Положив себе тарелку макарон, я ещё плеснул немного вина в бокал, расположился в гостиной, включил торшер и зажёг камин. Рядом брякнулся Мрак, прижимаясь к бедру горячим телом. Хорошо.

Я открыл «Вий», погладил пожелтевшие страницы. Год издания 1901. Я нередко держал в своих руках и более старые, даже древние книги, во время работы в архиве, между первым и вторым курсом, и на практических занятиях, но никогда старые книги не принадлежали мне.

Остаток вечера, я читал, поглаживая Мрака и слушал убаюкивающий речитатив его мурчания. Мой кот читал свою древнюю как мир молитву кошачьему богу. Ведь у котов, как у мыслящих существ, тоже боги есть.

Тётя Марина села рядом со мной на диван, легко провела рукой по Мраку, вольготно расположившемуся у меня на коленях.

– Опять спишь на диване, Ингвар?
– Это Мрак меня усыпил. А как ты его звала?
– Мавр. Но Мрак ему даже больше идёт.
– Как ты умерла?
– В зеркало на себя посмотрела.
– Не понял.
– Мы в двух мирах живём, Ингвар.
– Кто мы?
– Мары и Мороки.
– Я – Морок?!
– Не совсем. Мороком был мой отец. Он же был отцом твоего отца.
– Чего?! – это что же выходит такое, а?
– Ну ты ведь вечером сегодня сам почти понял. Мы действительно похожи не просто так. И ты теперь вместо меня. И сильнее.
– Почему?
– Кровь, Ингвар. Она иногда так странно сочетается. Ты посмеивался над отцом, так трясущимся над своей родословной, а зря. Откуда у тебя эта тяга к рунам и кровавым ритуалам? В твоём отце совершенно непредсказуемо смешалась кровь Морока и норманнского вещуна, который тоже видел Тени. Просто по– другому.
– А почему это во мне проявилось, а не в отце.
– Моя мама, твоя бабушка была неким катализатором. С ней и Мороком в мир пришла я. С её дочерью и твоим отцом в мир пришёл ты.
– Но я ничего не видел и не чувствовал до того, как сюда попал.
– Ой ли?

А я начал вспоминать, как быстро на мне всё заживало. Не так, как здесь, но быстро. У меня из-за этого на тхэквондо кличка была «Кот». Не только потому, что гибкий, но и потому что девять жизней у меня. И руны мне давались так, будто не учил я их, а вспоминал. И ещё много случаев было. Я, к примеру, никогда не ездил туда, где ждёт неудача или проблемы. Народ у нас даже стал отказываться ездить на те соревнования, куда и я не поехал. То их на границе три часа мурыжат и даже в жопы заглядывают, то обворуют в гостинице подчистую, но на гопоту после клуба нарвутся. Если же я еду, значит всё будет хорошо.

– Марин, так ты мне дважды тётка выходит?
– С маминой стороны тётка, со стороны отца бабка двоюродная.
– Так, подожди. Совсем голову заморочила. И давай всё же вернёмся к тому, почему ты умерла.

Она вздохнула. И продолжила.

– Ты обратил внимание, что тут зеркал нет совсем.
– Не обратил. Но я же и не девчонка.
– Ну значит страдать не будешь, как я. Мары не имеют права видеть свою Тень. Поэтому в зеркала не смотрятся.
– А почему?
– Чтобы не знать, когда смерть придёт. А я в магазине увидела случайно. Серого. Он у меня уже на плечах сидел.
– Прости.
– Я не жалею, Ингвар. Когда я тебя в роддоме увидела, поняла, что осталось мне лет пятнадцать – семнадцать. Потому что ты на моё место пришёл. И поверь, лучше так, чем моя предшественница. Та меня, бедная, сто с лишком лет ждала. Измаялась вся.
– Ты тоже на чьё-то место пришла?
– Конечно. Мы всегда на чьё-то место приходим.
– Я, значит, здесь навсегда теперь?
– Не обязательно. Это лишь твой выбор. Но зная свою суть, ты скорее всего не сможешь теперь жить как обычный человек. Тебя сюда тянуть будет. Я не смогла уйти.
– Ты поэтому одна жила?
– Нет. Ты же помнишь, что мы не помогаем насильно. Так и дар наш нас не насилует и ни в чём не ограничивает. Одна я была, потому что любимый мой погиб. Глупо и непредсказуемо. Но тут мой дар не причём. Судьба такая.
– Прости.
– Я уже с ним. Тебе не о чём просить прощения. Наоборот, спасибо тебе, что пришёл в этот мир и так быстро дал с ним соединиться.
– А что там, за чертой?
– Не скажу. Не имею права. Но родные и близкие тебя дождутся, если это важно для вас обоих. Тебя ждёт там кто-то?
– Нет.
– Ну и отлично. Значит всё у тебя ещё впереди.

