[336x499]
Вчера вечером я успела всё, что хотела: постирала хаир, навела временный и относительный порядок в ящиках, так и не нашла свою карту метро и нарисовала, в карандаше пока, новую, лучше прежней. А потом посмотрела КВН, а после него – в Закрытом показе фильм по одноимённой Есенинской повести, Яр.
Повесть эту я либо не читала, либо не помню и посему о следовании букве классика говорить не могу. Могу только сравнить с другими фильмами подобного рода, каковые пересмотрела за всю жизнь: это Эйфория, Свои, новый Живи и помни. Яр – такая же первобытная сага о людях, оторванных от цивилизации бескрайними просторами и посреди этих просторов запертых на своём клочке земли, и что бы ни произошло в мире, они не узнают, не изменятся и будут так же, следуя животным инстинктам, спариваться, производить потомство, убивать других и самих себя. Сага без начала, без конца, без смысла, действующая не на разум, а только на органы чувств и лично у меня оставившая впечатление чего-то душного и мутного до тошноты, как переполненная телами баня, показанная в начале, и тупого и сонного, как колыбельная, завершившая фильм. Сага, по мрачной безысходности переплюнувшая все те три примера, которые я привела; но её неразрывное коловращение вне времени и пространства, обросшее, как старая водяная мельница илом, пугающими приметами, обрядами и песнями, и отталкивает, и притягивает одновременно. Если автор фильма хотела показать русалочий морок, пустивший свои нежно удушающие корни в души людей, остающихся, в отличие от нас, частью природы, а не её соседями, то ей это удалось; если она ставила своей целью снять псевдодокументальное кино о деревне накануне революции, то она допустила столько исторических и топографических ляпов, что лучше об этой цели было бы забыть. В любом случае, кино получилось в высшей степени специфическое на очень редкого любителя, но отнюдь не дерьмовое, так что порекомендовать его для расширения кругозора могу всем, не боящимся заснуть при лицезрении практически стабильной картинки.
Затем я посмотрела ещё и пустопорожнее, как всегда, обсуждение и в итоге легла спать в четвёртом часу, а встала в двенадцатом. То, что я читаю Метро 2034 и рисую карту, и то, что я посмотрела фильм по Есенину, причудливо сплелось в последнем из моих коротких снов, в котором я заблудилась на станции метро Константиново. С утра у меня не было хорошей ручки, чтобы начать обводить на чистовик свою карту, посему я, устав страдать ерундой, полюбопытствовала, что задано на понедельник, и от нефиг делать сделала инглиш и русский. Хотела выйти из дому пораньше, соблазнясь ярким солнцем на дворе и намереваясь прогуляться пешком до метро, но закопалась с обедом, с сообществами и забила на эту идею, выйдя вовремя и отправившись, не выпуская из лап томик Метро ни на секунду, на Бутусовскую. Оказавшись там за сорок минут до спектакля, я прогулялась вдоль проспекта до памятника Янке Купале и обратно, после чего вошла в здание малой сцены театра Фоменко; я уже была там однажды, но совершенно её забыла. Там были маленький гардероб, просторное фойе, где я пристроилась на стуле почитать после того, как купила программку, и буфет, куда я не пошла, ибо немного севшие после стирки джинсы пресекали все мои чревоугоднические мысли. Первый звонок я пропустила мимо ушей, со вторым решила, что пора и честь знать, и поднялась в зал, где заняла своё место в районе середины четвёртого ряда правого крыла и только тогда соблаговолила отвлечься от книги и ознакомиться с программкой; о том, чтобы пересесть, не могло быть и речи – зал был набит битком, но поскольку он был маленьким, там с любого места было отлично видно и слышно. И я смотрела и слушала час пятнадцать минут на едином дыхании, без антракта.
Когда хочешь припомнить самое ностальгическое из зарубежной литературной классики, как правило, первой приходит на ум монопьеса «Любовная отповедь сидящему в кресле мужчине» Габриеля Гарсия Маркеса. «Как жаль…» Петра Фоменко поставлена именно по этому знаковому произведению, написанному, конечно же, о любви – о столь свойственной многим женщинам любви к подлецу. А ещё – о последней капле безграничного терпения, приносящей свободу и надежду, о чём-то упущенном в прошлом, причём это что-то, кажется, оттого и дорого, что не сбылось. В этом спектакле только три актёра, но персонажей, сменяющихся на сцене, гораздо больше, и все они, перевоплощающиеся один в другого, - характерны, колоритны, естественны, убедительны. Силами их слов и жестов зримо, ощутимо оживают истории, каждая из которых не таким талантливым драматургом, как Маркес, растянулась бы на несколько томов вместо нескольких минут. Нежность и презрение, смирение и гордость, сила и слабость, смех и горечь плотно сплетаются в единую ткань, так что не замечаешь, где комедия, где трагедия – в точности как в жизни. Остаётся только подчиниться этому потоку, постепенно в него погружаясь, с уровня аналитического восприятия переходя на уровень ощущений – слуховых (тягучая мелодия саксофона), ароматических (тонкие запахи роз и табака), зрительных (такой реальный снег из обычных белых перьев). Поэтому и похож этот спектакль на сон: вот он закончился, полумрак сменился ярким светом, и ты словно проснулся и не сразу, а спустя несколько секунд понял, что уже не спишь и что всё, что было, только тебе приснилось, случилось не с тобой. А проснувшись, ещё долго вспоминаешь, обдумываешь, находишь свои собственные параллели с окружающим тебя миром и даже с собственной жизнью, а ещё не веришь, что целая жизнь уложилась в какой-то час с небольшим: воистину, такие шутки со временем могут играть только сновидения! Вернее, сновидения и театр: будет несправедливо обойти благодарностью талант режиссёра, мастерство и неподдельную экспрессию актёров, удачные находки в декорациях, костюмах, освещении, озвучке и многом другом, составляющем достойную рамку для хорошей картины. Также нельзя не порекомендовать посмотреть или хотя бы прочитать эту пьесу всем без исключения, особенно представителям той половины человечества, которая, не всегда заслуженно, считается сильной.
После скупых аплодисментов публика повалила к выходу по пространству пола, послужившему сценой, топча разбросанные газеты и игральные карты, на ходу трогая оставленный в кресле большой пушистый веер. Отстояв очередь в гардероб и кое-как в тесноте одевшись, я вывалилась на мороз, и короткий моцион быстрым шагом логично завершился спуском в подземку и обратной дорогой тем же маршрутом. Мой следующий визит в театр теперь состоится только через неделю – завтрашний день, последний день каникул, у меня свободен, и я надеюсь выбраться наконец-то, впервые в жизни, на Блошиный рынок, что на Тишке – просто поглазеть, а может, и унести с собой чего-нибудь для коллекции, если найдётся божеская цена. Если этот загад, вопреки пословице, окажется богат, с меня отчёт, а если большого отчёта не выйдет – встретимся, как говорят по ящику, через неделю. В любом случае уверена, что соскучиться до следующего поста никто не успеет – засим прощаюсь, ведь у меня ещё много дел)