[408x544]
Лечь вчера вечером пораньше, конечно же, было несбыточной мечтой – в итоге я снова легла в районе двух часов ночи, но утром по будильнику встала достаточно бодро. Также, естественно, я не позаботилась заранее о всём том, что надо было взять с собой, однако вскоре в торбе оказались тоненький коврик в качестве поджопника, бутылка сока вместо термоса, металлическая кружка от настоящего термоса, ложка и вилка (совать туда же и нож я поостереглась), подарок Ане и кожаные перчатки с пальцами (на мне, как всегда, были мои беспальцовки) на случай игры в снежки. Оделась же я, как и обещала, аки заполярный оленевод: сверху – майка, шерстяная водолазка, шерстяная безрукавка, свитер, вязаный в четыре нитки, безрукавка на синтепоне и пальто, внизу – шерстяные лосины и штаны на синтепоне, так что я чувствовала себя космонавтом или водолазом в скафандре, ибо сложно было поначалу двигать ногами и руками. Позавтракала я снова макаронами с сыром, посидела в инете, получила сообщение от Ушастой, которая снова должна была быть на месте раньше времени, и начала постепенно вываливаться на мороз, который, кстати, не так уж и сильно сегодня морозил – поди и до плюса доходило, так что мне в моём скафандре идти даже жарко было. Но всё по порядку: оперативно подошедший автобус довёз меня до метро, где я подхватила снова тихо околевающую Ушастую, у которой снова не хватило мозгов ждать меня внутри Трамплина, а не снаружи под открытым небом, и мы поехали. О месте встречи Аня мне давеча не сообщила ничего, кроме того, что меня к нему должна будет привести обо всём проинформированная Ушастая, однако последняя напрочь всё забыла, и пришлось нам, доехав до Крылатского, включать логику и по этой логике выходить туда, где ближе всего к холмам. Вышли к Перекрёстку, но Вероники там не обнаружили, а поскольку она должна была нас ждать, мы ей позвонили и выяснили, что по закону подлости вышли не туда. Пришлось вернуться в метро, благо моя соцкарта бабушки позволяла делать это на халяву сколь угодно часто, пересечь платформу из конца в конец, снова выйти и таки встретить в подземном переходе Веронику и Рому с воздушными шариками. Вскоре Ушастая вспомнила, что ещё не подарила Роме подарок на нг, и в итоге ему были презентованы шоколадный дед Мороз без рук и бумажный шарик с «пророчеством» в виде стиха не то Пушкина, не то Лермонтова. Потом подошли два пацана, которых никто из нас доселе не знал – Андрей (Печкин) и Ваня, осталось дождаться Насти Невзоровой и Ани Гулицкой, но когда до них удалось дозвониться, выяснилось, что они находятся на Кропоткинской, на выставке Тёрнера, не столь давно мною посещённой, и подъедут только через полчаса или больше. Решив их не ждать, мы выдвинулись на свет Божий и вопреки моим заверениям в том, что от Перекрёстка до холмов идти ближе, пошли к ним от Седьмого континента и пришли, только не к тому входу, от которого вела дорога к храму, а к тому, который был сделан в виде деревянных ворот и потому проводниками именовался «избушкой». Возле этого входа располагалась детская площадка, где на лавочке дремал давно поджидавший нас Костя, но мы его разбудили, тоже вручили шарик, а Ушастая и ему припасла подарок – такого же деда Мороза и такое же «пророчество» (только с другим стихом) плюс ангелочка из солёного теста. В ожидании именинницы мы развлекались тем, что Рома надел капюшон и затянул его так, что стал похож на Кенни, в дырку высовывал язык, а в длинные завязки от капюшона запихивал шарики. Аня приехала вместе с мамой на машине, и Аню мы бросились обнимать, а из машины вывалили сумки с едой и питьём, которые навьючили на пацанов. Спровадив Анину маму, мы встали перед вопросом: куда идти на пикник? В итоге стройными рядами мы потопали по той дороге, которая вела от «избушки», до перекрёстка с дорогой к храму, и по этой дороге, что вела к храму, дошли