам действия, которое должно проистекать 'спонтанно', в потоке истинного сострадания Души, а не происходить от человеческого 'эго', даже из 'высоких' его структур, затрагивающих эстетические ли, моральные, духовные его части;
иными словами - творение добра должно основываться на высшем, космическом сострадании к человеку, а не на любых мотивах его личности; безусловно, в обычной жизни, мы классифицируем степени добра по тому, из каких мотивов оно истекает, сколь они 'высоки' или 'низки', какова доля 'собственного интереса' и к какой категории нашей личности они относится.
С наступлением пробуждения Души все мотивы человека приобретают состояния осознанности и любви, уходят определяющии 'нечистоту' факторы мотиваций, приходит способность истинного сострадания и свободы выбора.
К сему,- добавил Бенедиктус, - только эти состояния сознания оживляют Душу, и она становится способной отражать высшую Любовь Творца и Его свободу проявлять её в Мире; всё иное, сколь бы ни казалось оно нам 'благим' или 'добрым', - есть лишь наша иллюзия самовозвеличивания и служение порабощающим нас силам.
Таков мой краткий ответ, Анна, также добавлю, что такая свобода 'великого делания' открывается нам не умом и его понятиями, а лишь живыми состояния бытия - одновременным присутствием 'над и внутри' реальности жизни, - закончил Бенедиктус.'
Далее, сидящая сзади пожилая женщина, сказала: 'Вы приписываете себе роль пророка, говорите так, как будто вещаете высшии неоспоримые истины, но в ваших словах я чувствую лишь гордыню и нелюбовь к Богу. Вы позволили себе заявить, что Иегова не высший Бог, сказали в прошлый раз, что не принимаете Его воли на Земле. Ваши умствования только сбивают людей с толку, мешают неокрепшим Душам развивать в себе веру и любовь. В этот раз вы дошли до того, что обвинили чуть ли не всё человечество в рабстве, назвали людей биороботами, попытались обесценить всё доброе, что делается на Земле.
Я вижу, что вы просто не верите в Бога, обманываете себя и людей какими-то концепциями и, более того, возводите Сатану на трон, заявляя, что это он, Люцифер, только и есть источник света, - закончила говорить полная 'справедливого гнева' пожилая женщина.'
В зале поднялся лёгкий шум, сопровождающийся приглушёнными смешками, люди пытались пристально всмотреться в говорившую, кое-кто улыбался, а один пожилой мужчина сказал 'Хватит нам сект и слепых верований; если вас не интересует знание, зачем сюда ходите?'.
Сразу же вмешался Теософ, попросив не ругать пожилую женщину: 'Знаете, вы ведь правы, глядя со своей позиции; вам просто по-другому и не может видиться сказанное мною; и я знаю, что вы говорите искренне, и чувствуете реальную боль от услышанного здесь вами, походящего для вас на богохульство.
Я не собираюсь пытаться вас переубедить, да и это ничего бы не дало вам; вы сами должны попробовать приблизиться к истине, сами должны начать понимать, что не всё в этом Мире так 'односложно и просто', не всё расцвечивается лишь 'двумя цветами' - чёрным и белым.
Кроме того, взгляните, пожалуйста, на табличку, висящую над моим столом, где написано: 'Мы не претендуем на высшую Истину, мы лишь ищем наибольшего приближения к её правде.'
Более мне сейчас нечего сказать вам, кроме пожелания приблизиться к этой великой Правде Реальности.
Благодарен вам уже за то, что вы высидели до конца лекции и выразили своё мнение, - закончил ответ Теософ. В зале продолжалось лёгкое оживление, словно серьёзность сказанного на лекции и некоторая скованность вниманий слушавших стала переходить в игривое состояние умов; посыпалось множество вопросов, и обсуждения продолжались на протяжении всего последующего часа.
Люди говорили более всего об общественной морали, о её эррозии в новое время, о том, как сложно практиковать осознанность, а также поднимали вопросы структуры человеческого ума.
Мне было интересно слушать обсуждаемое, но я не ощущала в большинстве спрашивающих той глубинной силы, которая позволила бы мне сразу почувствовать, что они серьёзно работают над собою и достигли чего-либо зримого в состояниях сознания; порою, создавалось ощущение, что для многих присутствующих работа над собою ограничивалась работой над своими размышлениями, проговариванием множества слов и отсеиванием слов 'ненужных'. Однако, в зале было несколько человек, про которых я так сказать бы не осмелилась, они излучали сильную энергетику, почти ничего не спрашивали, а больше тихо слушали происходящии беседы.
Вскоре вопросы иссякли, даже у тех, кто любил много жонглировать словами и чувствовал в этом радость, а, может, и видел здесь своё развитие; появилось более насущное желание - оказаться побыстрее дома. Обсуждение закончилось, Бенедиктус сказал, что сегодня никаких дополнительных занятий не проводится, они будут продолжены в новом году, пожелал всем делать пред новым годом практики прожигания старой уходящей кармы и практики создания намерений на наступающий год, после чего в игривом, но сохраняющем серьёзность, жесте воздел руки к Небу и пропел 'Оооомммм'.
Одна из женщин, членов ложи, напомнила о дате новой лекции, а также указала на ящик для пожертвований на хозяйственные нужды (теософы не брали прямых пожертвований 'за знание'), люди подходили и жертвовали, как я невольно видела, в основном мелкие купюры, я положила туда пятисоткроновую деньгу, подумав про себя, что получаемое мною знание 'бесценно'; в зале уже почти не оставалось народу, кто-то из пожилых мужчин подошёл ко мне, сказал комплимент и спросил, буду ли я дальше ходить на лекции, я поговорила немного с этим мило выглядевшим старичком, одетым в пальто с длинными, почти до колен полами, и собиралась уже подниматься по лестнице, пока мой путь не прервал голос Бенедиктуса: 'Анна, - до завтра; я позвоню Тебе утром. ОМ'.
Такое прощание вновь вызвало во мне лёгкую восходящую волну энергии, прошедшей словно через моё сердце, я улыбнулась в ответ и неуклюже проговорила: 'ОоМ', после чего ступила на лестницу и оказалась на улице.