Я вышел, мельком подумав, что вид у меня крайне непрезентабельный. Но потом махнул рукой. Люди сюда горе везут, какое им дело до моего вида.

За калиткой стоял крепкий сосредоточенный мужик лет сорока и женщина с печальным, испитым лицом.

– Здравствуйте, можно пройти?
– Здравствуйте. – Я посмотрел на женщину. Кажется, она не очень понимала, где они и зачем. – Вы или ваша …
– Жена, – подсказал мужик.
– Я пропущу. Но только если она сама хочет.

Мужик поник, но от жены немного отошёл, выпустив её локоть.

– Как вас зовут?
– Людмила.
– Вы хотите избавиться от этого? – я не конкретизировал, но женщина поняла. Она подняла на меня мутные, блеклые глаза и вдруг они увлажнились.
– Хочу. – Голос был хриплый. То ли прокуренный, то ли из-за эмоций.
– Идёмте.

Я встал на пороге, обернулся, ожидая неуверенно идущую Людмилу. Она шла как на казнь. Мрак сел у моих ног, внимательно следя. Когда она поднялась на крыльцо, я обомлел. Одутловатый, какой-то желтушный, с похабной рожей. Он стоял за спиной, по-хозяйски положив обе руки женщине на плечи, чуть сжимая ладони. Она вдруг отмахнулась, будто от мошки. Она его не видела, но чувствовала. Крупный, выше её на целую голову. Я вышел на крыльцо.

– Заходите, Людмила. А ты – пошёл вон!

Жёлтый ощерился, сверкая гнилыми редкими зубами, но я достал из кармана нож. Он дрогнул и нехотя отпустил вначале одно плечо, потом второе. Людмила медленно и заторможено переступила порог и привалилась к двери, в миг вспотев и обессилев. Жёлтый всё стоял на пороге, смотря на неё голодными, жадными глазами. Я перехватил нож удобнее и полоснул его по отвислому брюху. Он выпучил глаза, забулькал и исчез. Я вытер вспотевший лоб трясущейся рукой. Ощущение было, что я вагон разгрузил. Да, был у меня такой опыт. Я воткнул нож в косяк, зашёл в дом и, подхватив ослабевшую Людмилу под локоть, проводил до двери.

– Дальше вы сами.

Она засуетилась, сняла с плеча сумку и выудила из неё мятый конверт.

– Надеюсь, тут хватит.
– Хватит. Таксы у меня нет и не будет.
– Спасибо!
– Это не мне. Это себе и своей решимости скажите. Я бы не стал вас провожать, если бы вы не решились.
– Вы меня не осуждаете?
– Нет.

Она вдруг улыбнулась, и я понял, почему это серьёзный и собранный мужчина, что терпеливо ждал её за калиткой, не потерялся из её жизни в череде безрадостной борьбы с зелёными змием. Через оплывшие черты проглянула задорная весёлая девушка в веснушках с медными волосами, которой она когда-то была.

Я услышал стук двери веранды, немного дребезжащий из-за вставленного в него стекла и увидел, как она вышла из-за дома и пошла к мужу. Он жадно вглядывался в её лицо, стараясь понять, сработал ли последний шанс. Обнял, когда она шагнула через калитку. Сухо всхлипывая. Они сели в старенький фордик и укатили.

Ощутив в руке шероховатость конверта, я суну его в ящик кухонного стола и пошёл готовить себе обед. На обед у нас с Мраком был куриная лапша. Курица Мраку, лапша – мне. После обеда я вдруг понял, что хочу спать. В городе у меня со сном были проблемы. Лечь раньше двух ночи не удавалось. Вернее не лечь, а заснуть. А потом я еле сдирал себя с постели в восемь. Я даже спортом начал заниматься ради того, чтобы нормализовать режим сна. Но ничего у меня не вышло. Вставать только трижды в неделю пришлось не в восемь, а в семь.
Тут же я спал при любой возможности. И сладко так спал. Я потащился в гостиную с Мраком на плече, поддерживая одной рукой его щуплый зад.