до лестницы, спускавшейся в сквер с деревянными зверушками. Все умные люди спустились по лестнице, Рома же решил прокатиться с горки сбоку от неё, а когда мы спускались со склона, что был за сквером, скатиться по нему на ледянке удумала Вероника и, естественно, въехала в дерево; и только после этого наш отряд скаутов, вытянувшись в цепь, ушёл партизанить по нехоженым снегам подальше от цивилизации. Брели по тихому и безлюдному заповеднику мы долго, а поляны как назло всё не находилось, если не считать той, на которой живописно покоился насквозь проржавевший каркас запорожца, но Аня в компании этой колымаги пикниковать не захотела, хоть Вероника и очень агитировала за него. Пацаны периодически отделялись от основной группы и поднимались на холмы для лучшего обзора окрестностей, при этом выгодно смотрясь на фоне заснеженных пейзажей, что особенно касается Кости, державшего свой шарик в зубах, но сфотографировать это мне так и не удавалось, поскольку на морозе моя старая мыльница тупила особенно сильно и периодически не сохраняла сделанные снимки. Наконец, мы зашли в тупик, оканчивающийся чем-то вроде маленькой проплешины у подножия дерева, откуда не было видно ни храма, ни вообще каких-либо строений – дикая природа, в первозданность которой мы намеревались грубо нарушить. С помощью топорика, чем особенно активно занимались Рома и Печкин, были худо-бедно порублены дрова, Вероника собрала кое-какие ветки, мы же с Ушастой им не мешали, бездельничая возле ледянки (таковые были только у Ушастой и у Кости, причём обе красные, только вторая – с трещиной, но какая в тот момент пошла в дело, неизвестно), на которую наваливались дрова и ветки. Я при этом продолжала фотографировать всё мало-мальски примечательное, чем изрядно бесила не привыкших к присутствию корреспондента на подобных мероприятиях Ваню и Андрея, постоянно ругавшихся и периодически пытавшихся заслонить мне фотик рукой или отобрать его у меня. До появления Насти (Гулицкая собралась ещё и домой заскочить) решили костра не разжигать и просто топтались на месте или сидели на поваленном дереве, на которое я ради такого случая постелила свою сидушку – не пропадать же добру, трепались и копили дрова; так как Настя без посторонней помощи не нашла бы наш лагерь, пацанам, ушедшим к роднику за водой с котелком, наказано было встретить её у храма и привести. Ждать их возвращения пришлось долго, и не раз выдвигалось предложение запалить костёр хотя бы просто для того, чтобы согреться, но вот Настя со сопровождающие появилась, да ещё и принесла бесплатных газет из Перекрёстка. После торжественной встречи Насти ледянку с места костра убрали, на её место возложили скомканные газеты, окружили их шалашиком из веток, и всю эту конструкцию Печкин торжественно подпалил зажигалкой. Костерок разгорался с неохотой и несколько раз порывался потухнуть, так что его приходилось раздувать маханием ледянкой, но наконец мы получили вполне симпатичный огонь и расселись вокруг него – кто на ледянках, кто на корточках. Пора было жарить сосиски, а в моём случае – хлеб, для чего и пригодились ножи – ведь сначала надо было срезать и заострить палочку, дабы использовать её в качестве шампура. Одолжившись ножом у Ушастой, я выстругала себе прутик, но та вероломно предложила мне на этих прутиках пофехтовать и мой, естественно, при первом же прямом попадании в мягкое пузо противницы сломался – пришлось брать нож у Ромы и строгать новый. Веронике, впрочем, повезло ещё меньше – её угораздило порезаться ножом, и на морозе кровь не останавливалась до вечера, а она только заматывала ранку салфетками вопреки моим советам просто пососать злополучный палец. Итак, жарка сосисок началась, я, немного закопавшись, тоже нанизала кусок хлеба на прут; первые два раза мне не повезло – сначала хлеб упал в золу, и его пришлось выковыривать прутом