Сев в гостиной на диване, я понял, что толку от меня не будет. Поэтому поставил будильник на пять вечера, отключил на телефоне звук, натянул плед и уснул.

Снился мне Серафим-Валера с пылающим мечом-гладиусом в руках, крыльями за спиной и Словом на губах.

Проснулся вечером, не понимая кто я и где. Накормил собаку и кота. Понял, что не хочу оставлять их одних, но и таскать за собой по городу в железной коробке не хочется. Насыпал побольше корма в собачью и кошачью миску, освежил воду, лотки. Поужинал и снова сел за архивоведенье. Добил свои заметки по предмету к часу ночи, сложил все на завтра, поставил будильник, принял душ и лёг спать в свою кровать, наконец-то! Под бок сразу пришёл Мрак. Булка цокала на первом этаже, на лестницу идти боялась, вздыхала. Но потом смирилась со своей печальной участью и легла спать в домик, который стоил как всё моё постельное белье. Оба комплекта.

Утром перецеловал живность, скормил им почти килограмм мяса, велел без меня не шалить и унёсся в Москву. Ну как унёсся. Половину времени я стоял в тянучке, а не ехал. Я еле успел втиснуться в первую пятёрку, быстро ответил на письменное задание, потом Аркадий Георгиевич погонял меня по теории, пожал руку, сказал зычно: «все бы так учили» и отпустил. Провожали меня недобрыми взглядами. Я задал слишком высокую планку. Извините ребята, я не специально.

На подоконнике в курилке, нашёл бледную и трясущуюся Ирку, расцеловал и отдал свои заметки. Велел звонить, если этот Руслан её обидит. Она хмыкнула и сказала, что толку от звонка, лучше она сразу в полицию позвонит. Я признал это аргументом и без шуток попросил позвонить, когда она вернётся со свидания.

– Ревнуешь, Гошик? – сузила глаза Ирка.
– Люблю тебя, дуру. Но не ревную, а переживаю.
– Понятно … – протянула она, и что ей там было понятно, мне было совсем непонятно.

От Универа я поехал на встречу, собираясь выбрать маме подарок. Но подарок выбрал меня сам. Я верил в судьбу в этом случае и, рассчитавшись и получив подробнейшие инструкции, повёз подарок домой.

Написал маме загадочное SMS, и через час она уже примчалась с работы, отовравшись про обеденный перерыв. Зазвенели ключи в прихожей и я вышел. Мама увидела меня и застыла на пороге с кроссовком в руке, который она как раз снимала.

– Эт-то кто?
– Бублик.
– М-мне?
– Тебе.
– Ты, лучший в мире сын! – шёпотом заорала мама, стараясь не испугать сидящего у меня на руках щенка ксоло.

Мама на цыпочках подкралась ко мне, пожирая глазами «свою прелесть».

– А почему Бублик?
– У него хвост колечком – это не в стандарте породы, но на здоровье не влияет.
– Это собака?
– Да, мам. Просто бесшерстная. Там, в гостиной, всё для него, ещё пакет документов, инструкции и телефон заводчика. Звони по любому поводу. И да, он уже на горшок ходит. Горшок я тоже купил.

Мама тихонечко завизжала, а потом ткнулась носом в сонно сопящего Бублика. И пропала для общества. Благо, впереди было два дня выходных. Мне заводчица именно поэтому посоветовала собаку в пятницу забрать.

Оставив маму наедине со счастьем, я поехал забирать от метро плотника. Загрузив в багажник машины его инструмент и стройматериалы, мы поехали домой. Мужик оказался неплохой и выспрашивал у меня детали того, что же я в итоге хочу увидеть. И, пока мы стояли в пробках, подсунул несколько эскизов, что за это время в тетради в клетку набросал. Я выбрал второй. Он был идеален. Доехали мы, на удивление быстро, успев до основной волны, прокатившись на её гребне.

Пока Толик творил и вытворял – я готовил ужин, попутно лаская измаявшуюся без меня Булку. Потом, просто засунул её в карман худи и принялся готовить ужин. Так как нас двое мужиков, то решил пожарить стейки и картошки молодой отварил, засыпав её укропом и чесноком. Под всю эту красоту – у меня в холодильнике, пиво тёмное стояло.

Мрак контролировал приготовление пищи. Толик – пилил и сверлил в прихожей. Через три часа я принимал готовую работу. Если честно, я даже не думал, что такое можно руками сделать. Панель выглядела как деревянное декоративное панно. Но стоило нажать рукой, и она отъезжала в сторону, открывая короб, в котором висел арбалет и стрелы.

Мы поужинали и под пиво болтали обо всё подряд. Толик, кстати, оказался абсолютно чист. Вот что значит человек, увлечённый и любящий свою работу.

Утром, я подкинул его до автобуса, а сам – вернувшись, принялся «обкатывать» арбалет. Всё было просто, на самом деле, – наливай да пей. А нет, это про рыбалку. Но и с арбалетом, не сложнее, после того, как я разобрался с принципом механизма. Пристрелявшись и поняв, что особой меткости от меня не требуется, я занялся стрелами, вернее нанесением на них рун и своей крови. Ковырялся я полдня, изрезав все пальцы. Потом материл себя за забывчивость, а перекись – за проклятую пробку.

В итоге, налепил с десяток стрел и махнул рукой. Не на войну же я иду. Мне хватит и одной, для отстрела особо агрессивных и прилипчивых Теней. Аккуратно загрузил арбалет и стрелы в специальные гнёзда, и потренировался Читать далее...

Эта весёлая троица будто зарядила меня позитивом.

После их отъезда я часа три ковырялся в саду, корчуя старую яблоню и окапывая другие плодовые деревья, потом два часа пилил дрова. Адольфыч был бы мной доволен. В конце-концов я просто заебался и до вечера лежал на диване с планшетом. То листал тикток, то выбирал плотника. Идея с арбалетом меня не отпускала. Надо чтобы мне сделали хорошую фальшпанель. Набрёл на форум, где народ своими работами хвалился и через полчаса уже названивал по найденному номеру.

Экзамен у меня в среду. Сдамся, потом маму осчастливлю, потом плотника у метро подберу и назад домой. С Иркой в этот раз встречаться не буду. Ну её, одна суета.

Набрав Иринку, я попал в шторм из эмоций. Оказывается ей позвонил клубный Руслан, которому низкий тогда так неудачно втащил и она с ним завтра идёт на свидание. Я искренне пожелал ей удачи, так что информация, что мы после экзаменов не пойдём в «Берёзку» её не расстроила.

Зарядившись рвением, я сел за заметки к послезавтрашнему экзамену и, увлекшись, проторчал за ними полночи. Архивоведенье многие считали нудным предметом, а мне нравился и сам предмет и преподаватель. Это был немолодой и язвительный еврей с настолько характерной внешностью, что все фразы от него приобретали некий налёт шутки или мудрости. Предмет он знал филигранно и подавал его интересно и полно.

В итоге за своими заметками я и уснул.

Утром, замёрзший и скрюченный, я клятвенно пообещал себе заехать в Икею и купить нормальную подушку, лёгкое одеяло или плед побольше и вообще посмотреть чего там и как. Душа требовала чего-нибудь ненужного. Свечей, кашпо под цветы или рамок под фотографии. Ирка называла эту мою любовь к мелким бесполезным деталям интерьера «Гоша не добрал говна». Это когда мы пришли за новыми подушками по акции по пятьсот рублей, а потом ещё на десять тысяч свечек набрали.

Не успел я покормить животных, но и, наконец-то, поесть сам в тишине, как ко мне заявился местный поп. На путь истинный наставлять наладился. То ли мать Альбины его наслала, то ли ещё откуда он проведал о моём крамольном занятии, но очевидно силы наши в вере были неравны, потому что машина его была новее и дороже моей.

Я когда его камилавку над своей калиткой увидел, подумал что у меня галлюцинации или очередной «ходок» мимо дома с кладбища идёт. Но нет, поп оказался вполне материальным.

Я вежливо поздоровался и спросил, что ему нужно. Поп огладил ухоженную и недавно простриженную бороду в хорошем салоне вроде «Лодброка» на проспекте Вернадского, прокашлялся и спросил, не тот ли я колдун, к которому не зарастает народная тропа. Я опешил от такого поворота сюжета.

– Почему вы решили, что я колдун? Это раз. Какое вам до этого есть дело – это два.
– Тоже мне, нашёлся тут Эраст Фандорин недоделанный, – обозначил служитель культа знание современной литературы. – Приехал я того, что грешно это с людей деньги за ворожбу брать. Да и сама ворожба грех.
– Да не ворожу я! – я начал заводится потихоньку.
– Вот и правильно! Вон какой ты мужик крепкий, на тебе пахать надо, а не дур мистицизмом увлечённых привечать.
– Хорошо, мы выяснили, что я не колдую и не ворожу, что дальше? Лекция душеспасительная?
– А даже если и лекция? В дом-то пустишь? Или у тебя там кресты перевёрнутые?
– Заходи, борода многогрешная. – Я решил посмотреть на попика, раз он такой настырный.

Он бодро потопал за мной. На ступеньках чуть замешкался, запутавшись в рясе и я этим воспользовался, чтобы посмотреть кто стоит за ним. И охуел. Да там целая компания.
Канареечный, не так чтобы сильный, но есть. И синий. Обе эти Тени я видел впервые. Про синий знал, что это одержимость. Канареечный это наркотики. Как понял, не знаю, просто понял. А потом всмотрелся в синего и отшатнулся.

Поп на пороге застыл, с удивлением глядя на смену эмоций на моём лице.

– Отец, можно мне поговорить с вами по душам.
– Можно, сын мой! За этим я и приехал.
– Только я вас попрошу на крыльце это сделать. Сейчас объясню, вы поймёте.

Мы сели на крыльце и я начал с получения наследства. Не знаю, почему я этому человеку решил всё рассказать. С его то синим. Но так интуиция подсказала. Под конец рассказа поп камилавку снял и в руках мял. Энтузиазм его поник, как ромашка на жаре.

Он долго молчал, когда я закончил, а потом спросил:

– Ты и моих видел?
– Видел.
– Осуждаешь? В приход доложишь?
– Нет. Я не судья. Сам решай, жить с этим дальше или избавляться от них.

