[В ожидании черного декабрьского дождя выходить на улицу и быть осыпанным белой моросящей крошкой, приятно хрустящей под ногами печеньем. Сделать себе на ходу трепанацию черепа, вскрыть голову как шкатулочку, чтобы туда насыпалось этого сорок первого по счету снега немеренно. Заморозить «я». В бессмертное оцепенение, медитацией на остром холоде, пусть покалывает иглами в центры удовольствия, бередя старые раны. Вот такое состояние, да, похоже описал тебя в минуты, когда отключается время и чего хочется, так это Кинг Конгом взобраться на самый высокий abandoned в окрестностях и заснуть в холодных волнах при падении? Когда все элементарно похуй. Сосущая тебя по кровиночке пустота. Холостой ход сердечных клапанов. Я мертвец уже который год. Всего лишь призрак, выстилающий свои будущие дни на несколько десятилетий вперед коврами инея. Мои помыслы поневоле чисты. Ясность ума, да… Сознание вынужденно было подвержено мощному эмоционально-метафизическому воздействию, и теперь душа и дух мой категорически спокойны. Ваш покорный слуга, принцесса, навроде ангела смерти, в каком-то смысле бездушного, но распространяющего свои любовь и прощение неестественно далеко, в сравнении с кем-либо из священных созданий. Не мертвец, возможно, но уж точно полу-. Странно слышать какие-то рекомендации, советы, просьбы, послания от подобного полупустого «я», но ты уж попытайся. Твой брат еще не на военном положении, бой только завтра. Он перед самой войной с эскимосами. В редком состоянии экстремума человеческой функции. За мгновение до цепной реакции. За секунду до взрыва. Кататоническое отчаяние вспышками вырождается в одеревенелое восприятие окружающего. В посыпание себя с головой, торжественно и молча, ледяным крошевом, оставляя только глаза, голодные до всего на свете, теплые и живые. Что тебе может сказать такой смурной и уже не совсем здешний тип, отказавшийся переночевать гость планеты Земля, готовый выйти вон, как только правильно на небесах расположатся звезды?:)] 

...Что вся твоя нимфомания и эгоистичный похуизм – взлелеянная черная дворцовая редкая роза. Над тобой постоянно висит эта душная аура самопроклятия. Мне уже не важна первопричина, хотя раньше, помнится, было любопытно узнать. Интерес представляет: как тебе ее развеять. Твой эгоизм, он, самое смешное, от нелюбви к себе. Если кто-то отчужден от прочих по причине нарциссизма, то вот ты себя-то как раз и не любишь. Зацикленность на своем «я» еще не есть влюбленность в самое себя. В противном случае любая, заглянувшая в салон красоты или купившая на выходных платиновый кулончик, могла бы такое заявлять. Уа-ха-ха! Как мы себя любим, да: горячий шоколад в постельку, куннилингус от нелюбимого, педикюр, ванильное мороженое, два-три любовника (к примеру), новое платьице. Да с хуя ли это любовь к себе?! И когда она таковою стала? Нет, дорогая моя сестренка, это не любовь к себе. Во всяком случае, не та, про которую я тебе скажу ниже. Это самоудовлетворение. Эстетическая эго-мастурбация. Раздражение уже вусмерть раздраженного сердце-клитора – потешь меня, утешь меня, поласкай меня, сделай мне приятное, любимая, сделай красиво. Да я не удивлюсь, если через некоторое время эта эго-мастурбация в конец ЗАЕБЁТ. Мне кажется, ты себя не любишь, потому что устала. Вот усталость, эта хрень, она накатывает волнами – и раз за разом хочется взбрыкнуть на темную силу и пойти погулять, потрахаться, вкусно поесть, посмотреть красивое кино, выкурить полпачки, обмануть бойфренда, сделать что-то не так – но потом эта сука возвращается. И эта сука не любовь к себе, не платоническая нежная причуда, когда рядом стоящий близкий человек делает тебе приятно уже тем, что стоит рядом. Россыпь банальностей! Ты можешь продолжать ебать себя, если твоей душоньке будет угодно, но только делаешь тем самым красиво не себе вовсе, а черной чайной дворцовой розе. Собственно, я о том, что аура черная, самопроклятия, не кем-то данная тебе, и не производная твоего от рождения омерзительного «я» (ведь ты же знаешь, это не так совсем). А производная самоудовлетворения. Но не любви.

Ты, к сожалению, не относишься к себе с «очаровательным глупым беспокойством, улыбаясь и радуясь, какая красивая, и какое счастье даришь кому-то, кроме себя, потому что себе-то ты уж точно даришь невероятное простым самосознанием собственного чуда». Ведь ты же, Танечка, чудо. Факт, казалось бы, известный мне и некоторому количеству других людей. Но совершенно неизвестный тебе. Прекрасно помню, как два года назад ты отбивала мои теннисные мячики про «ты хорошая» - что «нет, я не хорошая, чудовище». Ты не любишь себя, не любишь это чудо – свое «я». Бля, говоря очевидные вещи, выглядишь глупо, наверное... Но что делать, если по-прежнему ты отказываешься признать себя тем, кто ты есть – драгоценным невымышленным существом. Для тебя специально надо зарезервировать место в Большой Книге Бытия – и черным (или какие чернилы ты предпочитаешь? – можно из баллончика, в стиле граффити) по белому буквами размером в Эмпайр-Стейт-Билдинг нарисовать тебя и написать твое имя... 