оттуда, потом он загорелся, и его пришлось задувать, однако оба куска можно было есть, и они были вполне вкусными. Потом я поднаторела держать куски так, чтобы пламя их только лизало, и получались восхитительные тосты, которых я сто лет не ела – мягкие с одной стороны и хрустящие угольками с другой. Дым, правда, при каждом дуновении ветра направлялся именно в мою сторону (ну по жизни у меня карма такая), зато у меня, в отличие от многих присутствующих, была шапка, которую можно было натягивать на глаза, чтобы дым не ел их до слёз. Когда всем надоели сосиски, начались попытки изготовить шаверму, заворачивая их, политые кетчупом, вместе с сыром и огурцами в лаваш и поджаривая на нескольких палочках, а я пыталась так же, как хлеб, подкоптить просто кусок лаваша, и в результате получилась гадость, отправившаяся в снег; гадостью и оказался лишь немного подогретый на костре кусок огурца – у него был вкус палёной резины. Большинство пило горячий чай (особенно внушительных размеров термос был у Кости), я пару раз хлебнула свой ледяной сок, ожидая шампанского; его не хотели пить без Гулицкой, но таки решили в итоге выпить, и я полезла в торбу за своей большой кружкой, но номер не прошёл – разливать собирались по-честному и посему каждому выдали по пластиковому стаканчику. Бутылку не то Золотого стандарта, не то Золотой коллекции (главное что не извечное переспиртованное Советское, хоть и было чрезмерно сладко) доверили Ване, а Печкин при этом занялся тем, что грудью закрывал его от моего объектива, отчаянно не веря в то, что меня нет, не было и никогда не будет в контакте и там не появится никакого палева. Как это ни обидно, но исторический момент вылета пробки я благополучно пропустила, однако успела запечатлеть Ваню с бутылкой уже после него, когда Андрей отвлёкся; разлили по полстакана тем, кто пил, а хроническим трезвенникам (Ушастой, Веронике и, кажется, ещё Насте) налили чаю и фанты; Костя, который пить согласился ток потому, что др – повод уважительный, долил фантой своё шампанское. Чокнулись всей честной компанией, трижды (хотя явно больше) прокричали «ура», выпили за Анино здоровье и снова посели вокруг костра, на сей раз уже действительно – греться, и сначала я сидела на бревне, положив на него свою сидушку и протянув замерзающие ноги к костру, так что сапоги стали мягкими и начали дымиться, а потом отдала сидушку Насте, села на свою торбу и сложила ноги по-турецки, так что они у меня нагревались ниже колен так сильно, что можно было обжечься, прикоснувшись к моим штанам. Так сидеть мне было тепло и уютно, к тому же тут следует добавить, что в торбе у меня к этому времени уже лежал подарок от Дениса, переданный мне, равно как и Ане и Ушастой, через Веронику хрен знает каким способом. Мне достались книги Окуджавы и Высоцкого, за что Денису спасибо очень большое и толстое, так как я оных очень люблю, а Ушастой – толстенная книга афоризмов, на которой мы гадали, и три книжки Сальваторе, из которых две у неё уже были, и она сплавила их мне – а мне в хозяйстве пригодятся. Так же нам обеим достались прикольные визитницы (мне будет очень кстати, когда кошелёк перестанет вмещать мою коллекцию визиток), а мне ещё (а может, и Ушастой тоже) – магнит с коровой; Аня свой подарок не палила, равно как и то, что ей подарили Ваня и Андрей (а сегодня ей подарки дарили только они двое да я, а остальные увидят её завтра и тогда и подарят). Но вернёмся к костру: неожиданно Ваня и Печкин извлекли на свет банки с коктейлями, и вся пьющая часть компании немедленно их расхватала; я из всех представленных в ассортименте зол выбрала меньшее в виде кулера из красного вина «Винтаж» (а были ещё такой же из белого, хрестоматийный джин с тоником и противное вишнёвое саке). Некоторое время, пока пацаны бегали встретить у храма Аню, которую все ждали с особенным нетерпением, потому