Поп вдруг заплакал. Сухо, сдавленно, обречённо. Я просто сидел рядом, молча. Вытерев лицо камилавкой, он заговорил:

– Я давно за собой этот грех знаю. Ты не подумай, я никогда никого ни пальцем не тронул. Но как вижу эти румяные щёчки и блестящие глазёнки, так у меня эрекция и случается. Прямо во время службы. Чего я только не делал. И епитимью просил на себя наложить, и постился и молился и в скиту полгода на хлебе и воде прожил. Даже вериги носил. Все меня хвалят, какой мол у нас батюшка чистый, светлый, а я ёбаный педофил! Я даже наркотики начал Читать далее...

В кухне я нашёл Альбину, сидящую в той же скукоженной позе перед нетронутым кофе. Булочка успокаивающе лизала её лицо. Та жмурилась, но не отстранялась.

– Н .. ну что?
– Всё хорошо, уехала. Обещала вещи собрать. – У Альбины вытянулось лицо от удивления.
– П-правда?
– Я её очень настойчиво попросил.
– Спасибо! – Альбина поставила Булку на пол и кинулась обниматься. Ну что за ребёнок! Даже такая мамаша не смогла убить в ней ни света, ни доверия к людям.

Погладив её по голове, я усадил Альбину за стол, сунул в руки кружку с кофе и сказал:

– Пей! Омлет будешь?

Она кивнула и осторожно отпила кофе. И закатила глаза от удовольствия. Я почувствовал себя Сириусом Блэком, вырвавшим Гарри Поттера от Друслей. Хмыкнул и начал выкладывать омлет на тарелки. Он остыл и потерял пышность, но есть можно.

Пока мы ели, припёрся Мрак, выпросил у Алины кусок омлета, потом пришёл за данью ко мне.

– Он такой худенький!
– Это потому что ест больше своего веса. Работает челюстями буквально на износ. Устаёт.

Алина прыснула и подпихнула ему ещё один кусок, выковыряв из него грибы. У котов они не перевариваются.

– Ты ему не верь, Алька, он утром полкило говядины сожрал, а потом сверху сухим кормом заполировал.
– Алька меня папа зовёт, – улыбнулась она смущённо.
– Хорошо. Меня можешь звать Игорь или Гоша и на «ты». Я тебя всего на четыре года старше.
– Правда? Я думала вам, ой, тебе лет двадцать пять.
– Ну так вот, стоптался я раньше времени.
– Ничего ты не стоптался. Ты крутой.
– О, спасибо. Ты бы Лерке своей позвонила.
– Я боюсь …
– Ей тоже страшно и обидно.
– А ещё мне стыдно. За маму.
– Это нормально. «Испанский стыд» – когда тебе стыдно за члена твоей группы или семьи. Но мама вот тебя семьёй не считает.

Аля кивнула, потом отложила вилку и, взяв телефон, ушла на крыльцо. Я мыл посуду и прислушивался. Долго её нет. Значит всё хорошо.

Я домывал сковородку, когда сзади на меня запрыгнули.

– Она мне предложила у неё пожить до папы. Представляешь! Она своей маме всё как есть выложила. Она оказывается тоже в меня влюблена! Юхуу! И мама её сказала, что это нормально! Представляешь! И не против наших отношений!

Аля отлипла от меня и заскакала по кухне. Булка скакала рядом и радостно гавкала. Мрак закатил глаза. Теперь из леса должны выйти олени, прискакать белочки, прилететь соловьи, и все мы исполним мюзикл в стиле Диснея. Мраку достанется роль Ворчуна.

От избытка эмоций и эмоциональных качелей Альбина начала зевать и пристраиваться ко всем горизонтальным поверхностям. Я отправил её в спальню наверх, а сам сел за конспекты и книги в гостиной. Второй экзамен на носу.

До вечера я успел позаниматься, потренироваться, приготовить суп и поболтать с мамой. Аллергопробы она сдала. Подтвердилась аллергия на шерсть (ну это мы и так знали), а вот на белок аллергии не было. Положив трубку, я сразу перезвонил по вчерашнему номеру и договорился, что через два дня заеду туда в районе двенадцати.

К вечеру сверху сползла сонная Альбина и я накормил её ужином. Ничего волшебного, отбивная с пюрешкой и чай. Мрак снял дань с нас обоих. Но на ночь я всё равно насыпал в новую пятилитровую собачью миску корма с горой.

Мы чаёвничали перед камином. Альбина тискала Булку, а я довязывал шарф, начатый ещё тётей Мариной. Он был из меланжевых пушистых ниток в общем серо-чёрном тоне. Довяжу, бате подарю. Ему пойдёт. Альбину набрал отец и попросил меня к телефону. Я рассказал ему, как до меня добраться и мы договорились, что он приедет завтра к десяти. Пока мы разговаривали, Альбина уснула на прямо на полу, Булка – снотворная собачка. Я отнёс девочку в спальню, захватив оттуда плед, устроился на диване, привычно сунув шарф под голову и отрубился.

Снилась мне тётя Марина. Она улыбнулась мне, взъерошила волосы.

– Я в тебе не ошиблась, Ингвар! Спасибо!
– Да ладно тебе, Марин.
– Ты там не вздумай мне никаких памятников ставить.
– Я думал тебе фигуру ангела поставить с крыльями.
– С крыльями?
– Ну да, распахнутые такие, как защита. Ты ж защитница у нас.
– Ангела давай.
– А написать что?
– И сказал мне ангел: чуть-чуть подожди, я подарю тебе новую жизнь.
– А долго ждать-то?
– Чуть-чуть, – улыбнулась она.
– А я предыдущую Мару видел. Она в деревню мимо дома шла, зачем то.
– А у неё там любимый жил. Сгинул сорок с лишком лет, а она всё ходит. Даже после смерти.
– А как ей помочь?
– Не знаю. Знаю только, что звали его Звягинцев Иван и он родом отсюда. Как в 1979 ушёл в Афганистан, так ни слуху, ни духу.
– А отчества ты не знаешь его? Я могу поискать.
– Нет, не знаю.

Вдруг я услышал странный звук и проснулся. Это будильник на телефоне сработал. До приезда отца Альбины осталось всего два часа, надо себя в порядок привести, скот покормить, да и Альбину разбудить на завтрак. Она вчера целый день дрыхла и сейчас наверху тишина. Сонный дом какой-то. Можно открывать рекреационную зону для заёбанных жизнью людей. Приезжаешь, забираешься наверх и спишь. Просыпаешься – тебя завтрак ждёт или обед, уж как проснулся. Поел, в окно посмотрел, по улице погулял, кота и собаку Читать далее...

Вечером я набрал маму, узнать как она себя чувствует. Физически она чувствовал себя прекрасно. Морально же была просто в ужасном состоянии. Она умудрилась влюбиться в Булочку до кровавых соплей. Весь разговор она то вспоминала какая Булочка красотка, бубочка, стройная газель, милашка и ещё куча ванили. Мне показалось, что сквозь динамик буквально льётся липкая розовая сладкая жижа. Потом выспрашивала как прижилась её принцесса, не обижает ли её мой кот, не груб ли он с ней и чем я её кормил и где она будет сегодня спать. Распрощались мы на трагической ноте, когда мама мне на полном серьёзе заявила, что впервые встретила свою истинную любовь, но злая Судьба оказалась против их отношений. Потом расчувствовалась, расплакалась и шваркнула трубку, сказав, что мне так повезло, а я даже этого не осознаю и не ценю.

Минут пять я сидел и тупо пялился на телефон. Мама у меня крайне трезвомыслящий человек, медик. Не склонная к «пиздостраданиям», как она сама говорила. Но вот и на неё нашёлся камешек, на котором её трезвый взгляд получил травму мозга. В этот момент «предмет» страданий моей мамы волтузился на ковре перед камином с Мраком, то нападая на него, то оказывалась поглощен Чёрной Дырой. Когда Мрак напрыгивал на Булку, её под ним даже видно не было. Но её это не смущало. Она глухо тявкала откуда-то изнутри кота и повизгивала от избытка чувств.

Я включил планшет и закопался в интернете. Через час у меня созрело решение. Сделав несколько звонков и получив несколько консультаций, одну вполне объективную и честную, я написал маме смс:

– «Сдай аллергопробы на шерсть и белки теплокровных».
– «Ок. Я тебе завидую и ревную. Беее»

Булка оказалась снотворной собакой. А ещё прыгучей. Набесившись с котом, она запрыгнула на кровать, притёрлась ко мне горячим упругим боком, вздохнула и отрубилась, взвизгивая во сне и дёргая ногами. Это было странно. Мрак спал совсем по другом. Я поглаживал горячую Булку одной рукой, второй – Мрака, примостившегося с другого бока. И уснул на диване.

Утро было недобрым. Я замёрз и у меня болела спина. Потому что я лежал скрючившись в позе эмбриона на краю дивана, а под животом у меня угнездилась сладкая парочка. Этак я скоро на коврике возле двери окажусь. После туалета и душа я нарезал Мраку огромный говяжий стейк, а Булочке предложил индейки. Булочка не отказалась. Но положа руку на сердце она ела откровенно меньше Мрака, укладываясь в физиологические нормы, то есть не больше своего веса за раз. Вычистив собачий и кошачий горшки и подумав, что утро начинается не с кофе, я принялся готовить завтрак.

Пока под крышкой подходил омлет с грибами, я варил кофе в турке напевая «Дайте мне белые крылья» дурным голосом во всю силу лёгких. В приоткрытое окно светило июньское солнце, положив на доски пола горячие лапы, приторно сладко пахла черёмуха, распустившаяся этим утром, в коридоре носилась Булка, смешно цокая коготками. Я как раз переливал кофе в чашку, когда раздался гудок и хлопнули дверцы машины. Я выключил газ под сковородкой и печально посмотрел на исходящий паром кофе. Не сейчас, увы, не сейчас.

За калиткой торчало две головы. Женщина около сорока пяти лет и девушка лет пятнадцати. Мать периодически грозно посматривала на дочь, девочка же прятала лицо за распущенными волосами, но я разглядел припухшие покрасневшие глаза и губы. Она, видимо, ревела всю ночь.

– Здравствуйте! Это вы бесноватых лечите? – зычным голосом заорала тётка. И смыкнула дочь за локоть, притягивая к себе поближе.

