Свежий аромат связанных сердечек – травы, полевых цветов, сладкого прополиса. Это мой второй подаренный на день рождения зелёный чай ручной работы – «Мелодия флейты». Покачиваясь в воде, сердечко распространяет насыщенный травяной запах и постепенно раскрывается, а из его центра светится малиновый цветок красного клевера в окружении венка жасминовых бутонов. Аромат чая – тонкий, еле уловимый, вкус – терпкий травяной настой, уже знакомый мне «дикий», с такими же еле уловимыми древесными нотками. Не такой интересный, как у «Затаившегося дракона», но определённо приятный и более лёгкий, возбуждающий аппетит. А теперь отправимся на фестиваль NET.
Гора белого мусора – типичные отходы цивилизации: газовая плита, покрышка, древний принтер. Из духовки и из какого-то торчащего из груды бака показываются звериные морды, также сделанные из мусора, - оленья и волчья. Эти маски надеты на головы людей, чьи лица, тела и руки замотаны драными бинтами, не считая потрёпанных спортивных штанов. Пока они медленно перемещаются и приближаются, словно оттаивая, появляются жители этого сурового края, сиречь чукчи – разговаривают они так же, как и герои анекдотов, одеты так же, как герои Чехова. Чукча Миша – в бежевом костюме, при пенсне, его серые волосы, бакенбарды, усы и борода вылеплены не то из папье-маше, не то из гипса; на голове его жены Маши (Масеньки) – такая же неподвижная, цельная серая конструкция причёски, закреплённой на косточку. Миша – вроде как чукотский акын, только более продвинутый: всё происходящее с ним фиксирует на печатной машинке. Сегодня в его жизни – радостное событие: нашёл в тайге гамак, потерянный лесником, принёс жене, чтобы в нём качаться и заниматься любовью; гамак оказывается крошечной детской ванночкой. Семья садится пить чай из изящных сервизных чашечек, Маша берёт микроскопические прянички и, немного размотав бинт на голове одного из безмолвных слуг просцениума, открывает в ней крышечку и макает пряничек туда, во что-то красное. Вся радость Миши в том и состоит, чтобы жена хорошо ела – ради этого он ездит на собаках в тайгу, пасёт стадо оленей, добывает пушного зверя, защищается от волков, бегает за вертолётом с большой земли, чтобы выпросить у лётчика мёда. После трапезы хитрым способом употребляется водка – воображаемая жидкость, пройдя через множество всевозможных ёмкостей, наконец оказывается в канистре и оттуда наливается в спортивный кубок, который Маша с поклоном подаёт супругу. Она рассказывает ему, как провела без него день, с неохотой добавляя новые подробности всякий раз, когда он с подозрением задаёт один и тот же вопрос: «И всё?» Так она признаётся, что к ней в гости приходили Степан и Виталий, играли в нарды, пили водку. «Чукча не дурак, чукча всё понимает!» - Миша приходит в ярость и чуть было не рвёт такими трудами добытый гамак, но успокаивается и на следующий день снова уходит в тайгу, а романтическая Маша берётся за гитару и поёт «Отцвели уж давно Хризантемы в саду», и безликие – должно быть, собаки, лучшие друзья чукчей – прислушиваются к ней и ей прислуживают. На арьерсцене, на возвышении, застеленном белым косматым мехом, медленно шагает солдат в серой дырявой плащ-палатке, в серой каске, с серым лицом и серыми руками, похожий на оживший памятник; одна рука неожиданно со стуком падает – у него два протеза. Это Степан – он бодро садится на велотренажёр и крутит педали, вырабатывая электричество, и тоже говорит о том, как хорошо жить, - вот только иногда ему вспоминается Афган, жена постоянно тяжело болеет, а детей, похоже, Бог прибрал. Он явно влюблён в Машу, но никаких поползновений в её сторону не совершает – искренне завидуя Мише, он только хвалит хозяйку, разговаривает с ней, рассказывает об учёных с большой земли, которые «делают тесты», включает радио и, не одобрив музыки, сам пытается петь. Этого Миша уже не выдерживает и появляется – всё это время он прятался, чтобы убедиться в верности жены, и снова уходит с чистой совестью, оставляя Степана. Тогда в дом стучится Андрей – упитанный лысый филолог, подчёркивающий, что он русский, из числа тех самых учёных, якобы интересующийся фольклором и прочей национальной