что она должна была принести из Перекрёстка сигареты страждущим, оставшиеся не пили, но вот все были в сборе (10 человек из приглашённых Аней 20-ти), и с приятным звуком банки открылись. Пока Рома с маниакальным усердием рубил дрова, которые не позволяли потухнуть нашему костру, Ваня и Андрей извлекли пару внушительных размеров пачек петард «Корсар», которые незамедлительно разнообразили звуки леса приглушённым пуканьем из тех мест, куда их кидали. А поскольку пьянели эти двое в геометрической прогрессии, им вскоре стало этого мало, петарды начали взрываться непосредственно в костре, и, вместе со всеми отойдя на почтительное расстояние во время первого из подобных экспериментов, я обнаружила, что не совсем твёрдо стою на своих двоих, а значит – надо закусывать. В качестве закуски я избрала огурцы, коими набила полный карман и хрустела ими, снова сидя у костра и уже не рыпаясь от взрывающихся в нём петард – это оказалось совсем не опасным явлением, вот только штаны обильно посыпало белым пеплом, а шальные искры прожигали в них аккуратные дырочки, сквозь которые белел синтепон. Когда же на всеобщее растерзание была извлечена ещё одна закуска – мандарины, наши пироманы-алкоголики придумали делать «мандариновые бомбы», начиняя несчастные фрукты петардами; вскоре петарды были уже повсюду – они взрывались у Ромы под подошвой, так как он наступал на них ногой, взрывались в котелке с водой, вызывая фонтанчики, взорвались с особенно гулким звуком в моей опустевшей банке из-под кулера, который я медленно, но верно употребила таки до конца, и в конце концов эти чёртовы петарды заебали, нет - з а е б а л и, всех. Костёр, вспыхивая от взрывов уже не переставая, вскоре почти весь вышел искрами, греться у него уже не было никакого смысла, и пока пацаны продолжали развлекаться с петардами, я предпочитала бродить туда-сюда, дабы согреть начавшие замерзать ноги и разогнать лёгкий хмель, ставший виной тому, что тот период праздника я помню хуже всего. Скажу только, что на этом весёлый трёп у костра со всеми прилагающимися байками, приколами, моими безуспешными предложениями хором что-нибудь спеть, танцами Ушастой с бубном (то есть с ледянкой) и прочая, и прочая подошёл к концу, зато окончательно сгустились сумерки, так что оставшиеся от огня тлеющие угли остались единственным источником света на поляне. Самое время для торта – естественно, коньячного, который «Пьяная вишня»; отклонив идею пироманов вставить в него 16 петард, чтобы он был «на всех и на всём», Аня вставила в торт 16 свечек, их зажгли и она их задула под ликующие завывания свидетелей. Затем в полумраке Аня худо-бедно разрезала торт на порции, а остальные, расхватав пластиковые тарелочки и вилочки, этими вилочками худо-бедно перевалили себе по кусочку с большой тарелки на маленькие, и при этом кто-то из пацанов умудрился один кусок уронить на снег. Свой кусок я ела, как обычно на подобных праздниках временно забив на то, что не ем крем, опять-таки стоя, вернее – в пространном брожении вокруг да около остальных поедающих, причём даже не помню, доела или нет. Хвала Магистрам, петарды к этому времени уже закончились, и началась беготня празднующих за кустики; а когда торт тоже закончился и все бегавшие прибежали обратно, Аня предложила собрать мусор и свои манатки и ещё немного посидеть у остатков костра. Участвовала я только в сборе манаток, что выражалось в том, что я в торбу, уже давно от греха подальше оттащенную от фонтанирующего снопами искр костра, запихала обратно свой коврик и убедилась, что не посеяла ничего из остального добра, а оставаться ещё на некоторое время в темноте, без еды и выпивки, ни я, ни Ушастая, ни Костя больше не хотели, посему мы покинули лагерь, попрощавшись с Аней, и потопали через холм по уже протоптанной нашими рейнджерами тропе. Гулицкая, которая хотела идти с нами, но