Нормальная такая заявка с утра.

– Здравствуйте! Я не лечу, а даю пройти. Человек сам делает выбор, идти или нет.
– Мала она ещё, чтобы выбор делать. Кто её кормит, тот и музыку заказывает.

Отличные отношения, как у клиента и проститутки. Зачем рожала? Попрекать? Я прям залюбовался на эту отрыжку советского прошлого. Что же бедная девочка натворила такого, что у мамаши прям горит. Курила за гаражами или двойку принесла?

Я подошёл ближе к калитке, поймал блуждающий, виноватый взгляд девушки. Она смотрела на меня затравленно и нервно сглатывала.

– Я вначале поговорю с вашим ребёнком, мадам. Без разговора можете прямо сейчас уезжать.

Тётка налилась свекольной краснотой. Как бы её инсульт не шарахнул. Отбивай потом эту от белого. Но сдержавшись, она толкнула дочь в мою сторону, зашипев:

– И чтоб без фокусов, прошмандовка мелкая.

Девочка, запинаясь, на подламывающихся ногах пошла в мою сторону. Я открыл ей калитку, пропуская внутрь, и сказал тётке:

– Подождите в машине, пожалуйста. Такие правила. – Правило я выдумал только что, но понимал, что под ядовитым взглядом мамаши девочка мне ничего не скажет. А я чувствовал, что с ней надо поговорить.

Мы дошли до крыльца, сели на него и я спросил:

– Как тебя зовут?
– Альбина.
– Красивое имя. Альбина, ты можешь рассказать мне всё совершенно откровенно. Я не собираюсь тебя «лечить», – я показал пальцами в воздухе кавычки, – заставлять или осуждать.

Альбина опустила голову к коленям, занавесившись волосами. А Читать далее...

До Нижних Выпей я тащился не полтора часа, а все три. Дороги захлёбывались от машин, над асфальтом стояло жаркое марево. Булка развалилась у меня на коленях. Было жарко и нудно. Хорошо, что у меня с собой была вода без газа. Я попоил разомлевшую собачку и попил сам. Аккуратно переложил горячее маленькое тело на соседнее сиденье. Но Булка упорно вернулась.

– Да не брошу я тебя, Бул. Правда. Никогда.

Она смотрела на меня внимательно своими влажными глазами, и я махнул рукой. Пусть лежит.

Когда я доехал и вышел из машины, было ощущение, что я оказался в другом измерении. Влажный, свежий воздух. Чистый такой, что закружилась голова. Тишина. Безлюдье. Застывшее время. Я выпустил собачку на травку. Ко мне метнулась чёрная тень. Мрак! Я подхватил кота на руки, завалил на спину, как младенца и уткнулся носом в пахнущий пылью и самим Мраком мех. Пузо так и не стало пузом. Но я все равно его любил. Булка, взревновав, стала на задние лапы, опираясь передними мне на голень, поскуливая. Мрак раскрыл глаза. Зрачки расширились. Упс.

Кот вывернулся, брякнулся на землю и сунул усы прямо в морду Булке. Она задрожала и сказала:

– Тяф. – Но тихо и как-то неуверенно. А кот вдруг лизнул её в нос шершавым языком. Булка чихнула и замотала хвостом. Есть стыковка! У меня прямо от сердца отлегло.

Сунув Булку в карман шортов, я открыл калитку и перегнал машину на стоянку. А потом выпустил её во двор, пусть осваивается, охранница моя. Пока я таскал пакеты и сумки, Мрак выгуливал собаку по участку с важным видом.

Дом встретил меня запахом сирени, книг и сухого дерева. Быстро распихав всё скоропортящееся в морозилку и холодильник, поставил себе заметку купить отдельную морозилку. С Чёрной дырой в моей жизни лучше сразу купить промышленную, литров на двести – триста. Не могу же я кота одним сухим кормом кормить, надо белок в его истинном, предназначенным веками эволюции виде, а именно сыром. Собака Булка была для меня неизвестной в уравнении день + собака – корм = ?, но расслабляться не стоит. То, что её можно в карман положить, не значит, что она ест меньше своего веса. Мрак же как-то справляется с аннигиляцией пищи, превышающей его вес, если посчитать поглощённое в сутки. Может он не ест, а развоплощает еду? Как Сумрак Иных у Лукьяненко? И где-то внутри Мрака есть семь уровней, где с каждым уровнем еда становиться всё эфемернее и заковыристее. Я остановился и пошёл попить воды. Жара и не занятый проблемами мозг плохо действуют на мою психику.

Я начал метать мешки из машины в кладовку. На этом меня и поймал мужик, подкативший к моей калитке на Рендж-Ровере. Я, взвалив на каждое плечо по пятнадцатикилограммовому мешку как раз пёр их в дом, когда сзади прозвучал клаксон. Крикнув «сейчас», я протопал в дом, сгрузил мешки, погладил по голове Мрака, который ревизировал всё что я заношу, сидя на бочке с квашеными огурцами и встречал каждый мешок одобрительным «Мра!».

Выйдя на крыльцо, я посмотрел на мужика. Высокий, статный блондин. Похож на Тома Хиддлстона. Стильный, с тонкими, нервным лицом и голубыми глазами. Руки тоже нервные, длинные.

– Здравствуйте, можно Марину!
– Здравствуйте! Она, к сожалению, умерла. Я за неё.
– Соболезную. Можно пройти?
– Да. Заходите.
– Вы только собачку вашу привяжите.

Я охуел. Но ладно, всякое бывает. Есть люди которые паучков бояться или мышей. Я свистнул Булке и она прицокала по коридору, виляя хвостом и улыбаясь во всё своё собачье лицо. Я поднял её, показал мужику, напомнив себе бабуина из «Король-лев» предъявляющего Симбу прайду и сказал:

– Я её на кухне запру, ок?

Мужик странно посмотрел на меня и зашёл во двор. У крыльца остановился.

– Я думал у вас как минимум азиатская овчарка. Кобели до 120 килограммов весом бывают.
– Почему? – тупо спросил я.
– Вы столько корма несли, что у меня шаблон сработал. У меня у самого алабай. Белый, ему всего два года, а он уже 100 кг весит.
– А, это коту, – махнул я рукой и кивнул на жмущегося в ногах Мрака. Мрак подтвердил, что да, ему, сказав весомое.
– Мра!

Мужик посмотрел на так и не поправившегося ни на грамм Мрака, потом встряхнул головой, будто отмахиваясь от бредовой мысли и сказал:

– Жарко сегодня. Очень.
– Согласен. Вас как зовут?
– Кирилл.
– Игорь. Простите, что руку не жму. Это уже после. Если пройтись решите. Поднимайтесь на крыльцо и постойте на пороге, пожалуйста.

Дёрнул с банкетки нож и сунул в карман. Кирилл поднялся и остановился передо мной. За ним стоял красный. Тоже высокий, статный, красивый. Он держал Кирилла за оба плеча, иногда запускал пальцы в волосы, склонялся и тёрся носом об ухо или шею сзади. Это была привычная и тщательно выпестованная похоть.

– Почему вы хотите пройти? – Кирилл скривился, дёрнув плечом автоматически. Красный с неудовольствием переместил ладонь на его талию. А я продолжил. – Это не досужее любопытство. Я хочу быть уверен, что вы этого точно хотите, а не приехали ко мне под грузом обещания или принуждения.

Кирилл вздохнул и спросил:

– Вы видите мою Читать далее...

В десять позвонила Ирка. Судя по её умиротворённому голосу, всё было хорошо, и экзамен она сдала. Мы договорились, что я заеду за ней через час, и мы рванём в «Берёзку». Это небольшой клуб недалеко от нас. Чем мне ещё Ирка нравилась, что вот скажет, что будет готова в одиннадцать, и она действительно готова.

В одиннадцать я стоял под её дверью и жал пимпочку звонка. Ирка выпорхнула дыша духами и туманами, и слегка покачиваясь на высоких каблуках.

– Ир, ты заправилась уже что-ли?
– Гош, ну чуть-чуть. Для храбрости. – Она свела между собой указательный и большой пальцы, показывая мизер влитого в себя алкоголя.
– Идём, смелая ты моя. – Я подцепил её под локоток, и мы поковыляли к машине.

В «Берёзку», что находилась в полуподвале, мне её тоже пришлось на себе тащить. Устав от черепашьего шага, я взвалил её на плечо, как мешок с картошкой, и до входа донёс. Эта сучка крашеная всю дорогу меня по заднице шлёпала и орала мне в спину: «покатай меня, большая черепаха!». Ну вот как её трахать, если она мой лучший друг, брат или кто она там мне? Сестра, вот!

Я её перед охраной поставил, платье одёрнул, морду кирпичом сделал, руку предложил.

Охранник кивнул нам, и мы вошли в царство полумрака и полусвета. По ушам сразу ударили басы, в груди ритмично завибрировало, Ирка начала рваться в бой. Я отнял её сумку, куртку, и запустил на орбиту. Она танцевать страшно любит. Двигается божественно. Как это сочетается с позицией бревна в постели мне сложно сказать, может комплексы какие. Я сдал в гардеробной свою и её куртки, получил номерки, сунул сумку под мышку, и пошёл на бар заказывать себе текилу, а ей бейлис. Любила она эту сладкую жуть до слипшейся попы.

Текила пошла очень хорошо. Как дети в школу. Но больше одного шота я себе позволить не мог. Мне ещё Иринку домой везти. Я-то пешком дойду, тут действительно недалеко. Но не с Ириными каблуками нам под звёздами гулять.

Ира отрывалась под выигравших Евровидение итальянцев, я осматривался и одновременно высматривал особо агрессивных типов. Она девочка красивая и дерзкая, когда выпьет. Не раз из-за неё в драки влипал. К ней подвалил какой-то невысокий, квадратный, из-за очень широких плеч. Она его послала, судя по кислому лицу визави. Потом к ней подкатил крепкий высокий блондин, и они закружились в танце. Блондин руки не распускал, Ирке явно нравился, сильно пьяным не выглядел. Годящий мужик, прикинул я.

