Дорогие мои ПЧ, безумно по вас соскучилась. Рада приветствовать у себя новичков, искренне надеюсь, что вам у меня понравится. Спасибо за то, что вы со мной.
Вы когда-нибудь задумывались над тем, что такое перекрестки? Если обратится к словарю Ожегова, мы найдем там лишь сухое «место пересечения двух дорог, улиц». Если же рассуждать логически, то можно рассмотреть дороги, как прямые, а улицы, как отрезки, значит, это не более, чем пересечение двух прямых? Но почему это не лучи, берущие начало из одной точки, или же напротив, прямые, стремящиеся в нее? В жизни много перекрестков, и мы часто забываем остановиться посреди них, чтоб оглянуться вокруг, и возможно увидеть того, кто стоит напротив, и чей опыт нам так необходим.
«Что со мной происходит, я сморю на свои пальцы, в них больше нет ничего, нет прежней тяги к перу, они бездарны теперь так же, как и моя душа. Теперь я никто. Оказываться, быть никем совсем не страшно, раньше, я так не думал. Талант, говорили обо мне, и я знал, моя звезда еще войдет на свой небосклон. Помню, как пришел совсем еще пацаном в издательство, принес свои рукописи, на них тогда еще никто и смотреть не хотел, но я был везунчиком, и одна важная особа таки заинтересовалась мной, скорей сказать моей внешностью. На тот же момент мне было как-то совершенно все равно, что ее больше интересует, главной целью оставался выпуск пробного тиража. В какой-то момент, мне показалось, что создал второй опиум для народа, книги разошлись в рекордные сроки. С тех пор жизнь круто изменилась, предложения сыпались на меня, как из рога изобилия, а слава кружила голову. Заказ за заказом, книга за книгой, я забыл, что я хотел стать писателем, чтоб помочь хоть одному человеку на Земле, чтоб как-то скрасить его унылую жизнь, я забыл, что был молод, что стремился к общению с людьми, я их любил, черт возьми. А теперь… я забыл. Я четко осознаю, что участь моя была неминуема, я знаю, за что поплатился своим талантом. Я хотел его продать, и вот, наконец, продал, Дьяволу. Теперь его у меня нет, взамен же я получил щедрую порцию мучений и бессонных ночей, страха и одиночества, медленного обнищания и бесконечного сожаления. Забвение быстро находит на людей, и теперь, я чувствую, что не гений, я просто иллюзионист, и пока я есть, пока радую своими фокусами, публика меня любит, но стоит мне исчезнуть, она тосковать не станет. Легко ли? Нет. Одно лишь знаю, мой путь - преодоление, я должен отмыть с себя эту липкую алчность, и грязные амбиции. Я уезжаю. Уезжаю туда, где нет того, без чего жизнь свою не мыслю, я меняю последние деньги на участь почти аскета, да, меняю…»
«Убила, да, убила человека. Так вот просто взяла, и отобрала жизнь, и нет на руках крови, а душа в огне. Деньги свели с ума, убила. Ненавижу бизнес. Я поклялась, что больше никогда не буду такой нищей, это чертово детство до сих пор смотрит на меня своими голодными глазами из прошлого. Я ненавидела это выживание, эти обношенные соседские платья, с не выветриваемым запахом старья, этот вечный хлеб с молоком, свою мамашу, пребывающую в беспробудной депрессии, и бестолкового слабака-отца. Я поклялась, и клятву исполнила. Постели богатых любовников, хитрость, обман и шантаж построили мне из маленьких черных кирпичиков собственную империю. Я любила деньги, они отвечали взаимностью. Но генетика сделала свое гиблое дело, и дурная отцовская наследственность оставила в моей душе каплю слабости, никогда не думала, что катализатором послужит убийство, но факт остается фактом. Я сломлена, и впервые в жизни мне наплевать на деньги».