которую мы, достаточно долго прождав, бросили, таки закричала нам, чтобы мы приостановились, когда мы были уже почти на вершине холма, а оставшиеся могли видеть нас снизу, и догнала нас, угрожая Костю засунуть в сугроб. В итоге в сугроб была засунута Костей сама Аня, и ей так понравилось скатиться по нему вниз, что она захотела попробовать ещё раз, но мы пригрозили, что больше ждать её не будем, и она неохотно потопала с нами дальше. Вскоре стал виден храм, офигенно красивый с ночной подсветкой (я его в таком виде ещё ни разу не видела и поначалу даже не признала), и отдалённые высотки, а там и предстал перед нами тот склон, на котором не столь давно врезалась в дерево Вероника. Аня осталась внизу, так как нас догнали некоторые из остальных, которые пошли другой дорогой, и они решили подождать тех, которые нас ещё не догнали, а мы втроём совершили непростое восхождение на склон (всё-таки спускаться легче, нежели подниматься), после которого Ушастой и Косте приспичило тоже прокатиться – не зря же ледянки тащили! Оставив меня наверху сторожить их торбы, вышеупомянутые голубки съехали обратно вниз и тут же попали в лапы уже собравшейся там остальной компании, которая безоговорочно отобрала у них ледянки, дабы тоже покататься. Ледянке Ушастой повезло – она вернула её обратно в целости и невредимости, а вот ледянке Кости – нет: и так бывшая, насколько вы помните, с трещиной, она теперь разломилась практически совсем пополам, и её владелец решил бросить её на дальнейшее уничтожение, так что наша троица снова двинулась дальше. Последним препятствием после склона была лестница, и мы наконец-то вышли на прямую дорогу и, снова пренебрегая моими заверениями в том, что кратчайший маршрут до метро – это в другую сторону, потопали по дороге, ведущей к «избушке». Незаметно мы дошли и до неё, и до метро, спустились в подземку и поехали от Крылатского до Молодёги – и в этом одном-единственном коротком перегоне поезд останавливался раз пять, словно машинист сегодня пил вместе с нами! У меня к тому времени успел разболеться желудок, и я ради сохранения спокойного выражения лица бродила туда-сюда по вагону от крайней точки Ушастой до крайней точки Кости, заодно просмотрев, какие снимки из сделанных за день у меня сохранились. Наконец доехав, мы попрощались с Костей в Трамплине, где он намеревался посмотреть подарок Ане, который даже ещё не купил, пожав ему по очереди лапу, и отправились на остановку автобуса Ушастой, на который я по традиции намеревалась её посадить. Однако не успели мы там поторчать как следует, как снова появился Костя и составил нам компанию, пока автобус Ушастой не подошёл, и, вторично с ним попрощавшись, мы с ней попрощались и друг с другом – она села на свой автобус, а я побежала догонять свой, но не догнала, и пришлось мне дожидаться маршрутки, которая, к счастью, пришла достаточно быстро. Дома, прежде чем показывать маме фотографии, я честно сообщила о том, что мы выпили по полстакана шампанского, хоть про коктейль и решила умолчать, и вот теперь заканчиваю сей пост. Всем осилившим респект, если я что-то забыла, то добавлю, как только вспомню, а если что-то напутала, Ушастая, как обычно, меня поправит. Завтра в школу – не верится, и хоть я и соскучилась по одноклассникам, встречаться с учителями желания мало, тем паче что за все так удачно прошедшие каникулы я даже в руки не взяла ни одного учебника и ни одной тетради. Ну да где наша не пропадала! Хоть и снова начинаются трудовые будни в лице самой длинной и потому самой утомительной третьей четверти, выходные ещё никто не отменял, а посему как только таковые настанут и в моей жизни соответственно произойдёт что-нибудь заслуживающее внимания, вы непременно узнаете об этом посредством следующих постов. А покуда прощаюсь! Ждите фоток - моих и тех, которые мне скинут (надеюсь) Ушастая и Вероника)