Если не знаешь, о чём писать - пиши о том, что знаешь. О том, как пахнет ночной московский ветер, если в два ночи высунуться до пояса из окна на тринадцатом этаже, или какой был позавчера закат, и как же ты счастлив жить так высоко. Или о том, как неуклюже переступаешь по непослушному асфальту новыми роликами и висишь на дереве, пытаясь перелезть через бордюр, как, отчаянно вереща, летишь, разогнавшись, на стоянку и тормозишь пузом об капот каких-то жигулей.
Или о том как раз за разом шевелишь ногами всё смелее и как вчера сорвалась в четыре вечера и проехала двадцать три километра вдоль набережной, от парка Горького до Киевского вокзала, а потом назад, от Киевского - мимо Воробьёвых, Лужников, храма Христа Спасителя, вдоль кремлёвской стены и дальше, дальше, к сталинской высотке и зелёному пруду, тому самому - помнишь?
Пиши о том, что знаешь лучше всего - как подпевать плееру песню про шамана, как мерить шагами бесконечную дорогу от метро до общаги, как кататься в метро и разглядывать людей, и, если заметили, резко смотреть в потолок или вбок - как придётся.
Пиши о парне в клетчатой рубашке и очках, они с девушкой зашли в вагон, и у неё в руке была пластиковая бутылка, в которой плескалась вода и гордо торчал розовый гербер. Она села на единственное свободное место, а он - на пол у её ног, примостив гербер в бутылке так, чтобы не упал. А потом он, господибоже, достал шахматы, поставил доску ей на колени, расставил фигуры и они стали играть, и это было так прекрасно, что нельзя отвернуться. И люди в вагоне смотрели на них все, и все по-разному.
А напротив тебя китаец, или кореец, или просто казах, ну в общем из этих обаятельных, узкоглазых, фотографировал их на камеру с большим объективом, а ты в это же время достала телефон и тоже фотографировала, а потом вы посмотрели друг на друга и заулыбались.
И стало легко от того, что - кем бы вы ни были, и что бы ни привело вас на эту станцию метро и в этот вагон, где бы вы ни оказались через час - сейчас вы понимаете друг друга, со-вер-шен-но, спасибо вам, небеса.
А потом идёшь на Арбат, совсем уже твой Арбат, пропускаешь вперёд человека с гитарой, машешь рукой знакомому художнику - однажды вы разговаривали про художественный институт и философа Спинозу, и теперь каждый раз здороваетесь - вдыхаешь пасмурный воздух, смотришь на картины, которые никто не покупает, там есть одна, с клоуном, и ещё одна со странной синей лошадью - вот их ты ужасно почему-то любишь, долго смотришь, как рисует один художник и как смутные жёлтые пятна на бумаге превращаются в лицо девушки, сидящей напротив. И идёшь дальше, подпевая плееру. Музыкантов в это время ещё почти нет.
И приходишь наконец туда, где ждут, утыкаешься в плечо, лохматишь пальцами волосы и засыпаешь, перемешав дыханья.
Это будет хорошее лето. Завтра в Питер, а потом, неожиданно, в Суздаль, только бы ничего не сломалось.
Скрести пальцы и, пожалуй, ничего не пиши.
Разве только о том, что знаешь лучше всего.