...Что эгоизм нормален. Я тоже эгоист, и любой пожелавший исправить это, будет мной выслан в глухие провинции без права переписки. Но что неумение любить гораздо менее нормально, но ни ты, ни я болезнью этой точно не страдаем. Хотя, конечно, ты можешь думать о себе обратное. Считать себя гнилой (да?), мерзкой девочкой, бездушной тварью, равнодушной к чужим бедам. Но знать, что не умеешь любить, и смириться с тем, что вот сейчас, в данный момент, это не получается – разные вещи. Ты просто забыла об этом. Не о том, «как?». А о смысле этой любви – «зачем?». Зачем любить тех, кто рядом, и вообще ни хуя не понимает в такой красивой и хорошей (что правда, кстати) тебе. Зачем эта дикая любовь к остальным, невзаимная, не бешенная даже, а спокойная и бессмысленная – одновекторная и тупая. «Вот он меня ударил, а я его все равно люблю» - хотя и звучит в последнее время не комильфо, но все же из той же оперы, так и знай, что бы ты ни думала на этот счет; и даже фраза звучит точнее: «вот он меня ударил – вот я его люблю», потому что любовь, блин, штука совершенно независимая, во всяком случае должна быть таковой. Пойми и лучше прими такую странную любовь, что ли, назло себе нелюбимой давно, к слову, самой собой: вот это чувство, оно иногда не бывает волшебным психозом или галлюцинаторным кайфом с бесконечной моторикой замыкания электродов, так, что сердце или что у нас там внутри умеет любить, уже навроде эрогенной зоны становится – и хочется, ведь правда, постоянно его раздражать, вызывая болезненную влюбленность снова и снова? Сердце – своеобразный клитор. Если его постоянно раздражать, оно просто износится к чёртовой матери, перестав реагировать, став сухим, отчужденным отростком вялого тела. Ну, нет смысла тыкать в него страстями – оно устает кайфовать, как ни странно. Кончит разок-другой, потом ряд холостых оргазмов взаимных дружеских чувств – и все, умирание. У него очень быстро развивается иммунитет к такого рода любви. 

Это если ты требуешь от любви сногсшибательного чувства, вдруг возникающего из тебя или во вне, и накрывающего взрывной волной вокруг на сотни миль. Но ты расфокусируй взгляд. Я тебе толкую о другой. О той, что прямая линия, параллельная прочему. Тебя бьют – ты любишь, и не потому, что бьют, и не потому что «преодолевая боль» или «назло сукину сыну», а любишь-не-можешь-иначе-с-ума-сойдешь. Конечно, ты скажешь, с хера ли я так буду подставляться? Резонная ремарка. Но ведь не тогда, когда, к примеру, это касается, твоего брата и мамы, не так ли? Они особенно способны причинить тебе «невыносимейшую боль», зная тебя не хуже тебя самой же, а значит, и все твои болевые точки. И любовь к ним не есть подчинение и зависимость. Ты не унижаешься, подставляясь под удары. Ты им веришь. Доверяешь. На автомате получается. Само собой. Вот ты говоришь, мол, нет везения в этом году, он високосный типа, и потому все как-то беспонтово. Но это потому, что не находишь в себе и сотой доли той, что была готова отдаться без памяти когда-то любому. Ты боишься довериться кому-то еще и потому, что не доверяешь себе. Тебе в прошлом году было больно, и ты устала от боли, понимаю. Но постоянная отчужденность от остальных тебя высушит. Ты не такая, как я – мне безразлично отчуждение, я способен найти теплоту в себе, зажечь искру, с фонарем спуститься в «я», осветив углы, поговорив с чем-то звенящим на пыльных паутинах. Мне спокойнее всего с самим собой. «И такой, мол, смеет что-то советовать еще о любви к остальным?!» Но, блин, ты же другая совсем! Тебе необходимо дарить себя по кусочкам, отщеплять от сердца, высверливать в душе очередные дырочки, отдаваясь чужому «я». Уж мне-то поверь, я же видел тебя, знал и помнил такой. Тебе вот так в кайф жить. И даже твое глупое правило: «причинили боль – автоматом выключаю любовь» - оно совершенно искреннее, идущее из желания любить. У меня такого желания, откровенно говоря, нет (если уж начистоту). Но в твоем случае, кроме чудесного желания любить, которое ты изо всех сил тушишь или пытаешься видоизменять, подстраивая под какие-то принципы, существует мелочная настороженность, словно ты боишься, что он, alien, тебя ударит, что его сердце бьется током, что оно будет тыкаться в твое, причиняя боль. Так, епте, ну и что? Тебе сейчас здорово? В том-то и дело, что нет! Ты жалуешься, сейчас хреново как-то, не везет, и все не так, как было раньше. И как это не смешно: хуже уже точно не будет. Будет больно? Ну так ты будешь ЖИТЬ! Тебе вообще никак сейчас, пусто, беспардонный мир ставит подножки, ты в ахуе, я понимаю. Но ты уж реши окончательно, что прикольнее. Фланировать по жизни, испытывая продолжительный экзистенциальный дискомфорт, перемежаемый эмоциональными мигренями не- или гиперкоммуникабельности? Или же бенгальской свечкой прогореть в парадной, чтобы тебя пёрло ото всего на свете, пусть время от времени и скорчившись от боли? Выбирай второе, мой тебе совет. И совсем не обязательно влюбляться в первого же гондона, интеллектуального принца, глянцевое ничтожество или доброго милого толстячка. Да я уверен, вокруг тебя множество людей в таком же дисконнекте с действительностью (неуникальность твоей проблемы тебя, наверное, удивит, но ею страдает приблизительно 6 млрд. человек минус лежащие в коме и умирающие). Доверься чуваку напротив! 