Проснулся утром от звонка. Звонили с неизвестного номера. Я посмотрел и не стал снимать трубку. Банк звонит или аферисты. Ну их нафиг. Но нет, звонок повторился опять. Я ответил.

– Ингвар Белозёрцев?
– Да.
– Здравствуйте! Ваш телефон оставила ваша тётя – Марина Баро. Я психотерапевт, Митин Олег Петрович. Вы даёте пройти?
– Здравствуйте. Да.
– Можно я ваши координаты дам нескольким людям? В первом случае это ваш пациент. Как Марина говорила синий.

Синий – сумасшествие. Причём не психическое заболевание, от которого не вылечиться, а лишь ввести в ремиссию правильно подобранными таблетками и работой специалиста, а одержимость. Которая может быть вызвана заигрыванием с тёмными силами или травмирующими события в жизни. Тем временем Олег Петрович продолжил.

– А вот второй случай сложный. Проблема не в подростке, которого привезли на терапию, а в его родных. Я подумал, вдруг вы сможете на них повлиять? Так хочется помочь этому молодому человеку. Я решил, что шоковая терапия для его родственников не будет лишней.
– Я? Но я историк, а не психотерапевт.
– Прошу вас, подыграйте мне.
– Хорошо, я подыграю. Но мне нужно понимать в чём.
– О, нет. Тут я рассказать не могу. По причине врачебной этики. Но, поверьте, когда эти люди к вам приедут, вы вспомните мой звонок и поймёте, что я имел ввиду и что нужно сделать.

А если не приедут, то и не вспомню. Не был ни сил, ни желания спорить. В такие моменты я всегда вспоминал притчу, что рассказал нам Адольфыч на занятиях. Когда мы тренировали не хатху (тело), а прану (дух).

У человека, справляющего столетний юбилей, спрашивают:
– Как вы дожили до ста лет?
– Я никогда ни с кем не спорю.
– Но это же невозможно!
– Абсолютно с вами согласен!

Поэтому я ответил:

– Хорошо, Олег Петрович.
– Спасибо!

Я положил трубку и протёр лицо. Сюрреализм набирал обороты.

Моё сонное утро, разбавленное кофе с молоком и тостами с сёмгой и авокадо, было прервано звуком подъезжающей машины. Отдав изрядный кусок сёмги Чёрной Дыре, я запихнул оставшийся тост с авокадо в рот и пошёл смотреть, кого принесло на этот раз. В косяке торчал нож. Я выдернул его и запихнул в карман.

За калиткой стояла пара лет тридцати. На руках мужчины сидел ребёнок. Я поставил кружку с кофе на крыльцо и пошёл к калитке. Ноги не шли. К детям морально я оказался не готов. Господи Боже, что ты мне послал на этот раз?

– Здравствуйте, можно пройти?
– Здравствуйте! Кому?

Мужчина слегка приподнял малышку, сонно сидящую у него на руках.

– Дочке.
– Можно. Но я не обещаю, что всё получится, вы должны это понимать.
– Вы наш последний шанс! – его болью можно было убивать. Она была тяжёлой, колкой и беспросветной.
– Поверьте, я лишь проводник. Всё, что зависит от меня, я сделаю.

Меня порадовало, что девочка не выглядела больной. Разве что бледновата. Но как должен выглядеть московский весенний ребёнок, дитя каменных джунглей?

Мать молчала, лишь мяла в руках плюшевого розового единорога, с радужным рогом и длинной гривой. Этот единорог меня добил. Родители переглянулись, мать кивнула, и отец прошёл в приоткрытую мной калитку.

