А мы поем. Я и Тима. Господи, как же это здорово. Это здорово, здорово, здорово. Счастье.
Учим песни из воскресной школы, народные, советские.
Наконец-то появился в этой семье кто-то, кто меня в этом смысле понимает.
Муж никогда не понимал.
- Зачем ты поешь?
- А что, плохо?
- Это странно.
В его представлении можно петь под гитару, в компании. Просто так, без аккомпанемента, в трезвом виде - нет.
Есть какая-то особая вселенская справедливость в том, что ребенок, который вымотал столько нервов, которого объективно было тяжелее любить, оказывает мне такую поддержку, так отдыхаешь душой с ним.
Тем более сейчас, когда другой ребенок так стремительно, на глазах отдаляется. "Я папин сын", "у меня папина кожа". "А Тима?" "Тима мамин".
Тима пока мамин. А может быть, и навсегда.
Во всяком случае у нас есть общее совместное занятие, которое нравится обоим. Трудно сказать пока, есть ли голос, но слух у него точно есть.
У меня потребность в пении огромная. Давно уже. Годы. Реализовать ее не было возможности где-то кроме дома. В смысле гитару я уже много лет в руках не держала, да и не хочу играть. Хочу именно петь. Даже думала попроситься в церковный хор. Останавливает то, что церковным пением я не владею от слова "совсем", да еще страшат обязательства. Это же надо несколько раз в неделю по полтора-два часа стоять - жесть. Я никогда не могла отстоять службу, не присев. Правда, когда ты занят, это все воспринимается по-другому. Я на практике страшно боялась, как смогу отстоять 40 минут, в результате о ногах во время урока даже не вспомнила. Не до того просто.