Рядом со мной присел молодой человек. Тонкий, даже несколько хрупкий. Я в сумерках видел не очень, специфика зрения. Да я и не приглядывался к нему. Пока он не спросил:

– Привет! Познакомимся?
– Привет! Давай. Игорь, – я протянул руку.
– А я … Иван. Можно я тебя угощу?
– Прости, но нет. Я тут с подружкой. Мне её ещё домой везти.

Иван как-то поник. Я не мог разглядеть его лицо под косой чёлкой, закрывающей почти половину лица. Увидел лишь, что волосы у него густые и светлые, будто выбеленный лён, и губы очень красивые. Как у статуи Давида Микеланджело. Я в прошлом году сдавал по нему курсовую и насмотрелся на него со всех сторон. Так вот у статуи были такие же выпуклые, рельефные губы, с сексуальной линией верхней губы.

– Но я сам могу тебя угостить. Что ты будешь?

Иван воспрял и улыбнулся неуверенно.

– Маргариту.

Я заказал бармену Маргариту и обернулся на Ирку. Её обхаживал уже третий мужик. Смуглый и наглый. Она его пока не посылала. Ох, нарвётся курва. А мне потом кулаками махать. А у меня дома кот.

– Твоя подруга? Ты не переживаешь, что её уведут? – Иван проследил, куда устремлён мой взгляд.

Губы Ивана оказались совсем рядом с моим ухом. От него легко пахло цитрусом и свежестью. По спине пробежали мурашки.

– Она подруга, а не девушка. Вернее бывшая девушка. Мы поняли, что не подходим друг другу.

Иван снова как-то сник, отодвинулся. Пока я наблюдал за ситуацией на танцполе, я чувствовал его взгляд. Скулы и щеки будто касались тонкими пальцами.

Вдруг в круг ворвался низкий, уже хорошо поддатый, отшвырнул от Ирки смуглого, и схватил её за предплечье.

– Извини, Иван, Ирка всё же нарвалась. Рад был познакомиться.

Кинув на стойку деньги, я рванул в центр круга, где разворачивалась нешуточная трагедия. Смуглый быстро свалил, а вот второй, бондинчик, который мне понравился, попытался отстоять честь дамы, но низкий уложил его пнув в голень, а потом впечатав колено в нос, когда тот непроизвольно согнулся. Плохо. Иркина сумка ещё на мне болтается, мешая как собаке пятая нога. Да и неизвестно, один тут этот низкий или с компанией. Поэтому лучше нам просто сбежать.

Я подошёл сзади, сделал Ире знак и она перестала вырываться, и вдруг улыбнулась низкому широко и искренне. Талант! Пока тот пытался понять, чего такое произошло, я похлопал его по плечу, а когда тот, разворачиваясь, выпустил руку Иры, кивнул ей, сунув сумку и номерки. Её как ветром сдуло. Низкий обозревал меня, собрав брови в кучу, и покачиваясь. Пьян он был изрядно. Я тоже как можно искреннее ему улыбнулся и со всей силы зарядил Читать далее...

Несколько дней меня никто не беспокоил. Я спокойно готовился к истории древней Руси, бывшей у меня первым экзаменом. Тренировался, вспоминая Адольфыча тихим незлобным словом. Тренировочный план он мне загнул жёсткий. Провёл ревизию кладовки. Тётя Марина оказалась как белочка – запасливая и аккуратная. Все закрутки были подписаны и года два я могу из дома вообще не выходить. Убирался помаленьку. Домик мне достался чистенький, вылизанный буквально, оставалось это лишь поддерживать. Болтал с Мраком, который добил запасы сухого корма до критической отметки «нечегожрать!» и вынужден был сходить к магазину, скупив у него весь сухой корм. Заодно мусор выкинул.

Вечером несколько раз звонила Ирка и я болтал с ней, сидя у камина с Мраком на коленях. Она ничего, не обиделась вроде на меня. Даже сказала, что подозревала, что ничего у нас не выйдет. Порадовалась, что я, наконец, завёл себе кота, как мечтал.

В последний вечер, когда я перебирал все заметки, что написал в процессе подготовки, позвонила мама и сказала, что заказ из интернет-магазина наконец привезли.

А у меня как раз завтра экзамен. Удачно совпало. Так что утром рано я выеду и сразу в Универ. После экзамена по магазинам помотаюсь со списком. А вечером мать навещу.

Собирался я как на войну. Не хотелось в город ехать ужасно. Вот как так? Я дитя городских джунглей. Редкие выезды на дачу к матери отца не считаются. Но труба зовёт.

Утром я предупредил Мрака, что меня не будет сутки. Что дом остаётся на него. Скормил ему с перепугу почти килограмм творога, что разморозил с вечера. Высыпал весь добытый в местном магазине корм в пятилитровую кастрюлю. Подоткнул окно на кухне газетой. Обновил песок в горшке. А потом, быстренько выпив кофе и собравшись, уехал. Мрак бесприютно сидел на крыльце закрытого дома, ключ от которого висел на цепочке на моей груди. Странное украшение, но мне так захотелось. Я гуднул ему, услышал утробное Мрра и стартанул.

За экзамен я не переживал, поэтому постарался оказаться в пятёрке первых. Меня несло и преподаватель, Заяц Лев Петрович (храни Бог его родителей) поставил мне высший балл. Я быстренько обнял и поцеловал трясущуюся под кабинетом Ирку, сунул ей свои заметки и букет сирени, пожелал удачи и пообещал, что вечером после ужина с мамой вытащу её в ночной клуб или паб праздновать. Она смотрела на меня как утопающий на Титанике на последнюю отходящую шлюпку. Но я был уверен, что всё она сдаст прекрасно. Это я отмороженный, мне всё пофиг. А девки вон все трясутся.

Настоявшись по пробкам до кровавых кругов и значительно освежив свой запас нецензурных слов и идиоматических выражений прикатил в свой район и первым делом двинул в зоомагазин. Там закинув в багажник два пятнадцатикилограммовых мешка корма одного вида и два семикилограммовых другого.

Мне, как владельцу питомника (ха-ха!) дали скидку десять процентов и я её сразу реализовал, купив две керамические миски для крупных пород собак на три и пять литров. Ещё противоглистное купил и капли на холку от блох. Мрак ни в чём подобном замечен не был, но я не обольщался. Домик, когтеточка, расчёска Furminator (стоила как колесо на мою машину) и несколько пищащих мышек, набитых кошачьей мятой.

Ну а что? Еды купил, теперь надо дури взять. Только шлюх не хватает.

Я вдруг понял, зачем я так тяжело работаю. Чтобы у моего кота была лучшая жизнь. Так, хихикая, я расплачивался на кассе, и у выхода из магазина наткнулся на печальный взгляд карих глаз. В прозрачном вольере сидело небольшое существо: в бежевой короткой шёрстке, с большими ушами и огромными печальными влажными, как у лани, глазами.

– Это что? – ткнул я в существо пальцем.
– Собака. – От этого ответа я сломался и посмотрел внимательно на девушку. Жара плохо влияет на мозговую деятельность. Это я сегодня за рулём убедился.
– В каком месте это собака, если она в два раза меньше моего кота? Щенок что-ли?
– Нет, ей два года.
– Она живая? В смысле настоящая?
– Да, это порода такая. Чихуахуа. Он совсем крошки бывают. По 800 грамм. А Булочка два двести весит.

У меня Мрак такую булочку на завтрак ест.

– Булочка?
– Кличка такая.
– И почём нынче опиум для народа?
– А?
– Сколько стоит эта … собачка?
– Двадцать тысяч. Но с вашей скидкой восемнадцать.

Ну конечно, это всё упрощает! Беру! И я её действительно взял. Потому что она смотрела на меня как на последний шанс. Булочка тряслась и жалась ко мне, как родная. Корм для неё, как и лоток (бля! Собака ходит на лоток! Я в раю!), витамины, комбинезоны осенний и зимний, лежанку и прочее, я загрузил на заднее сиденье. А ещё купил переноску. С учётом того, что возможно и Мрака в неё запихну. Поэтому болталась в ней Булочка как семечка в стакане. Продавщица ещё в магазине надела на неё шлейку (по размеру на неё подошла та, что на водосвинок надевают) и сказала, что в машине в такую жару оставлять её нельзя, если я планирую ещё куда-то заезжать.

Я посмотрел на Булочку, она на меня и я подумал, что я дурак. Будто Мрака мне не хватает. А вдруг Читать далее...

Я поднялся на крыльцо, подхватил по дороге чашку. Сунув конверт в ящик кухонного стола, я заглянул в чашку. Молоко, что было добавлено в кофе – свернулось неаппетитными хлопьями. Я даже не удивился. Вылил его в мойку и включил воду погорячее. Я теперь не удивлюсь, если из леса ко мне выйдет единорог или деревья заговорят. Только вряд ли это будет так ванильно, как в книгах. Единорог лягнёт меня копытом, а энт, - потребует крови за висящие в сарае топоры. Мистика лишь на страницах книг выглядит привлекательно. В реальности от неё седина появляется раньше времени.

Вымыв посуду и нож, я вновь воткнул его в косяк двери, скинул прямо на пороге одежду и голым потащился наверх, заплетаясь в собственных ногах. Я так себя чувствовал лишь однажды, когда мы с пацанами на стройке нарвались на каких-то отморозков и они гоняли нас часа два. Вот тогда я пришёл домой оборванный, грязный, в крови и у меня тряслись руки и ноги так, что я ни стоять ни мог, ни воды выпить. Адольфыч, тренер наш, нам потом сказал, что это была адреналиновая усталость, которая была вызвана интенсивным стрессом вкупе с физической нагрузкой.

Вот и сейчас я чувствовал себя вымотанным, измождённым, истощённым. Мне в тот раз, когда нас гоняли, помогла горячая ванна. Будем лечиться подручными средствами, решил я, и вывернул вентили на полную мощность.

Уже лёжа в ванной, наполненной горячей водой, я подумал, что надо бы в прихожей …
повесить меч, лук и стрелы с серебряными наконечниками. Или арбалет. Скрыть их за фальшпанелью, что открывается нажатием руки.

Я вдруг оказался на пороге. В темноте стояло два силуэта. Один моего роста, а второй повыше. Я шире открыл дверь и увидел … себя! За моим плечом стояла Тьма. Не Тень, а настоящая клубящаяся тьма. Рука слепо шарила по косяку, ища воткнутый нож. Вдруг мимо ног метнулся чёрный болид и врезался во тьму, поглощая её как чёрная дыра. Тьма рухнула в антиматерию как в пропасть. Резко и тихо. Мрааа! – заорал Мрак и я … проснулся.

