Давеча на всех нападал сон, а на меня – энтузиазм: строчила весь день, а потом ещё и вечером задумалась о выборе темы к зачёту по древнерусской литературе. Мучилась долго и упорно, ибо надо было какое-нибудь древнерусское произведение проассоциировать с каким-нибудь современным, а я отечественную прозу текущего века и не читаю-то практически, кроме фэнтези. Совершенно случайно я вспомнила, то есть даже мне совершенно случайно напомнили, про сэра Олди. Ухватилась за «Пасынков восьмой заповеди» и за уши притянула её к «Повести о Савве Грудцыне», чтобы развить тему сделки с дьяволом, демонического в человеке и человеческого в демоне. Выписала любимые цитаты, распечатала, рано легла спать, выспалась, даже слишком – еле утром встала. Сомнамбулически отсидев и отконспектировав первую пару, отправилась на зачёт, взяла бумажку и начала строчить худо-бедно придуманное заранее сочинение; строчила долго и много, подошла к столу в числе последних, получила свои комментарий и зачёт и вернулась на факультет. На последней паре мы смотрели посредством проектора «Мёртвый класс» Кантора с английскими субтитрами – ни разу не понятная, но чертовски атмосферная и местами весьма красивая это вещь, видеозапись спектакля by сам Анджей Вайда с эпизодами, снятыми вне зрительного зала. Потом я подоспела на Кутузовскую к пяти и засела в огромном местном Кофе Хаоса за стойкой у окна, с нетбуком и чайником эрл грея. Хватило чашки на три или четыре; умяв пару захваченных с собой котлет, я ушла, захватив на выходе свежий F5, в театр Фоменко, куда у меня был билетик ещё с тех далёких пор, как меня записали на «Триптих». После шмона на металлодетекторе, сдачи в гардероб и успешного поиска программки я не без посторонней помощи нашла своё законное место в крайней ложе балкона, откуда сидя была видна треть сцены, стоя – половина, и, даже перегнувшись через бортик, увидеть остальное было бы невозможно. Когда оставалось немного времени до начала, а партер был заполнен на треть, я засобиралась туда и без препятствий осела в третьем ряду, хотя постепенно зал заполнился плотно; в антракте меня согнали опоздавшие, и я оказалась на приставном стуле, чуть дальше, но всё равно в пределах первых десяти рядов. Смотрела, между прочим, премьеру. Вкратце делюсь впечатлениями.
Каждый режиссёр в сезоне делает свой реверанс в сторону Чехова. У Каменьковича это диптих «После занавеса» - в отличие от пушкинского «Триптиха» Фоменко, не связанный даже именем автора, не то что сюжетом. Первое действие – одноактный чеховский шуточный водевиль «Медведь», чью шкуру всегда любили делить жаждущие найти в классике что-нибудь на потребу публике. Безутешная вдова Елена Ивановна (Курдюбова), как дикая помещица заросшая волосами и причудливыми тряпками, шаманит с деревянной головой в руках, которую прикрутит к непомерно крупному торсу статуи-колосса. Работая над монументом-идолом в знак любви к покойному супругу, она не выходит из дому и общается только с верным лакеем Лукой (Тюнин), потрёпанным добродушным мужиком. Творческую обстановку нарушает прибытие невоспитанного шовиниста Смирнова (Цыганов), такого же неопрятного, «облезлого барина», шумно требующего возвращения долгов мужа нашей героини. Получив отказ, он решает остаться в её мастерской, пока не добьётся своего – пытается убиться об стену, хлещет водку, буянит и, наконец, вызывает хозяйку на дуэль, будучи оскорблён «медведем», и всё это выглядит не праведным гневом, а жалкой истерикой. Бравая барышня идёт за револьверами, попутно сооружая себе вполне цивилизованную причёску и разоблачаясь до сексапильного корсета, и дальнейшее разыгрывается в виде несостоявшегося поединка: спасая свою шкуру, проходимец обещает сопернице на ней жениться. За юмористическую составляющую более всех ответственен Лука, пытающийся в свою очередь защитить госпожу, но когда он приводит на подмогу отряд вооружённой косами и вилами челяди, всё уже заканчивается благополучно, сиречь поцелуем. Отряд, пародируя сентиментальные пьесы, превращается в народный хор, счастливая троица позирует для пасторальных потретов, предсказуемо рушатся шаткие леса вокруг статуи – и финита. Зрителей повеселили, и, по традиции, во втором действии надлежит показать нечто серьёзное. Под этот серьёз безуспешно косит пьеса ирландского драматурга Брайана Фрила «После занавеса» - ещё одна история об оборванцах, только с плохим концом. Её герои – трагические обломки великих чеховских пьес, пьющие чай и водку в захудалом привокзальном буфете, где подают «многоуважаемые щи», в условиях 20х годов XX века, - простуженная Соня Серебрякова (Кутепова) и голодный Андрей Прозоров (Зверев). Под проецирующиеся на задник кадры документальной кинохроники с демонстрациями на пианино играет Бетховена дюжая бабища по прозвищу Медуза Горгона (Захаров) – в этой части за комикование отвечает она, точнее, он, но получается не очень: когда сей персонаж за сценой подстрелил чайку, а потом опустил старомодный живописный задник с приусадебными берёзками, становится скорее грустно, нежели смешно. На протяжении всего диалога Соня и Андрей практически ничего не делают, только перемещаются с места на место, и очень быстро от скучной статичной картинки закрываются глаза, остаётся только слушать. Узнаём, что дядя Ваня и профессор Серебряков умерли, Елена вышла замуж за Астрова и бросила его, а Соня теперь сажает деревья, чтобы имение не отняли за долги; что Наташа ушла к Протопопову, Маша застрелилась, остальные сёстры остались в Таганроге, а он играет на скрипке на улице, чтобы выручить из тюрьмы сына Бобика, но врёт, что – в оркестре Оперного театра. Романа между Соней и Андреем не получилось, поскольку она всё ещё любит Астрова, который о ней вспоминает, когда бывает пьян. Подобные логические цепочки событий, если без кроссовера, мог бы при желании составить любой читавший «Дядю Ваню» и «Трёх сестёр», вот только нужен ли шедеврам Чехова такой примитивный мелодраматический эпилог, лишённый всяческого исторического и национального контекста? Каким бы хорошим ни был театр, труппа, режиссёр, в конце концов, - из сомнительного материала, несмотря на все изобретения, получился сомнительного качества продукт с наигрышем, штампами, провисаниями, лобовыми гэгами и надавливаниями на жалость. Плоские шаблоны-персонажи неинтересны, в них нет тайны, а, следовательно, нет ни Чехова, ни сколько-нибудь достойной замены оному.
После растянувшегося на два с половиной часа спектакля я поторопилась домой – писать рецензию и отвлекаться на всё подряд, благо завтра можно будет немного выспаться. Прощаюсь ненадолго)
[235x173]