культурой маленького гордого народа. Маша открывает перед ним сундуки – из одного на пол летит бронзовый крест и катятся почерневшие от времени человеческие черепа, в другом оказывается целый арсенал белоснежных ружей; Маша задирает перед ним многослойные юбки – на каждом из доброй полудюжины передников, передающихся по наследству, как «свадебные лыжи» Степана, та или иная женщина из её предков вышила свой узор. Но Андрею, конечно же, нужно другое – но лесть Машу не берёт, равно как и намёки на то, что чукча не сможет купить ей мобильник; тогда он давит на безотказное: закон гостеприимства, самое святое для чукчей. На сцену опускается темнота, и происходит нечто малопонятное, но явно страшное и непоправимое – Степан несколько раз в замедленном темпе бьёт Машу по лицу, двое мужчин заматывают её в белые простыни, потом вываливают на пол, а в дверях появляется маленький красный Чебурашка с одинаковыми кругами ушей и лица и задувает свечку на торте: не то родился, не то просто поселился. Где же в это время пропадает Миша?.. Он угодил в руки экспериментаторов в белых халатах и противогазах, на которых при дыхании надуваются-сдуваются воздушные шарики – повертев его так и этак, они скрылись за дверью, полосатой, как пограничный столб, с мерцающим радиационно-фосфорическим зелёным светом окошком – и даже в гости не зашли! Но для чукчи пренебрегать гостями – недопустимо, и, бухнувшись на колени, наш герой застилает весь пол листочками своих конспектов, словно сигнальными знаками для распознавания с воздуха, а потом, как он расскажет по возвращении, целый месяц бежит по тайге за вертолётом. Когда он снова приходит в родной дом, Маша, волоча за собой длинные полы своего белого савана, стоит на вершине мусорной горы, как статуя, а Степан ходит за Чебурашкой и втолковывает ему, что чукча всегда должен говорить «спасибо» и «пожалуйста», беречь собак, и даже в самую лютую метель вставать на лыжи и наносить визиты своим соседям. Отбивая земные поклоны невидимому гостю, все трое чукчей повторяют «спасибо-пожалуйста», как священную мантру, но Чебурашке на это явно наплевать. После трогательного воссоединения Миши и Маши Степан сообщает, что в расчёты учёных закралась ошибка: чукчей ожидает вовсе не расцвет и «небывалый экономический подъём», а «мор», то есть – море. Символ мора – солнечное затмение, которое в критические моменты случается на заднике, играя причудливым вращением геометрических протуберанцев: чёрный круг с лучами – на флаге неизвестного государства и на обложке книги «Краткая история времени» Стивена Хокинга, благодаря которой чукчи обсуждают квантовую механику и чёрные дыры; все эти трофеи Миша принёс из тайги. А когда море (видимо, священный Байкал) наступает, Миша, Маша и Чебурашка просто садятся в лодку и плывут, а Степана вылавливают удочкой и берут к себе, и фотографируются на память. Чебурашка нажимает на красную кнопочку у себя в кармашке, но вопреки ожиданию раздаётся не взрыв, а музыка, а на экране появляются строчки-караоке песни «We are the champions», столь же бессмысленной, сколь и вдохновляющей. Чукчи, говорит закадровый голос, такой народ, который очень много работает, переплыли море, и, в общем, всё у них теперь хорошо. Зритель смахивает скупую слезу и сразу всё понимает: что чукчи – это мы, и что раз море – значит, «катимся в бездну»©. А я подобрала один из листков, в количестве рассыпанных по сценическому пространству, и тоже сразу всё поняла – про Чебурашку в частности и поставленную Григорьяном пьесу Пряжко в целом: на листке было стихотворение некоего А.Родионова с такими строчками –
я говорю, что ж возьму какую-нибудь чебурашку
на стольник, прошу прощения, дайте что-нибудь
то что пренебрежительно называют «рашка»
то что самая тяжёлая, страшная муть
© впоследствии найдено тут
И не смешно, и не грустно, и не страшно. Мизансцены красивы, как инсталляции, музыка подобрана прекрасно, а содержание – банально и примитивно. По меньшей мере бессмысленно в тысячный раз изображать, как тяжело нам живётся, какие мы молодцы, какой у нас особенный путь и как нас насилует цивилизация. Каждый вправе оставаться чукчей, - но я не хочу.
[304x152]