– Вот скажи мне, Чёрная Дыра, почему ты жрёшь и не толстеешь? Да тебя бы любая красавица досуха выжала и на молекулы разобрала, лишь бы узнать твой секрет. Я же хочу толстого кота. Вот прямо жирного. Как Бегемот. Чтоб пузо по коленкам било и жир с боков свисал. Чтоб можно было подуть тебе в живот, а там, под тёмной шерстью плешь и видно кожу, бледненькую и толстенькую. Кормлю тебя, можно даже сказать откармливаю и где результат?
– Мраа!
– Да, ты прав. Хрен тебе, а не исполнение желаний.

Я прилёг на диван, привычно подсунул шарф под голову, натянул плед и отрубился.

Мне снился Мрак, курсирующий в космосе в виде чёрной дыры. Звёздами вокруг него было написано: «пожиратель галактик». Из чёрного бездонного нутра, в котором тонул даже свет, раздалось утробное Мррааа. И я проснулся.

Уже были сумерки. Я поёжился, потёрся лицом о шарф. Надо довязать его. А что, я умею. Меня это успокаивает. В метро я, конечно, не вяжу. Но вот дома под настроение бывает. Мне ещё девчёнки из нашего класса все мозги проели, выспрашивая, где я такой стильный шарф купил. А я его не купил. Я осваивал новую технику на спицах большого диаметра. И огромный, выпуклой вязки шарф бутылочного цвета, действительно вышел красивым. И к глазам мне шёл. Я брюнет, в папу, а вот глаза у меня светло-зелёные, прозрачные как речная вода. В кого – не знаю. Папа твердил, что в его норманнских предков. Он на них повёрнут слегка. Что и так понятно по моему имени.

Немного снасильничав над собой, я воткнул в уши наушники, включил себе аудиокнигу по истории древлян за шестой век и принялся методично разбирать сумки и пакеты. Распихав всё, я взял один из освободившихся пакетов и пошёл за плёнкой, что неопрятной грудой лежала в спальне. Набив полный пакет, по дороге собирая этикетки и упаковку, я прошёлся во всему дому и вышел через верандное крыльцо к сараюшке. Кинул туда пакет и решил пожечь всё, как бочку наберу. На улице остро и свежо пахло травой. Уже упала роса, намочив мне штаны и кроссовки. Я поёжился, и мне вдруг захотелось в баньку. Вот бани тут нет. Жалко. Но поправимо. С теми деньгами, что Марина оставила, запросто можно и баню построить и навес под машину. Или гараж. Зависит только от того, решусь ли я тут зимовать.

Решусь. Я представил себе людей, которые приедут сюда, а тут нет никого. Лопату надо для чистки снега покупать. Я почесал голову. Как меня, а? Сейчас даже лето ещё не наступило, а я уже про лопату для чистки снега думаю.

На ужин у нас с Мраком были макароны по-флотски. Я фарш ещё утром разморозил и даже дань от него отделил. Ухнув в Чёрную дыру триста граммов фарша, я обжарил то, что осталось с луком, розмарином, тимьяном и грибами, бухнул в сковородку только что слитые спагетти аль денте. Сбрызнул оливковым маслом, перемешал и поставил «думать». Выудил из ящика белое вино. Пить что-то крепче вина и больше бокала после того, как я посмотрел на сегодняшнюю Тень, не хотелось.

Я налил бокал, отпил и услышал в коридоре звонок мобильного. И хихикнул. На рингтоне у меня песня «Она плавает в формалине». Мама у меня медик, папа – фармацевтикой занимается. Им это формалин с институтских время отвратителен. Мне, как будущему историку, нормально. А песня продолжалась:

Её руки подготовлены не были к драке
И она не желала победы
Я теперь буду вместо неё
Она плавает в формалине
Несовершенство линий
Движется постепенно
У меня её лицо, её имя
Свитер такой же синий
Никто не заметил подмены
Буду я - я из более прочного теста
Я достойна занять это место
Я многое делаю лучше.