Мрак сидел надо мной на боковинке ванной и смотрел немигающими медными глазами. Я опять уснул в ванной. Я в этом доме веду себя как в детском саду, где играл или ел, там и уснул. Почему меня так на сон пробило, надо у тёти Марины уточнить. А то может мне того, пора дом передавать приемнику. Может и за моей спиной стоит серая тень? И что это за клубящаяся тьма? Даже не так. Тьма!

– Спасибо, Мрак!
– Мррр!

За что я сказал спасибо, сложно сказать. То ли за то, что разбудил, вырвав меня из вязкого кошмара. То ли потому, что кинулся на Тьму не мешкая, и не сомневаясь. Но кот меня понял.

– Ты не голодный?
– Мрр! Мраа!
– Я вообще-то из вежливости спросил, но раз так, пойдём.

Я вылез из ванной, выдернул пробку, закутался в батин халат и, шаркая тапками, пошёл на кухню. Надо в коридоре ночник повесить, не видно ничего. У меня режим дня сбился окончательно и раз я так часто в ночи хожу, подсветка должна быть. На кухне было светлее от фонаря над калиткой. За калиткой мелькнула неясная тень. Я вгляделся. Полупрозрачная девушка с длинными распущенными волосами медленно брела со стороны кладбища. Остановилась прямо перед калиткой. Посмотрела на меня. Вряд ли меня было видно, но её лицо было обращено именно ко мне. А потом махнула приветливо рукой. Я помахал в ответ. Она улыбнулась и пошла дальше в деревню.

Охуеть! Нет, мне не было страшно. И крыша не ехала. Вдруг возникла мысль, что когда пойду на кладбище ловушку ставить на могиле тёти Марины, надо будет и к девушке заглянуть. Цветов принести. Я отвернулся от окна и увидел Мрака с укором сидящего возле кастрюли. Корм был, но ТАМ БЫЛО ВИДНО ДНО! Я метнулся исправлять эту травмирующую моего кота ситуацию. Насыпав корма с горой, я потряс пакетом. Осталась в лучшем случае одна треть. А девушка в магазине мне сказала, что мне на два месяца хватит. Ага.

Вспомнив свой психоделический сон, я подумал, что идея с арбалетом была неплоха. Серебряные стрелы я, конечно, не достану. Но вот нанести на них руны и кровь смогу. Интересно, а кровью своей я могу Тень отогнать или убить? А вот купить спортивный арбалет вполне возможно.

Времени был 22:10. Адольфыч ещё точно не спит. В группу в вайбере я писать не стал, а вот ему лично сообщение оттарабанил. Он ответил сразу. Поинтересовался, зачем мне арбалет. Я сказал, что хочу занять себя чем-то. Он воткнул мне пистон, сказав, что с тем планом тренировок, что он мне составил, занять я себя могу прямо сейчас. Но адрес интернет магазина мне скинул.

Я пошёл по ссылке и обалдел от ассортимента. Выбрал я в итоге арбалет по отзывам. Мне не декор нужен был, а нормально работающая штука. Положив в корзину сразу три набора стрел, оформил и оплатил заказ. На мамин адрес. Заодно проведаю. Я попил воды, освежил воду в кастрюле для Мрака. Повертел миски с ушками в руках, так и стоящие бесприютно на столе. Сдать их назад, что-ли? Отставил. Может я себе ещё какую-нибудь неведомую хрень заведу. И пошёл спать.

Утром меня разбудил звонок из интернет-магазина. Менеджер уточнял заказ Читать далее...

Положив себе тарелку макарон, я ещё плеснул немного вина в бокал, расположился в гостиной, включил торшер и зажёг камин. Рядом брякнулся Мрак, прижимаясь к бедру горячим телом. Хорошо.

Я открыл «Вий», погладил пожелтевшие страницы. Год издания 1901. Я нередко держал в своих руках и более старые, даже древние книги, во время работы в архиве, между первым и вторым курсом, и на практических занятиях, но никогда старые книги не принадлежали мне.

Остаток вечера, я читал, поглаживая Мрака и слушал убаюкивающий речитатив его мурчания. Мой кот читал свою древнюю как мир молитву кошачьему богу. Ведь у котов, как у мыслящих существ, тоже боги есть.

Тётя Марина села рядом со мной на диван, легко провела рукой по Мраку, вольготно расположившемуся у меня на коленях.

– Опять спишь на диване, Ингвар?
– Это Мрак меня усыпил. А как ты его звала?
– Мавр. Но Мрак ему даже больше идёт.
– Как ты умерла?
– В зеркало на себя посмотрела.
– Не понял.
– Мы в двух мирах живём, Ингвар.
– Кто мы?
– Мары и Мороки.
– Я – Морок?!
– Не совсем. Мороком был мой отец. Он же был отцом твоего отца.
– Чего?! – это что же выходит такое, а?
– Ну ты ведь вечером сегодня сам почти понял. Мы действительно похожи не просто так. И ты теперь вместо меня. И сильнее.
– Почему?
– Кровь, Ингвар. Она иногда так странно сочетается. Ты посмеивался над отцом, так трясущимся над своей родословной, а зря. Откуда у тебя эта тяга к рунам и кровавым ритуалам? В твоём отце совершенно непредсказуемо смешалась кровь Морока и норманнского вещуна, который тоже видел Тени. Просто по– другому.
– А почему это во мне проявилось, а не в отце.
– Моя мама, твоя бабушка была неким катализатором. С ней и Мороком в мир пришла я. С её дочерью и твоим отцом в мир пришёл ты.
– Но я ничего не видел и не чувствовал до того, как сюда попал.
– Ой ли?

А я начал вспоминать, как быстро на мне всё заживало. Не так, как здесь, но быстро. У меня из-за этого на тхэквондо кличка была «Кот». Не только потому, что гибкий, но и потому что девять жизней у меня. И руны мне давались так, будто не учил я их, а вспоминал. И ещё много случаев было. Я, к примеру, никогда не ездил туда, где ждёт неудача или проблемы. Народ у нас даже стал отказываться ездить на те соревнования, куда и я не поехал. То их на границе три часа мурыжат и даже в жопы заглядывают, то обворуют в гостинице подчистую, но на гопоту после клуба нарвутся. Если же я еду, значит всё будет хорошо.

– Марин, так ты мне дважды тётка выходит?
– С маминой стороны тётка, со стороны отца бабка двоюродная.
– Так, подожди. Совсем голову заморочила. И давай всё же вернёмся к тому, почему ты умерла.

Она вздохнула. И продолжила.

– Ты обратил внимание, что тут зеркал нет совсем.
– Не обратил. Но я же и не девчонка.
– Ну значит страдать не будешь, как я. Мары не имеют права видеть свою Тень. Поэтому в зеркала не смотрятся.
– А почему?
– Чтобы не знать, когда смерть придёт. А я в магазине увидела случайно. Серого. Он у меня уже на плечах сидел.
– Прости.
– Я не жалею, Ингвар. Когда я тебя в роддоме увидела, поняла, что осталось мне лет пятнадцать – семнадцать. Потому что ты на моё место пришёл. И поверь, лучше так, чем моя предшественница. Та меня, бедная, сто с лишком лет ждала. Измаялась вся.
– Ты тоже на чьё-то место пришла?
– Конечно. Мы всегда на чьё-то место приходим.
– Я, значит, здесь навсегда теперь?
– Не обязательно. Это лишь твой выбор. Но зная свою суть, ты скорее всего не сможешь теперь жить как обычный человек. Тебя сюда тянуть будет. Я не смогла уйти.
– Ты поэтому одна жила?
– Нет. Ты же помнишь, что мы не помогаем насильно. Так и дар наш нас не насилует и ни в чём не ограничивает. Одна я была, потому что любимый мой погиб. Глупо и непредсказуемо. Но тут мой дар не причём. Судьба такая.
– Прости.
– Я уже с ним. Тебе не о чём просить прощения. Наоборот, спасибо тебе, что пришёл в этот мир и так быстро дал с ним соединиться.
– А что там, за чертой?
– Не скажу. Не имею права. Но родные и близкие тебя дождутся, если это важно для вас обоих. Тебя ждёт там кто-то?
– Нет.
– Ну и отлично. Значит всё у тебя ещё впереди.

Проснулся утром от звонка. Звонили с неизвестного номера. Я посмотрел и не стал снимать трубку. Банк звонит или аферисты. Ну их нафиг. Но нет, звонок повторился опять. Я ответил.

– Ингвар Белозёрцев?
– Да.
– Здравствуйте! Ваш телефон оставила ваша тётя – Марина Баро. Я психотерапевт, Митин Олег Петрович. Вы даёте пройти?
– Здравствуйте. Да.
– Можно я ваши координаты дам нескольким людям? В первом случае это ваш пациент. Как Марина говорила синий.

Синий – сумасшествие. Причём не психическое заболевание, от которого не вылечиться, а лишь ввести в ремиссию правильно подобранными таблетками и работой специалиста, а одержимость. Которая может быть вызвана заигрыванием с тёмными силами или травмирующими события в жизни. Тем временем Олег Петрович продолжил.

– А вот второй случай сложный. Проблема не в подростке, которого привезли на терапию, а в Читать далее...

Я вышел, мельком подумав, что вид у меня крайне непрезентабельный. Но потом махнул рукой. Люди сюда горе везут, какое им дело до моего вида.

За калиткой стоял крепкий сосредоточенный мужик лет сорока и женщина с печальным, испитым лицом.

– Здравствуйте, можно пройти?
– Здравствуйте. – Я посмотрел на женщину. Кажется, она не очень понимала, где они и зачем. – Вы или ваша …
– Жена, – подсказал мужик.
– Я пропущу. Но только если она сама хочет.

Мужик поник, но от жены немного отошёл, выпустив её локоть.

– Как вас зовут?
– Людмила.
– Вы хотите избавиться от этого? – я не конкретизировал, но женщина поняла. Она подняла на меня мутные, блеклые глаза и вдруг они увлажнились.
– Хочу. – Голос был хриплый. То ли прокуренный, то ли из-за эмоций.
– Идёмте.

