Г. Гинзбургу-Воскову

 

     Ты уехал на юг, а здесь настали теплые дни,

     нагревается мост, ровно плещет вода, пыль витает,

     я теперь прохожу в переулке, всё в тени, всё в тени, всё в тени,

     и вблизи надо мной твой пустой самолет пролетает.

 

     Господи, я говорю, помоги, помоги ему,

     я дурной человек, но ты помоги, я пойду, я пойду прощусь,

     Господи, я боюсь за него, нужно помочь, я ладонь подниму,

     самолет летит, Господи, помоги, я боюсь.

 

     Так боюсь за себя. Настали теплые дни, так тепло,

     пригородные пляжи, желтые паруса посреди залива,

     теплый лязг трамваев, воздух в листьях, на той стороне светло,

     я прохожу в тени, вижу воду, почти счастливый.

 

     Из  распахнутых  окон  телефоны  звенят,  и квартиры шумят,  и  деревья

листвой полны,

     солнце светит в дали, солнце светит в горах -- над ним,

     в этом городе вновь настали теплые дни.

     Помоги мне не быть, помоги мне не быть здесь одним.

 

     Пробегай, пробегай, ты любовник, и здесь тебя ждут,

     вдоль решеток канала пробегай, задевая рукой гранит,

     ровно плещет вода, на балконах цветы цветут,

     вот горячей листвой над каналом каштан шумит.

 

     С каждым днем за спиной всё плотней закрываются окна оставленных лет,

     кто-то смотрит вослед -- за стеклом, все глядит холодней,

     впереди, кроме улиц твоих, никого, ничего уже нет,

     как поверить, что ты проживешь еще столько же дней.

 

     Потому-то все чаще, все чаще ты смотришь назад,

     значит, жизнь -- только утренний свет, только сердца уверенный стук;

     только горы стоят, только горы стоят в твоих белых глазах,

     это страшно узнать -- никогда не вернешься на Юг.

 

     Прощайте, горы. Что я прожил, что помню, что знаю на час,

     никогда не узнаю, но если приходит, приходит пора уходить,

     никогда не забуду, и вы не забудьте, что сверху я видел вас,

     а теперь здесь другой, я уже не вернусь, постарайтесь простить.

 

     Горы, горы мои. Навсегда белый свет, белый снег, белый свет,

     до последнего часа в душе, в ходе мертвых имен,

     вечных белых вершин над долинами минувших лет,

     словно тысячи рек на свиданьи у вечных времен.

 

     Словно тысячи рек умолкают на миг, умолкают на миг, на мгновение вдруг,

     я запомню себя, там, в горах, посреди ослепительных стен,

     там, внизу, человек, это я говорю в моих письмах на Юг:

     добрый день, моя смерть, добрый день, добрый день, добрый день.

 

             июнь 1961