В колонках играет - Вивьянда Госвами дас

Один мой друг как-то раз сказал мне: «Напиши книгу». Я согласился с ним, но, черт возьми, легко сказать такое. Сделать же – нет. И не то, что бы нет материалов, идей, вдохновения и прочей кутерьмы того, что нужно для написания хотя бы небольшой повести. Все это как раз и есть, нет чего-то более необходимого, чего-то другого, чего-то, стоящего на порядок выше, чем все перечисленные выше вещи. Может нет силы духа, а может уже просто голова не варит так как прежде и у меня не получается связать разрозненные идеи в какой-нибудь мало-мальски интересный сюжет. Так или иначе, но на этот совет я ответил, что мне нужно с головой окунуться в мир наркотическо-алкогольных опьянений. Окунуться до такой степени, что бы дни просто тянулись как череда черного и белого, чтобы не было понимания того, что ты делаешь. Чтобы реальность и сюрреальность слились воедино. Может быть тогда бы, выкарабкавшись из жуткой зависимости, пройдя через все боли ломок и обретя сильный дух, я бы смог написать книгу о торжестве духа веры над грязью материальных пороков, а может быть наоборот, оставшись во власти дурмана, писал бы какие-нибудь шизоидные вещи, посильнее того, что уже написал под воздействием алкоголя, марихуаны или в посткайфовой депрессии.
Но мой опыт в экспериментах с этими веществами, думаю, не такой большой, и я не могу описывать черно-белую жизнь наркомана, хотя вполне представляю себе ее. Родившись в серобетонном улье, называемом городом, причем в одном из самых заброшенных уголков его, в дыре о существовании которой забыл наверное сам господь-бог (ибо мало кто здесь поминал его имя, и даже церковный приход открыли здесь на месте бывшего винно-водочного магазина). Родившись в таком месте я насмотрелся на бедняг, жизнь которых, как и у Кощея, находилась на конце иглы. Но внутривенно здесь употребляло мало, большинство, в погоне за свежим ощущениями и для ухода от окружающей серой реальности, курили траву и пили. Больше здесь было нечего делать. Тишина, серость, осенняя и зимняя сырость, все растущая смертность и всеобщая деградация – это основные атрибуты места, где я родился, где прожил большую часть жизни, куда был вынужден вернуться и откуда готов свалить в место получше, как только появится первая возможность.
Но писать о наркоманах, о их жизни или о их философии (если конечно такая есть) я и не собирался. Переживание всякого рода приходов мне необходимо было только для тог, чтобы увидеть мир по-другому, для того, чтобы понять, постараться понять его. Правда мой брат говорит, что понимать мир можно только с трезвыми глазами, а любое изменение сознания, оно только искажает картину мира. Ха! Пусть он покажет мне хотя бы одного, у кого сознание не было бы отравлено, испорчено и не искажало бы картинки мира! Таких людей осталось очень мало, организм каждого, кто проживает в этой глобальной цивилизации, состоящей из таких вот забытых богом дыр – свалок бытия, организм каждого «американо-европейца» отравлен каким-нибудь из токсикозов. У кого сперматоксикоз, у кого наркотоксикоз, у кого алкотоксикоз, а может быть у вашего соседа мания к баварским сосискам и на самом деле он живет только ради них, а ваша соседка, на самом деле – валютная шлюха, прикидывающаяся бизнесменшей. И смотря на все это трезвыми глазами, трезво понимая, что все пропитано грехом, а бог забил на все и отправил наш маленький голубой шарик в унитаз – сходишь с ума.
Ну да, для понимания картины мира можно еще много читать, размышлять о прочитанном, соотносить прочитанное и увиденное, но со временем количество прочитанного начнет создавать в голове помехи и желание поднести к виску пистолет, или засунуть голову в петлю, или утопиться в пруду, потому что все стоящие книги говорят о неизбежности страдания, о его необратимости и вечности в ходе физического бытия. А еще постоянный стресс из-за пресловутого шока будущего – и все. Каждый из нас – пациент психбольницы, каждый из нас – сумасшедший, что бы кто ни говорил, я знаю точно – нет здоровых, есть недообследованные.
Картина мира… Я не знаю в чем она у меня, и пытаться объяснить мир для других – дело глупое, безнадежное и неблагодарное. Но я считаю себя достойным этой попытки, ибо идея моего мессианства еще не до конца покинула мой воспаленный мозг. Допустим делать я это буду так, в течении семи дней я буду писать, что-то типа дневника, внося туда факты из случившегося за этот день, воспоминания, рассказы других, воспоминания о рассказах других, ассоциации и размышления. И если я не сдохну в течение этих семи дней, причем никто не сказал, что эти семь дней будут следовать сразу один за другим, они будут рваться, прыгать друг через друга, отставать и догонять, так вот, если я не сдохну в течение всего этого времени, то я напишу эту долбаную книгу.