Я встал на пороге, обернулся, ожидая неуверенно идущую Людмилу. Она шла как на казнь. Мрак сел у моих ног, внимательно следя. Когда она поднялась на крыльцо, я обомлел. Одутловатый, какой-то желтушный, с похабной рожей. Он стоял за спиной, по-хозяйски положив обе руки женщине на плечи, чуть сжимая ладони. Она вдруг отмахнулась, будто от мошки. Она его не видела, но чувствовала. Крупный, выше её на целую голову. Я вышел на крыльцо.

– Заходите, Людмила. А ты – пошёл вон!

Жёлтый ощерился, сверкая гнилыми редкими зубами, но я достал из кармана нож. Он дрогнул и нехотя отпустил вначале одно плечо, потом второе. Людмила медленно и заторможено переступила порог и привалилась к двери, в миг вспотев и обессилев. Жёлтый всё стоял на пороге, смотря на неё голодными, жадными глазами. Я перехватил нож удобнее и полоснул его по отвислому брюху. Он выпучил глаза, забулькал и исчез. Я вытер вспотевший лоб трясущейся рукой. Ощущение было, что я вагон разгрузил. Да, был у меня такой опыт. Я воткнул нож в косяк, зашёл в дом и, подхватив ослабевшую Людмилу под локоть, проводил до двери.

– Дальше вы сами.

Она засуетилась, сняла с плеча сумку и выудила из неё мятый конверт.

– Надеюсь, тут хватит.
– Хватит. Таксы у меня нет и не будет.
– Спасибо!
– Это не мне. Это себе и своей решимости скажите. Я бы не стал вас провожать, если бы вы не решились.
– Вы меня не осуждаете?
– Нет.

Она вдруг улыбнулась, и я понял, почему это серьёзный и собранный мужчина, что терпеливо ждал её за калиткой, не потерялся из её жизни в череде безрадостной борьбы с зелёными змием. Через оплывшие черты проглянула задорная весёлая девушка в веснушках с медными волосами, которой она когда-то была.

Я услышал стук двери веранды, немного дребезжащий из-за вставленного в него стекла и увидел, как она вышла из-за дома и пошла к мужу. Он жадно вглядывался в её лицо, стараясь понять, сработал ли последний шанс. Обнял, когда она шагнула через калитку. Сухо всхлипывая. Они сели в старенький фордик и укатили.

Ощутив в руке шероховатость конверта, я суну его в ящик кухонного стола и пошёл готовить себе обед. На обед у нас с Мраком был куриная лапша. Курица Мраку, лапша – мне. После обеда я вдруг понял, что хочу спать. В городе у меня со сном были проблемы. Лечь раньше двух ночи не удавалось. Вернее не лечь, а заснуть. А потом я еле сдирал себя с постели в восемь. Я даже спортом начал заниматься ради того, чтобы нормализовать режим сна. Но ничего у меня не вышло. Вставать только трижды в неделю пришлось не в восемь, а в семь.
Тут же я спал при любой возможности. И сладко так спал. Я потащился в гостиную с Мраком на плече, поддерживая одной рукой его щуплый зад.

– Вот скажи мне, Чёрная Дыра, почему ты жрёшь и не толстеешь? Да тебя бы любая красавица досуха выжала и на молекулы разобрала, лишь бы узнать твой секрет. Я же хочу толстого кота. Вот прямо жирного. Как Бегемот. Чтоб пузо по коленкам било и жир с боков свисал. Чтоб можно было подуть тебе в живот, а там, под тёмной шерстью плешь и видно кожу, бледненькую и толстенькую. Кормлю тебя, можно даже сказать откармливаю и где результат?
– Мраа!
– Да, ты прав. Хрен тебе, а не исполнение желаний.

Я прилёг на диван, привычно подсунул шарф под голову, натянул плед и отрубился.

Мне снился Мрак, курсирующий в космосе в виде чёрной дыры. Звёздами вокруг него было написано: «пожиратель галактик». Из чёрного бездонного нутра, в котором тонул даже свет, раздалось утробное Мррааа. И я проснулся.

Уже были сумерки. Я поёжился, потёрся лицом о шарф. Надо довязать его. А что, я умею. Меня это успокаивает. В метро я, конечно, не вяжу. Но вот дома под настроение бывает. Мне ещё девчёнки из нашего класса все мозги проели, выспрашивая, где я такой стильный шарф купил. А я его не купил. Я осваивал новую технику на спицах большого диаметра. И огромный, выпуклой вязки шарф бутылочного цвета, действительно вышел красивым. И к глазам мне шёл. Я брюнет, в папу, а вот глаза у меня светло-зелёные, прозрачные как речная вода. В кого – не знаю. Папа твердил, что в его норманнских предков. Он на них повёрнут слегка. Что и так понятно по моему имени.

Немного снасильничав над собой, я воткнул в уши наушники, включил себе аудиокнигу по Читать далее...

Проснулся я от того, что меня толкают в лицо. Мрак бодал меня в лоб и скулу. Я позорно уснул в ванной. Вода была уже еле тёплая. Руку пораненную я, естественно, утопил. Но кровь больше не шла. Видимо раны были поверхностными, потому что руку даже не щипало от воды и геля, которым я мылся. Вот и отлично. Я завтра, в промежутках между подготовкой к экзаменам, чтобы мозги не перегружать информацией, хотел поковыряться в саду. Я не так, чтобы великий садовод, но бабушке с папиной стороны помогал в саду. Деревья там окопать, стволы побелить, обрезать. Сейчас для обрезки поздновато, но вообще хоть посмотреть, что там у меня растёт – не только можно, но и нужно. Уж яблоню от груши или вишни я отличу. И рука мне нужна в рабочем состоянии. Да и писать заметки тоже она нужна. Я визуал. Хорошо запоминаю ключевые факты перенося их с носителя на бумагу.

Я вытерся жестковатым полотенцем. Они новые всегда жёсткие. Надо их все перестирать. В санузле первого этажа стояла вполне современная стиралка. Отметив это себе, я потащился в спальню. Лениво и нехотя содрал с матраса плёнку, скомкал и бросил в угол. Завтра её сожгу на заднем дворе. Надо ещё посмотреть, как тут решён вопрос с мусором. Ящики у магазина я видел. Но есть смысл завести компостную яму. Не буду же я каждый день с мусорным пакетом к магазину бегать. Под эти хозяйственные мысли я натянул простыню (благослови людей, что придумал делать их на резинке), упаковал в наволочки подушки, откинув упаковку от них в тот же угол и даже надел пододеяльник. А я это дело люто не любил. Бельё было графитового цвета. Класс. Я бы сам себе такое выбрал. Я лёг в чистую, хрустящую от новизны постель и потянулся счастливо. Одно из самых замечательных ощущений – чистая ткань к голой, чувствительной после горячей воды, коже.

Уже плавая на грани сна, я подумал, что мне надо завести себе хоть какое оружие. Да хоть биту. И рунами её расписать. И кровью. С чего мне такая чушь в голову пришла, не знаю.

Ночью мне приснилась Мара.

– Спасибо за цветы, Ингвар.
– Да ладно, Марин, хоть что-то приятное для тебя сделал. Слушай, а ты можешь про цвета повторить? Я не все запомнил.
– Книгу на стеллаже найдёшь. Она между томами «Война и мир» стоит.
– Хорошо, спасибо. А если бы я на кладбище не пришёл, что было бы с серым?
– Развоплотился бы в течение пяти дней. Но лучше добить. Некоторые привязчивые очень и могут или к хозяину вернуться или у тебя перед калиткой шляться. Оно тебе надо?
– Нет. Но на кладбище мне тоже не понравилось. Ты меня прости, я обосрался.
– Я тебе расскажу, что с могилой моей сделать, чтобы они от неё отойти не могли. Но самых крупных и агрессивных лучше убивать. И ещё, они матерных слов бояться.
– А они как выглядят?
– Физически большие, высокие, руки на плечи кладут своим жертвам. Некоторые даже садятся. Если увидишь, что Тень в человека погрузилась, значит уже не помочь. И если увидишь, что они целуются – тоже.
– Это как?
– Значит человек не хочет с недугом расставаться. Родственники его насильно привели и такое бывает. А я против нарушения свободы воли. Только детей без их спроса пропускала. До двенадцати лет.
– Так что с могилой делать, Марин?
– Руны ты знаешь. Возьми доску в сарае, нацарапай ножом, что резал сирень, руну Привязка. Кровью намажь. И воткни в землю на могиле. Они от этой руны отойти не смогут, пока не развоплотятся. Ну и не такими прыткими будут, когда ты убивать придёшь. Сам со временем поймёшь, когда на кладбище идти, а когда нет.
– А что с оплатой, Марин? Брать или не брать. Мне стыдно как-то.
– Бери сколько дают. Хоть рубль, хоть сто тысяч. Тут тоже надо смотреть, кто даёт. Бывает люди пытаются свою душу выкупить. А мы не боги, чтоб грехи от них отводить.
– Понял. Придёшь ещё?
– Если нужна буду.
– Спасибо!

Проснулся я от того, что моя чёрная дыра требовала поглощения материи. А конкретно смотрела на меня с укоризной. Мрак умудрился сожрать за ночь почти килограмм корма.

– Господи, куда в тебя только лезет! На пакете нормы написаны. 125 грамм два раз в сутки, – стонал я в пустоту, шлёпая босыми ногами по деревянным доскам пола. Кот молча вился у ног.
Увидев меня с пакетом корма над миской, заголосил, поторапливая.

Насыпав ему с горой, чтобы дно, показавшееся в кастрюле, не вызывало у него паники хотя бы до следующего дня, я выпил воды и потащился в санузел первого этажа. Через полчаса, в старом батином халате, который я нагло спионерил при переезде, я стоял на крыльце, вытирал голову полотенцем, тоже позаимствованным у родителей, и прикидывал фронт работ.

Мара сказала, что есть сарай. Значит, и минимум инструментов должен быть.

На завтрак я сварил себе кофе в старинной латунной турке и снова сделал омлет, отдавая дань татарам. За татар был Мрак и дань его была несусветной. Половина. Ополаскивая турку в мойке, рассматривал её. Ещё одна личная вещь тёти Марины. Старинная, добротная. Ей же всего пятьдесят было, откуда такие вещи? Закралось ощущение, что достались от предыдущей Мары, как и сам Читать далее...