«Старые кости беспрестанно болят. Я всегда тайно боялся одиночества. А теперь я с ним живу, теперь, это и есть моя семья. Я наверно слишком долго прожил на этой Земле, наверно, я забыт даже Богом. Я таю… Таю, понимаете?! Меня словно нет, я призрак, меня никто не замечает. Теперь на меня и смотреть-то не хочется, лишь сердобольные детки изредка жалеют «дедушку» и угощают конфетой. А я иду, и плачу потом, сжимая подарок, что мне теперь? Я старик, и слезы мои никто не посмеет винить, но и жалеть, тоже не посмеет. Мне страшно, мне так страшно. Я боюсь умирать, боюсь одиночества, кому теперь нужна моя бравада? Ночи длинные, холодные, пустая квартира со старыми местами содранными зеленоватыми обоями. Мне не звонят дети, и внуки не звонят, соседи не заходят на чай в мое убогое жилище. Господи, да когда ж это кончится? Что еще осталось на Земле, чего я не потерял?»
«Я больше не могу смотреть на слезы матери. Думаете вы понимаете? Нет, ничего, вы совершенно ничего не понимаете. Я не могу смотреть на слезы матери, потому, что я ослеп, теперь вижу лишь тьму, бесконечную тьму. А по ночам мне сниться небо, я больше никогда его не увижу, но я счастлив, ведь я помню, какое оно, а кто-то его никогда не видел. Мне 19, и жизнь только началась, я ее люблю, но она становится похожа на пытку, впрочем, так и есть, пытка, длиною лет в 60, и логичным летальным исходом. Мне невыносима эта бесконечная жалость, я не инвалид, понимаете? Не инвалид! Я не хочу носить это обидное звание, пусть у меня нет зрения, но почему от этого меня должны жалеть и называть так, будто я неполноценная личность, будто я человек только на половину, и все потому, что я чуть отличаюсь от вас восприятием мира. Мама льет слезы, когда я играю на гитаре, думает, я не слышу, думает, я не научился различать вздох от горького всхлипа. Она верит в то, что у меня талант, и жалеет, жалеет, жалеет меня…. Рыдает о несвершившейся судьбе, бесконечно оплакивает мое будущее, словно она его ведает. Прости мама, но я ухожу».

В один из жарких июльских дней, вдоль серпантинной дороги, что шла в гору, медленно брела девушка. Она вздохнула, и огляделась вокруг, оставалось еще совсем немного, правда места эти помнились смутно. Наконец, по правую сторону от нее показался скальный монастырь. По спине побежали мурашки, кожа похолодела, а по телу разлился жар, контраст оказался почти невыносимым. Она когда-то слышала, что здесь можно жить, при условии, что будешь трудиться на благо монастыря. На минуту стало страшно, но было уже поздно, дороги назад не было, да ей и не особо то хотелось об этой дороге вспоминать. Широкая и проторенная ногами тысяч грешников… она по ней уже вдоволь находилась, пробил час тернистых тропинок. Батюшка был не очень-то и разговорчив, и эмоций почти не выражал, пока она не заявила, что будет делать все, что угодно, а платок носить не станет. После того, последовали долгие россказни о том, что Господь наш всемогущий такого не приемлет. Но, взглянув глазами полными слез, она ответила: «А разве ему не все равно, в чем ты к нему пришел: в косынке или шляпе, в пышных одеяниях или вовсе нагой? Поймите, душа горит, душа просит покаяния…. Да как же вы…». Однако этих слов оказалось достаточно, чтоб батюшка может и не с особой охотой, но все же принял ее, предоставил кров, и разрешил мирно трудиться. Работала до изнеможения, каждый день, чтоб прийти, упасть, и даже снов не видеть, этих диких снов из прошлого. Руки стирались в кровь, и некогда нежная кожа грубела, но имела ли теперь значение кожа?
Почти никто не вышел из душной электрички на маленькой станции Б. Только 2 туристов, да один паренек. Александр посмотрел на него, парень как-то странно себя вел… словно не видел дороги. Приглядевшись повнимательней Александр ужаснулся: слепой. Он поспешил к нему и вежливо осведомился, не помочь ли ему чем-нибудь. Но парень довольно жестко заметил, что ни в чьей помощи не нуждается. Александр же не остановился на этом, ведь рядом с неразговорчивым юношей никого не видел, а в голове никак не укладывалась мысль о том, что слепой может путешествовать один. Тем не менее, факт оставался на лицо, юноша был совершенно один. Им оказалось по пути.
- Значит, на гитаре играешь? – поинтересовался Александр, глядя на гитару за спиной парня.
- Да, - просто ответил тот, - песни сочиняю, но сцены им не увидеть, как и моим глазам неба.
Александру стало немного не по себе.
- А Вы, чем занимаетесь?- продолжил юноша.