За порогом я развернулся и попросил поставить ребёнка на пол и отойти немного. Взглянул и отшатнулся. Этот серый был жутким. Он навис над девочкой как над своей законной добычей, улыбался как-то блудливо, как педофил зажавший свою жертву за гаражами, вцепившись в её плечи обеими руками. Я присел на корточки, оказываясь на одном уровне с ребёнком. Рядом соткался Мрак, прижимаясь к моему бедру, дёргая нервно хвостом. Ещё бы. Эта Тень была самой крупной из тех, что я видел.

– Зайдёшь в дом, детка? – я протянул девочке раскрытую ладонь. Серый сильнее сжал её плечо и ребёнок расхныкался. Отец дёрнулся к девочке, но я остановил его жестом поднятой раскрытой ладони. Малышка немного поколебалась, всё же она совсем не знала меня, но вдруг заметила Мрака, улыбнулась и легко потопала ко мне.
– Убирайся! – сказал я, становясь в полный рост и глядя в глумливые глаза Тени. Тот ощерился, тащась как привязанный за ребёнком. И не очень обращая внимания на мои слова. Предыдущие две Тени были послушны. Вдруг я вспомнил слова тётки и выпалил: – Нахуй пошёл!

Тень вздрогнула, споткнулась, выпуская плечи, и малышка перешагнула порог. Тень застыла. А потом завыла, заметалась перед порогом. Этого точно надо глушить, не ждать, когда на кладбище уйдёт. Я дёрнул нож из штанов и пырнул Тень в район селезёнки. Завизжав, Тень развоплотилась, брызнув серыми клоками в разные стороны. А я сел на пол, сползая спиной прямо по двери. Ноги подкашивались, лицо заливал липкий холодный пот, руки тряслись. Девочка тискала Мрака, который с мученическим лицом закатил глаза в потолок, но при этом даже не думал уйти.

Уколов палец, я нанёс руну Защита на бледный лоб девочки. Она хихикнула. Ей было щекотно. Отец, наблюдавший за моим представлением, застыл в кататонии. Он-то Тень не видел. Я, очевидно, выглядел как придурок. Спасибо, что он застыл. Я когда нож вытащил и начал им в пустоту тыкать, мог и по лицу получить. А когда ребёнку кровавым пальцем начал руну вырисовывать, мог и просто убить. Может я сатанист какой.

Сидя на полу, я поманил его рукой к себе. Он отмер и подошёл. За ним стоял слабеньких, чахлый жёлтый. Боюсь, будь у моего ребёнка лейкемия, я бы тоже пил.

– Купите ребёнку кота. Взрослого. Или из приюта возьмите.
– Почему взрослого? – дебильный вопрос и не менее дебильный совет.
– Кот уже понимает, когда надо сдержаться, а когда уйти. А вот малышка пока не понимает, что кот хрупкий. Не соразмеряет силу.
– Хорошо.
– Я сейчас вам её выведу. Подождите у калитки.

Еле встав, опираясь на руки и кряхтя как старый дед, я протянул руку девочке. Она отлипла от изрядно потрёпанного Мрака, доверчиво протянула мне ладошку и вложила в мою большую ладонь. Мы верандой прошли мимо грядок с зацветающей клубникой и вышли к её родителям.

Мать, увидев улыбающуюся мордашку ребёнка, вдруг упала на колени, обняла её и разрыдалась. Девочка опешила, а потом захныкала, обнимая мать маленькими ладошками за лицо, зашептала что-то успокаивающее. У меня задёргался глаз.

– Простите. – У мужчины глаза тоже были влажными.

Я очень хотел, чтобы они ушли. Их обнажённые эмоции было тяжело видеть. Так же как и тень надежды, что горела в глазах. А вдруг у меня не вышло? Вдруг я их обманываю? А ещё я страшно устал и хотел в душ и спать.

Кивнув, я пошёл к дому. Меня догнали, на плечо легла ладонь. Ну что ещё? Я развернулся. Мужчина протягивал мне конверт. Я покачал головой.

– Только после того, как диагноз не подтвердят.

Он откровенно удивился. Потом сузил глаза. Люди так надеются выкупить жизнь близких, не понимая, что деньги не всегда решают. Он настойчиво втолкнул в мою руку конверт и быстро вышел, будто боялся, что я побегу за ним, возвращая. Сил спорить не было.