На вопрос "почему картография?" он плоско отшутился: мол, однажды его ударили глобусом - и с тех пор он  способен видеть мередианы  и параллели.
Не так всё было.

 * * *
Как любое дитя, в три года он стал рисовать деревья и домики.  И, как это часто бывает с юным гением,  никто из домашних не понимал, что вот этот ломаный квадратик в  ломаном прямоугольнике - домик, а  зеленые каляки с коричневыми и черными лучами - дерево.

- Зеленое солнышко?  Какой ты умничка - лицемерила напуганная мама и вспоминала, как зовут ту доктаршу-психотерапевта, про которую ей говорила подруга.
- Мам, нет!- пищал он. - Дегево!  Дегево!

Во сне он летал высоко-высоко - над прямоугольником крыши его унылой "хрущевки", над  густыми кронами старых деревьев,  у которых во все стороны паучьими лапами   лезли корни. Человек - это коричневый, черный, желтый, или бесцветный круг.  Бесцветный круг с  грифельными подпалинами по контуру - так он нарисовал своего лысеющего отца.

* * *

Как любой ребенок, в шесть лет он обожал арбузы.  Жарким летним днем 91-го,, когда все здравомыслящие люди тащили в дом консервы, сахар и крупу, его отец притащил арбуз. 
- Дай! Я хочу...
- Подожди, я сначала помою - раздраженно сказал уставший отец
- Ну, я сам помою. Дай -  не унимался он и сильно потянул за авоську, в которой качался плод.
-  У-у-у....уймись ты.  Отстань! - отец легко шлепнул его по руке  и поднял авоську выше, чтобы ему было сложнее до нее дотянуться.
- Сам ты уй!  -  он уже почти плакал от злобы и обиды.
 - А вот ничего ты не получишь! - гаргнул отец,  оттолкнул его и пошел с авоськой на кухню. Он сначала громко взвизгнул со всей силы своей обиды, потом побежал за отцом, вцепился в авоську и потянул на себя.
Старые веревки треснули, и  арбуз упал ему на ноги.
Потом был поздатыльник и крик, потом вернулась мама, и было еще много чего.
- Никаких больше арбузов! Будешь глобус есть.
Перед сном он придвинул стул к книжному шкафу, на котором стоял глобус,  дотянулся до него, а потом долго  его разглядывал.
В тот вечер он понял, что такое  - эти тонкие линии вверх и в стороны. Это авоська, в которой  несёт Землю. И если "гиена огненная", про которую ему читала мама, захочет сожрать землю, она будет рвать эти линии, как это недавно сделал он с  арбузной авоськой.

В тот вечер он понял, что такое грех.  И  плакал, и говорил кому-то в окне, что "больше никогда-никогда".

Про мередианы и параллели он узнал намного позже.  И конечно, не вспомнил, почему они сразу показались ему так важны.

* * *

Как для многих детей, , для него долго оставался открытым вопрос о границах. - где заканчивается "МОЕ" и начинается "ЧУЖОЕ".
После очередных  дворовых  разборок с мамашей  очередного обиженного  малыша, его мать, строго глядя в    большие карие глаза сына, сказала:
-  Если ты сейчас не поймешь, что твой дом заканчивается за дверью нашей квартиры, то  у тебя вся жизнь уйдет на то, чтобы это понять. Ты ведь не хочешь, чтобы на это ушла вся твоя жизнь?

Именно этого он на самом деле хотел.

Где заканчивается пустыня и начинается степь? Где заканчивается лес и начинается опушка?  Где заканчивается  Россия и начинаются Враги?  Чему посвящать жизнь, как ни этим вопросам?

* * *

Как многим детям,  ему приходилось делать уроки, слушая краем уха, как в соседней комнате по телевизору ругаются  жители одного маленьгого американского города, где самого могущественного человека так ненавидили, что презрительно называли "СИСИ"
- Мейсон, не играй больше в карты, не играй!
-  Лайнел, не надо тебе играть в карты. Работай лучше!

Так он понял, что карты - это не игра, а работа. 

* * *

В  шестом классе, он первым из всего класса  получил "пять" по географии. Чтобы заинтересовать себя новыми учениками, учитель  задал   классу   написать сочинение на тему "Царь природы".    Как только учитель сказал "приступайте", он встал со своего места, подошел к учительскому столу и положил   на угол  пустой листок.

 - Это что значит? - спросил его учитель
- У природы нет царя. 
- Пять. Ты точно освоишь предмет.