Человек, попавший под трамвай, выглядел нелепо и страшно. Весь переломанный и рваный, он лежал на животе, подплывая кровью и питьевым «Даниссимо», и глупо моргал живым глазом. Отрезанные чуть пониже колен ноги печально мокли в луже. Плащ человека был вымазан в грязи. На асфальте яркими кляксами застыли растерянные апельсины.
Собравшиеся жиденькой кучкой прохожие смеялись и показывали пальцами.
Им было весело оттого, что взрослый, приличный в общем-то мужчина с высшим образованием так запросто вот-вот превратится в мертвеца. Пьяные нарядные студенты фотографировали потерпевшего камерами мобильных. Важный художник в берете поспешно установил на тротуаре свой мольберт и взялся за кисти.
- Я здесь совершенно не виноват – пожал плечами водитель трамвая – лезет под колеса всякая шваль, портит имущество муниципальное, а мне еще и отдувайся.
- Свиньи! – тут же подхватила дворничиха с метлой – Только и могут, что гадить, а нам – убирай!
- Налицо грубое нарушение правил дорожного движения – сказал грустный милиционер-регулировщик – со всеми, гхм, вытекающими…
(тут он слегка потыкал носком ботинка вытекающие из разлезшегося живота кишки)
Зеваки возмущенно загалдели.
Искалеченный человек конвульсивно выгнулся, предъявив при этом толпе алую геометрию своих несбывшихся надежд, и беззвучно умер.
- На что только не идет несознательный элемент, чтобы уйти от ответственности – осуждающе покачал головой милиционер.
- Конечно! При такой власти разве будет порядок… – сказала какая-то бабушка, потрясая коммунистической газеткой.
Спустя пол часа явились грустные санитары. Они долго не могли собрать с земли богатый внутренний мир пострадавшего, наступали ботинками в липкую кровавость и смешно сталкивались лбами. Потом все-таки взвалили тулово на носилки и несколько минут спорили, кто возьмется спереди.
Из кармана разбухшего плаща сыпалась мелочь. Где-то в пиджаке тщетно музицировал мобильный. Когда труп был погружен в машину, скорая шумно завелась и неспешно вклинилась в автомобильную пробку.
- Сегодня интеллигент, значит – неодобрительно покачал головой первый санитар.
- Не переведутся никак, сучье племя – кивнул второй – живучи, как змеи.
- Ты себе, Прохор, копыта возьмешь?
- А что с него, глиста, еще брать, Михалыч?
- Ну, тогда я себе - окорока. Напишем, что ему ноги по пояс отхуярило.