Ты говорила, помню, что стала жестокой после того самого события. Теперь мне страшно за твои внутренние блуждающие огоньки, для которых твои персональные гномы выгрызли к настоящему моменту, уверен, обжигающую страшной глубиной и совершенной бесцветностью нору, где ты, как гонимая королева, прячешься почти постоянно теперь, нежась на теплых шкурах, схоронившись на перезимовку надолго, если не навсегда. И при этом, в отличии от меня, кстати, продолжаешь играть живую, выставляя вместо себя на подмостки, в зависимости от ситуации, ту или иную мультипликационную рисованную копию. Не мудрено, что сердце рвется. Оно не знает, как ему быть. «В какую сторону драться?» «Каким Богам и на каких языках молиться?» Остается жалобно выть. И сердце ноет, ноет… 

Я не могу объяснить тебе тебя. Но я верю в твою победу. Тебе не везет, потому что ты на себе, терпя нарочитые муки, выцарапываешь размашистый крест. Считаешь себя «сукой навсегда». А это не так. Вранье, что не умеешь любить. Вранье, что полнейшее ничтожество. Вранье, что во всем и всегда виновата. Бесполезно бесконечно проигрывать пластинку с чувством вины, проигрывая раз за разом все новые и новые сражения. Загасив пару раз душу, отстрелив корону себе– ты не станешь лучше. Тебе не станет лучше. И мир ни черта не переменится. Да, ты очень виновата по некоторым статьям, и это лучше не забывать никогда. Но одновременно помня, что это вовсе не потому, что ты из ряда вон ничтожная особа. Ты потеряла свой счастливый талисман: «слепую уверенность в победе по причине своей исключительности». Твои враги теряли силу духа – вспомни! –  всего только ослепнув временно от солнечных бликов на твоем шлеме и золотом щите. Идешь в казино – забудь про неприятности. Подходишь к рулетке – вспомни, что сегодня твой день. Знаешь, как в детском фильме про хоккей тренер замечал: выходить на лед надо, предчувствуя победный  кураж, предсказывая счет. Стратегически важно внезапно почувствовать, что ты, как минимум, Афина здесь и сейчас, и повести за собой, забыв, что где-то в прошлом была иной, и в долгу перед вечностью. За погибшие царства и проигранные в прошлом битвы ответишь позже, и, мне отчего-то кажется, за тебя будет, кому вступиться, и есть, кому постоять, сестра!:) 

Я уже говорил кому-то где-то когда-то, но, кажется, ты пока еще не в курсе. У нас у каждого есть страстное желание, не всегда, но когда тошно становится, и что-то перегорает в, казалось бы, незыблемых микросхемах наших Психей, уж точно пламя этого желания рвется огненным цветком сквозь скалы: желание оправдать мир кем-то. На аптекарские точные бросить того, кто для нас перевешивает все гадости и гниль и вечное умирание живого. [Мы этого не знаем], но благодаря тому, что Эсме такая хорошая, конца света нет и не будет. Понимаешь, о чем я? Потому что Большая Толстая Тетя, конечно, Большой Толстой Тетей, но если Эсме не было, нет и не будет, мы, рефлексирующие идиоты, продолжим стреляться. У каждого под левой лопаткой находится кровоточащий порою самообман: какой-то близкий человек, про кого можно сказать: "вот у меня все хреново, но там, в городке за полсотни заснеженных (но не в этом году и не сейчас, конечно) километров царствует на планете имени себя моя Эсме, а значит, все будет клево, не все еще потеряно". Ты – моя Эсме, родная, хорошая младшая сестра, ты – то место в груди моей, единственное опасное, куда мир может кинуть острое и ядовитое копье, запорошив мои ясные и охуительно живые глаза ледяным крошевом. Это тебе, моя сестрёнка, моя Эсме, эпистола, кидаю ее, отступив правой ногой, целясь точнехонько, с неизвестно откуда взявшейся зигфридовской силой. Авось, долетит. 

VIII Idus Dec., bis sextilis, несколькими бесснежными позже праздника Bona Dea