А я пошёл в дом и сел за стол в кухне. В голове будто чайки насрали. Пусто, грязно и нихрена не понятно. Это что ж выходит, тётя Марина людей, что ли обирала? Тех, у которых всё, последний шанс. Стало вдруг мне так гадко, что захотелось мне дом сжечь, прямо со всем барахлом, а деньги с карты в детдом или приют для котов перевести. Если бы не Мрак бесприютный, я бы может в сердцах так и сделал. Но негоже кота дома привычного лишать.

Хрен с ним, квартиру сниму. Но Мрака не кину! А потом я решил как Скарлетт О’Хара подумать об этом завтра. А точнее как самый обычный русский мужик, ебануть так, чтобы мозги не болели. Я пошуршал неразобранными пакетами, выудил бутылку коньяка и пошёл в гостиную, совесть глушить. В итоге через час отрубился прямо на диване.

Снилась мне тётя Марина. Злая, как чёрт.

– Ну что, племянничек? Претензии выкатывать будешь?
– И буду! Этот Серёга помирает, а я его за деньги пропустить должен? Ты совсем охренела со смертников последнее брать?
– Ты Тень прогнал?
– Какую нахрен тень?
– Не тень, а Тень. Высокий, серый.
– Ну, прогнал. И что? Буду я ещё всякую срань в дом пускать.
– Это рак был, дурак!
– Какой рак?
– Обыкновенный! Он именно так в мире теней и выглядит. Жёлтый и одутловатый – это алкоголизм. Оранжевый – игромания. Красный – похоть. Канареечный – наркотики. Синий – сумасшествие. Бледный – инфаркт или инсульт. Их ещё много.
– Ты хоть и во сне, но такую лютую хуйню несёшь, что мне слушать тебя стыдно. Я не твой клиент, меня облапошивать не надо. Да и не судья я тебе, тёть Марин. Но больше я никого пускать не буду, уж извини.
– Ты мальчик продвинутый. Проверь мои слова. Книги тебе свои не предлагаю читать, чтобы ты меня в предвзятости не обвинил. Интернет тебе в помощь. – Взмахнула волосами, разворачиваясь и я проснулся.

Замёрзший, с больной головой и в сумерках. Поёжившись, я позакрывал везде окна, натянул выуженную из сумки толстовку, сменил джинсы на спортивные штаны и разжёг камин. Сидя на пуфике, ворошил кочергой дрова в камине и думал.

Дом, конечно, я уничтожать не буду. Он хороший. Жаль его. И продать, наверно, не смогу. Сложно объяснить, но вот не смогу и всё. Я за несколько дней прикипел к нему, как пластиковый пакет в горячей конфорке. С деньгами что делать найду. Проблема если нет денег, а если они есть – не проблема. Надо было у Серёги этого спросить, в каком онкоцентре он лечится. И туда их и сбагрить. Да и не факт, что ко мне кто будет приезжать. Приедут, скажу померла Марина, звиняйте, а дом я с торгов купил.

И надо всё же сходить к тётке на могилу. Может она ко мне во снах таскаться перестанет. Пугают меня такие сны. Ну их нахер. Составив примерный план, я автоматически погладил Мрака, непонятно, как и когда оказавшегося на коленях и пошёл разбирать сумки.

Распределив все по ящикам кухни, сумки с одеждой поставил на лестницу. Пакет с лекциями и конспектами потащил в гостиную. Экзамены сами себя не сдадут. Хлопнув таблетку антипохмелина, заварил себе чай, взял в руки планшет. В него была вставлена сим карта, позволяющая выход в интернет. Я пополнил её перед приездом сюда.

Запрос звучал так: «тени в мифологии славян». Выпавшая мне информация по первой же ссылке оказалась крайне занимательной. Я отхлебнул чая и углубился в текст.

Тень есть второе «Я». Эта легенда приобрела популярность ещё на Руси. По мнению славян, тень может отделяться от человека, жить сама собой и представлять опасность для своего естественного хозяина. Тень считалась неразрывной частью человека. Если кто-либо наступит на неё и произнесёт слова заклятия, то владелец тени погибнет. На Руси бытовало мнение, что леший, чёрт, колдуны не имели собственной тени. Русский народ зачастую верил в такую примету: новосёл старался не стоять в доме напротив солнца. Считалось, что тень может забрать душу хозяина и поселиться в доме вместо него. А человека спустя какое-то время одолевает болезнь, и он умирает. Одолеть болезнь и избежать смерть можно было следующим образом. Больного человека ставили к стене. На ней обозначали тень с помощью обкалывания булавками, обведения мелом, измерения нитью. Затем нить сжигали, а булавки клали у порога, просили тень забрать болезнь.

Белорусы прогоняли болезнь иначе. Солнечным днём выносили больного во двор, укладывали на широкую доску, угольком очерчивали тень больного. После доску сжигали.

В поверьях чуди и финнов тень считалась калькой болезни или греха. Для изгнания её просили переступить порог дома, под которым была закопаны волосы ведьмы, что зла не творила и отдала их добровольно перед смертью. Отделить тень от больного или одержимого можно было запретив ей вход, прогнав, а особо настойчивую заколоть серебряной спицей или иглой. В общем любой острый серебряный предмет годился для этого. Ведуний таких, способных тени видеть, называли Марами или Маринами. Обычно они носили спицы или иглы воткнутыми в пояс. Жили на отшибе, разрешая больному пройти, но не пуская тень, отделяя её от больного или одержимого. Были и Читать далее...

Вернувшись домой, очень удачно застал маму. Усадив её за стол и заблокировав там чаем, я начал пытать родительницу на предмет родственных связей.

Оказалось, что тётя Марина её сводная сестра. Бабушка родила её в пятнадцать и отдала на удочерение. Через пятнадцать лет Марина нашла бабушку, но в семью не лезла. Лишь познакомилась со своей сводной сестрой и звонила ей пару раз в год, не чаще. На день рождения мамы, и день рождения бабушки, которая умерла когда мне было всего шесть.

– А почему ты не рассказывала мне о ней, мам?
– Не знаю. Как то не пришлось. Она странная была, такая знаешь загадочная, взгляд тяжелый. И смотрела не в глаза, а как будто за плечо всё время. Красивая очень. Даже не скажешь, что на семь лет старше меня. А жила при этом одна и очень уединённо. Я её видела всего два раза, когда она с мамой знакомиться приехала и когда ты родился. У бабушки тоже день рождения в марте, только на десять дней после тебя.
– Я помню.
– Так вот Марина позвонила мне по традиции, а я тогда сказала, что сына родила. И она напросилась на тебя посмотреть. Ну посмотрела, пальцем в живот потыкала. Ты смеялся, хотя у меня на руках плакал всё время в тот период. Колики тебя мучили. Вот собственно и всё. Кстати, после её приезда колики твои как рукой сняло.

Я рассказал, что она оставила мне дом и что я переберусь туда жить. Мама не возражала. Даже обрадовалась. И тому, что я получил нехилое такое наследство, и что мне есть где отдохнуть от своих предков. Думаю ещё и потому, что на здорового лба готовить не надо и стирать. У неё развод, новые отношения и новый проект.

Я пошёл собирать вещи и писать список того, что надо купить. Смотался в зоомагазин, продуктовый и даже в строительный. Есть там инструменты или нет, я не догадался посмотреть, но элементарный набор вроде отвёрток, сантехнических ключей, молотка и пилы я купил, чтоб потом машину зря не гонять.

У меня всё удачно сложилось и я, в итоге, смог вернуться не через три дня, а вечером второго. Мрак встречал меня на крыльце. Корм он сожрал в пустую и я сразу выдал ему лоток с нарезанным кубиками мясом, который купил прямо перед отъездом в мясном и попросил нарезать там же. Никогда я не видел, чтобы еду поглощали с такой скоростью. Убедившись, что мой кот локальная чёрная дыра, я насыпал ему ещё и сухого корма и оставил полировать мясо, таская вещи от машины к дому. Благо вечера в мае уже были длинные и было относительно светло.

С трепетом я пощёлкал тумблерами на щитке электричества. Всё исправно работало. Сразу загудел холодильник. Загорелся фонарь на улице над калиткой. Зашумел мотор, подсасывая воду в баки.

Я вышел и понял, что машину можно загнать на участок. Часть забора просто отъезжала в сторону на небольшом колёсике. Щеколду изнутри забора я только сейчас разглядел. Быстро перепарковался, водворил забор на место, закрыл калитку и вернулся в дом, где довольный и насытившийся Мрак, вальяжно лежал на диване поверх пледа.

Холодильник я открывал с некоторой опаской, но он был девственно пуст и чист. В доме вообще было очень чисто. Эффект присутствия был лишь в гостиной, где лежала раскрытая книга, недовязанный шарф и пепел лежал в камине. Я быстро загрузил холодильник, морозилку и полки. Открыв вентиль газового баллона, поставил чайник. Он уютно засопел. На ужин у меня были вино и пицца, но я захотел вначале выпить чаю. На полке над мойкой нашлась посуда, я выбрал чашку в крупные маки и заварил себе пакетик. Позже будет и нормальная заварка и френч пресс, и привычная мне чашка из стекла с двойными стенками, но не сейчас. Это было неким ритуалом. Выпить чай на кухне в доме, будто признавая его своим. Меня своим дом уже признал судя по ощущениям.

Мрак пришёл ко мне, пока я пил чай и втирал себя в мои джинсы, очевидно метя своим человеком. Я погладил его и поставил ему в санузле первого этажа лоток, бухнув в него целый пакет наполнителя. Чёрная дыра порылась там в умным видом и налила лужицу. У меня отлегло от сердца.

– Ты молодец!
– Мраа! – выдал Мрак и пригласил меня на кухню, как бы намекая, что слова в миску не положишь. А миска блестела девственной чистотой. Триста грамм говяжьей отбивной и двести грамм корма канули в Лету. Я насыпал ещё и пошёл растапливать камин. Пусть отъедается, худой как палка.

Когда пламя весело затрещало, пожирая дрова, я уже сидел на полу перед камином на низком пуфике, пил вино и поглощал пиццу. На коленях лежал Мрак и ловко ловил на коготь кусочки курицы, которые я вытаскивал ему из пиццы. Мне оставались ананасы и сыр, но я был не в претензии. Суховатую куриную грудку я не любил. Даже ананасы её от этого не спасали.