- Был писателем, - ответил Александр, затем вздохнул и добавил, - в прошлой жизни.
Весь оставшийся путь они прошли в молчании, думая о судьбах друг друга. Александру впервые за долгое время показалось, что его ледяное сердце с силой сжалось, и подало признак жизни. Но день оказался на редкость удивительным, ведь на сегодня количество признаков жизни его сердца оказалось не исчерпано. Александр застыл, завидев неподалеку девушку, с тазом полным белья. Такой красоты он не видел еще никогда, тонкие запястья и узкие ладони, неповторимый овал лица, лучистые глаза, и курчавые пряди волос, выбившиеся из хвоста. Он стоял, то ли очарован, то ли парализован. Наконец, он поспешил ей на помощь. Та одарила его в ответ спокойным взглядом, и таким же отказом от помощи.

Парень, доверяя лишь своим ощущениям, спустился к реке, он присел и начал играть на гитаре. В такие моменты ему казалось, что он все видит, и это солнце, и воду, дарящую бриллиантовый блеск, и цветы вокруг. По жилам начинала течь не кровь, а музыка, и жизнь наполнялась смыслом. Старик долг смотрел на него издали, не решаясь подойти, но все же слабая надежда, вспыхнула в его изношенном и усталом сердце, и с трепетом, представил, что кем-то не станет отвергнут.
- Красиво играешь, - а ведь я, когда был молодым, тоже играл, робко начал он.
- Спасибо, - ответил юноша, не поднимая на него своих незрячих глаз.
- Ты славный, я бы хотел, чтоб у меня были такие внуки, - продолжил дед, - красавец прямо таки, а какой талант!
- Да что же у тебя внуков нет, что ли? Уверен, что они лучше меня, хотя бы потому, что зрячие, зачем я тебе такой?
- Нет, - вздохнул дед, - и по щеке опять скатилась слеза.
Юноша ее ни видел, а за эти годы он уже так научился их чувствовать!
- Дед, - начал успокаивающе он, - ну хочешь, я буду твоим внуком, хочешь? Буду приходить к тебе, говорить с тобой, по дому помогать, я хоть и не вижу ничего, но руки у меня лучше глаз!
Старик с надеждой взглянул на парня.
- Правда? - спросил он, и губы чуть дрогнули.
- Ну что ж я, врать стану, конечно!
Они говорили еще долго потом, так счастлив старик не был за всю свою жизнь.
Александр бродил по узким тропиночкам, в дали показался огромный орех, и он медленно направился к нему в надежде найти там тень. Но нашел он не только тень, Александр увидел ее, она сидела под деревом, облокотившись на его мощный ствол, глаза как-то бессмысленно блуждали по окрестностям. Он молча присел рядом.
- А как бы Вы отнеслись ко мне, если б узнали, что я убийца? – как-то странно и рассеянно начла первой она.
- Не знаю, Вам бы я простил все, - пожал плечами Александр и сам поразился своим словам.
- Значит так?
- Значит так.
- А ведь знаете, я убийца, - она взглянула на него совершенно безумными глазами, - да, я убила из-за денег, и теперь вот мучаюсь….
- Для меня это не имеет значения, - несколько неуместно заметил он,
Вы прекрасны, Вы, Боже, Вы как муза. Вы не убийца, нет, у Вас в глазах покаяние.
- А полюбить меня сможете?
- Да.
- Так и любите меня, любите…
- Что Вы, моя хорошая, - ответил он, прижимая к груди ее голову, и стирая кончиками пальцев слезинки, - уже люблю.

«Преодоление – путь тернистый, он в лишениях и в самоанализе, но венец у него удивительный, и достойный всех пережитых тягот, этот венец – любовь», - записал Александр и вздохнул, дар вернулся, вернулся…. А муза мирно спала еще в своей постели, теперь уж наверняка мирно, душа обрела покой в любви.
Старик больше не боялся умереть, и каждый день благодарил Бога.
Юноша спал, и во сне ему снился ослепительный свет, он проснулся, и по обыкновению все же открыл глаза, но сон продолжился. Молочный свет накрывал все и вся. И он был вновь ослеплен, но теперь уже светом, и для того, чтоб прозреть через пару минут….
Дороги сошлись, и теперь перекрестка было не стереть. Он навсегда остался в лете 2006 у скального монастыря.