Я понял одновременно две вещи: я не знаю, как и от чего умерла тётя Марина. Мы с ней внешне очень похожи. Я тоже смугловатый, черноволосый, с хищно вылепленным ноздрями, рельефной верхней губой. И ресницы у меня девчоночьи. Мне мама всегда говорила. Глаза у меня правда не синие. Но если поставить нас сейчас рядом, то я буду выглядеть её младшим братом. У нас даже овал лица похож.

Значит надо тётку в сон звать. Оставив бокал на столе, я пошёл смотреть, кто мне звонил. Иринка. Я набрал её номер.

– Игорёшка, привет! Ты куда пропал!? – затараторила Ирка.
– Привет! На работу устроился. На всё лето.
– Оу! В архив, как хотел?
– Нет, Ириш. Сторожем на базу. Сижу в лесу, к экзаменам готовлюсь.
– А как же занятия твои? Ну это тхаквондо.

Ирка всегда тхэквондо черти как называла. Я уже даже не поправлял.

– Да никак. Адольфыч решил на лето клуб закрыть, а сам в детский спортивный лагерь умотать, инструктором. Нам составил индивидуальные графики тренировок. И обещал нам раз в неделю урок по Зуму устраивать. Типа вебинара.
– Оу! А я, Игорёш?
– Что ты? – я тупил как мог. Ирка отличная девка. Не зануда, не жадная. Но не моя. Я был готов с ней куда угодно: хоть в кино, хоть в тренажёрку, хоть в бассейн на горки, хоть в ресторан. Но в постели трах у нас был настолько унылый, что я последний раз во время минета чуть не уснул. Она или лежала бревном подо мной или облизывала мне член как мороженое, неторопясь и задумчиво. И ведь я старался. И ей нравилось. Она как-то призналась мне, что со мной впервые оргазм получила от кунилингуса. Но проблема в том, что ей нравилось, а мне нет. И пока у нас не зашло всё далеко, надо было рвать. Причём рвать так, чтобы она не обиделась. А в идеале, – осталась моей подругой.
– Игорь, хватит дурака валять. Ты меня прекрасно понял. – Вот за это я её и ценил. За ум и характер. Она могла прикидываться блондинкой, но при этом яйца у неё были покрепче чем у меня.
– Ир, мне кажется я гей. – Ну вот единственный выход, чтоб не обидеть её. И потом, зная Ирку, она никогда этой информацией мне во вред не воспользуется.
– Вот так я и знала! – с досадой сказала она. – Слишком ты идеальный! Красивый, умный и не козёл!
– Ирка! Ну Ир. Ну прости. Ты потрясающая. Но спать я с тобой не хочу. И не потому что ты не такая, а это я с левой резьбой оказался.
– Твоя левая резьба мне первые оргазмы подарила. – Она помолчала. – Только ты это, совсем со мной не рви. Не будем спать, ладно. Но я всё равно с тобой время проводить хочу.
– И я хочу.
– Правда?
– Я ж тебе сказал. Ты потрясающая. И ты мой друг. Но трахать я тебя не хочу.
– А может тебе показалось, а, Игорёшь? Ну что ты гей.
– Нет.
– Он красивый?
– Да. – Перед глазами вдруг всплыла тонкая безликая мужская фигура.
– Ну раз так, то не буду мешать настоящей любви. Так ты в город теперь вообще, до сентября не приедешь?
– Приеду, но наездами, по делам.
– Наберёшь тогда, встретимся. В аквапарке новую горку открыли. Лерка там была, сказала, что полчаса потом купальник из жопы выковыривала! – Ну вот как её можно трахать? Любить как подругу – запросто! Трахать – никогда больше.

Я хохотнул и пообещал, что наберу её и вообще буду позванивать.

Сбросив звонок, я махом допил вино. Кажется, обошлось.