Мрак оказался замечательным собеседником, вставляя в нужных местах отрицательные или положительные Мрф и Мра и не перебивал меня. Я под разговор и пиццу выпил всю бутылку вина и уснул по этому поводу на диване, натянув на себя плед, подложив под голову недовязанный шарф, и подгребя под бок жесткого как доска Мрака.

Ночью мне приснилась тётя Марина. Хотя какая Читать далее...

Мою почившую тётю звали Марина. Марина Меркурьевна Баро. Я про неё и знать не знал, пока она не умерла, и мне не позвонили от частного нотариуса. Я приехал в нотариальную контору скорее даже из любопытства. Потому что ни со стороны мамы, ни со стороны отца никто ни про какую Марину мне ничего не говорил.

Там-то я узнал, что Марина Меркурьевна Баро завещала мне, Ингвару Александровичу Белозёрцеву дом и участок земли в небольшом подмосковном посёлке Нижние Выпи. Я слегка охуел от данной ситуации, чувствуя себя Евгением Онегиным, которому удалось проскочить период ухода за капризным дядей, но отхватить его имение. И решил в эти Нижние Выпи съездить. Тем более, что сейчас у меня период подготовки к сессии, и я спокойно пожертвую на поездку день.

Родителям ничего не говорил. Да им и не до меня сейчас. Они разводятся и разводятся очень тяжело.

Пока ехал, тихонько хихикал про себя по поводу отчества и фамилии безвестной мне тёти. Как я прочитал в интернете, стоя на длинном унылом переезде, неудачно попав на прогон длинного товарняка, а потом «скорого» на Сочи, Баро – это цыганская фамилия. Так же как и имя Меркурий. Цыган я, кстати, с самого детства боялся до ужаса. А тут здрасте, приехали.

Мама у меня Олеговна. Папа Борисович. Очевидно это не дед. Значит бабка. А вот со стороны мамы или папы – мне ещё предстояло выяснить.

Хотя, чего я ржу, сам имея в анамнезе имя Ингвар, я не понял. Да, папа у меня из древнего рода, что берёт своё начало с легендарного Белого Озера и вот решил выпендриться, и назвал меня старинным именем прославленного предка. Я в школе отца не раз за это поминал тихим незлобным словом. С другой стороны не будь у меня странного имени, неизвестно во что бы я вырос. А так пришлось мне себе уважение в школе пробивать кулаками. Чтобы имя моё необычное звучало гордо. Хотя в обычной жизни я просто представлялся Игорем. А мама и близкие меня вообще Гоша звали.

Возможно, именно из-за имени я выбрал не самый популярный на сегодня Историко-Архивный факультет в Университете. Хотя история меня увлекала давно и сама по себе, особенно история древних славян, и севера. Норманны, свеи, варяги, финны, чудь. Ладога, Нижний Новогорд, Бирка.

Нижние Выпи оказались в полутора часах езды от Москвы. Что, в общем, недалеко, по нынешнем временам. Более того, рядом с Переделкиным. Я когда по карте посмотрел, удивился изрядно. Земля в том районе стоила недёшево.

Правда, попав в эти самые Нижние Выпи, у меня было ощущение, что я провалился во времени. Пыльно, пусто, тихо. Будто и нет рядом чудовищного мегаполиса, пожирающего окрестные земли по километру в сутки. Сонный посёлок с десятком подворий, половина заброшена. Заколоченная церковь. Для усиления эффекта от антуража должен быть ещё старый погост с покосившимися крестами, но я его, слава Богу, не встретил по пути.

Дом оказался каменным, застройки начала прошлого века. Вернее не каменным, а кирпичным. На высоком подвале. Крепким. Добротным. С черепичной крышей. Дом стоял в глубине запущенного старого сада, облепленный кустами сирени и черёмухи. Сладко пахла буйно цветущая сирень, весёлая травка ещё не успела отрасти до неопрятного состояния, усыпанная невинными, как детские каляки, одуванчиками.

Скрипучее, но ещё крепкое крыльцо, медная ручка двери в виде морды льва, держащего в пасти кольцо и вычурный тяжёлый ключ. Я провёл по старому выбеленному временем дереву двери рукой и умудрился поцарапать палец, оставив на двери красный мазок. Вот блядь, подумал я и засунул палец в рот. Ключ на удивление легко провернулся в замке, я зашёл в дом и замер. Дом будто обнял меня. Пока я стоял на пороге, ошеломлённый странными ощущениями, мимо ног вглубь дома швырнулось что-то чёрное. Я испугался до инфаркта и присел на слабых ногах на небольшую банкетку, стоящую в прихожей, прижав руку к груди в районе сердца.

Потом из-за двери вытек чёрный кот с медовыми, даже скорее медными глазами, выгибая спину дугой, мурча и перетаптываясь лапами.

– Ну, ты меня и напугал, засранец!
– Мра!
– Да, да, я про тебя! Сейчас бы помер тут на пороге.
– Мрф … – протянул кот, будто извиняясь, и я протянул ему руку. Я котов с детства люблю. Но у мамы аллергия, какая-то дикая, вроде отёка Квинке, и кота я пока себе завести позволить не мог.

Кот подошёл ко мне, понюхал протянутые пальцы и, удовлетворившись, и будто что-то для себя решив, боднул руку крепким лбом, а потом гибкой шёлковой упругой дугой самопогладился всем телом об неё. Легко вспрыгнул мне на колени, замурчал громко, басом, перебирая передними лапами и прижимаясь худым горячим боком.

Я легко прикоснулся к нему. А вдруг он тёти Маринин? Умерла она неделю назад. Похоронили её по распоряжению в завещании те же, из нотариальной конторы. И был ли у неё кот, никто мог и не знать.

– Ты голодный, наверное? – спросил я, оглаживая чёрную шерсть, немного пыльную, но всё равно шелковистую на ощупь.
– Мррр! – да от кота звучало совершенно определённо.
– Я тебя Мраком назову? – Читать далее...

Осеняя Кошка любит людей

За культ кошек, за чувство юмора, за тягу к свободе, за сцепленные между собой пальцы рук, за создание субкультур.

За маленький пакетик в кармане, когда идёшь гулять с собакой.

За непризнанный гений участников соцсетей. Их рассказы, комменты, шедевральные фото, сделанные случайно.

За диванные войны в интернете. До рассвета, до красных глаз и сбитых пальцев.

За зубную нить. За культуру кулинарии. За малинки, надетые на детские пальчики. За подорожник, налепленный на царапину на двери автомобиля.

За радость бытия, там где этой радости и быть не должно. За дурацкий позитив, энтузиазм и веру.

И тогда она понимает, что мы не только плохие, но и хорошие. Что мы не зря.

И у нас есть будущее.

Люди много общаются друг с другом. Разговаривают. Слушают. Шутят. Договариваются. Прощают. Поддерживают.

Но к сожалению часто игнорируют самого важного человека в своей жизни. Самого себя.

Мы умеем себя пинать, ненавидеть, ругать, мучить, доводить до сумасшествия. Обижать. Обвинять.Предавать. Насиловать.

Любить нам себя сложно. Иногда на это требуется целая жизнь. Иногда несколько.

Доверять себе мы тоже учимся с огромным трудом. Хотя этого того стоит.

Про прощение можно написать цикл книг, но так и не сделать шага к самому себе.

Да что уж про самые важные вещи, мы ведь даже слушать самих себя не очень-то умеем или стремимся.

Осенняя Кошка не оракул и не научит в трех строках этому. Но она может поделиться эмоциями и опытом.

Когда проблема огромна и ты не видишь её конца, можно действовать поступательно. С малого. С одного шага.

Попробуйте с собой договориться. Да, обычно мы жестоки по отношению к себе. Но если попробовать вступить в диалог и просто договориться. Мы ведь ведём переговоры с теми, кто нас пугает или кто враждебен по отношению к нам. И иногда договариваемся. И это приносит нам облегчение, делает наши усилия более результативными и позитивными.

И возможно с этого шага начнётся путь к самому себе. Умеющему любить, прощать и доверять себя. А значит и других.

Ещё один день стал из настоящего прошлым. Обычный день обычной жизни.
Но я чувствую его вкус. Вкус зубной пасты, кофе, яичницы, посыпанной чёрным перцем.
Его запах. Тоненький, робкий запах городской весны. Запах ладана и горящих свечей. Запах тёплого кошачьего гнезда.
Я вижу его. В требующих мытья окнах. В лике Божьей матери, сквозь колеблющийся язычок пламени. В глазах моей кошки.
Я чувствую его. Шёлком шерсти под моей рукой. Щепотью перекрещения пальцев. Послушными буквами клавиатуры.
Я ощущаю его. Радостью утреннего пробуждения. Благоговением церковной тишины. Бытовой суетой.
Я слышу его. Привычной утренней передачей. Мурлыканьем кошки. Звуком утекающего времени привычно тикающих часов.
Все эти ощущения можно объединить в одно базовое чувство.
Я чувствую вкус жизни во всех её физических и ментальных проявлениях. Я чувствую, что живу. Я вижу смысл.

Я буду любить тебя тысячу лет. Не меньше,- сказал Сфинкс. А если ты умрёшь- я окаменею до твоего нового прихода. И буду ждать тебя вечность. Я обращу свои глаза на восток и не отведу взгляда, ожидая тебя. Я даже готов нарушить своё слово не идти за тобой в небытие, если ты задержишься. Рассыплюсь прахом и буду искать тебя, пока не найду. А найду обязательно хотя бы потому, что моя любовь- сильнее. Твоя любовь позволяет тебе оставить меня, моя- не делать этого никогда.

Ты тот, кто составляет смысл моей жизни. Ты тот, кто рождает во мне любовь. Ты- это моя душа наизнанку, ведь любовь- это всегда мы сами.

Всё мы рождаемся, чтобы умереть. Это естественный цикл бытия. Ведь и умираем мы, чтобы родиться.
[507x337]

Иногда чтобы родиться- надо умереть.
Иногда чтобы наполниться- надо опустошиться в ноль.
Иногда чтобы стать целым- надо побывать частью.
Иногда чтобы стать числом- надо стать цифрой.