Ещё вчера Москва была серая и грязная, и обтаявшая – словно, облысевшая, и зелёные проплешины жухлой травы лишь подчёркивали гнетущую серость.
А сегодня она, как вуаль, накинула на себя туман, и преобразилась: стала таинственной и величественной. Дома – я никогда не замечал, что они такие огромные – медленно выплывали из серой дымки, нависали надо мной, молчаливо, торжественно. Верхние этажи утонули в небе, опустившемся сегодня так низко. Они молчали. Молчали деревья, и молчали лужи, молча торопились куда-то люди, и лишь чьи-то каблуки нарушали тишину.
Из серой пелены соткалась стая птиц, сделала круг над пустырём и снова ушла в небытие, растворилась в тумане.