Первое - и последнее -
стихотворение с автоэпиграфом,
от которого бы я с удовольствием отказался
(но не могу)

Вот такие
пришли - продувные - дни,
вот такой - синячок - подкожный,
так что ты не стесняйся,
давай, рискни.
Это раньше со мною -
нельзя, ни-ни.
А теперь со мной - можно, можно.

Средь мародёров, трусов и стыда,
среди осин, уже пропахших местью, -
я буду жить (и проживу) всегда -
образчиком позора и бесчестья,
защитником свободы и добра.
Но - в мельтешенье лиц, имён и зим,
но - в сём дрожанье - из листвы и света:
что будем делать -
с одиночеством моим?
что - с одиночеством своим - я - буду делать?
Всё обостряется - в период катастроф,
и вот теперь - средь клеветы и трусов:
будь, будь готов - да я всегда готов -
к твоим, о Господи, ударам и укусам.
Но - в трепыханье света и ещё
каких-то листьев -
быстрых, жёлтых, белых -
мне холодно (как никогда ещё),
и с этим - ничего - нельзя поделать