Никто не знает, как у меня дела. Ни одна душа. И никто не заметил этого. Я всё такая же болтливая, смешная, делюсь воспоминаниями или высказываю мысли на конкретную тему, никто не мог заметить. Плохо мне или хорошо, счастлива или несчастна, - хорошо, когда никто не знает. Нет места домыслам и жалости. Как приятно, когда тебя никто не жалеет. Чувствуешь себя сильной. "Мне кажется, я помню каждый снег..."
Я узнала, что значит по-настоящему близкий человек. Что такое привязанность. Она подкосила меня. Я ослабла. Так не пойдёт.
Зато когда я решила, что так не пойдёт, вы узнали или вспомнили, что и клоуны бывают грустными. Только грустными от смертельной усталости, или от того, что вновь не скажут другу о том, что он неправ или невнимателен. Проходит мгновение - и грусти не видно, потому что в следующем мгновении уже другие обстоятельства. Но грустными не от того, как дела. "Мне кажется, я помню каждый снег, которому подставляла своё лицо..."
А как у меня дела, никто не знает. Зачем? Раньше я была сильнее и счастливее. И никогда не просила о помощи. Просто считаю честным сказать вам об этом.
Получила ли я урок? Да. Но не тот, что вы думаете. Я поняла, что громкие слова зачастую пустой звук. Дым без огня. Уж лучше ничего не говорить, чем пустословить. Я поняла, что плакаться каждый дурак умеет, каждый может сделать так, что его будет жалко, и причина уже не важна, важно, что человека жалко. А понимания можно вовек не добиться, особенно если не хочешь давить на жалость. Я поняла, что людям очень мешает быть добрыми и понимающими их замечательность. С большим успехом можно промолчать, потому что замечательность мешает им правильно услышать. "Мне кажется, я помню каждый снег..."
Таллинн вернул меня к истокам. Теперь будет так, как раньше. Я ошибалась, когда думала, что это плохо. Что тот мир ненастоящий. Что я живу неправильно. Это был мой мир, я сделала его таким, и другие люди сделали, и значит, он настоящий, и он правильный для меня, если я в нём счастливее. А без него я стою на месте. "Мне кажется..."
А лагерь вернул мне гордость. Ещё слабее быть просто невозможно. В чае отражались красные и белые всполохи, и я думала...

Мне кажется, я помню каждый снег, которому подставляла своё лицо и, прищурившись, вглядывалась в глубину той бездны, в которой рождаются миллиарды этих белых святых крупинок небесного счастья. В такие моменты мир преображается, становится любимым и значимым, и в заполненном снежинками пространстве начинает ощущаться собственная значимость и любимость. Ведь неважно, что было на душе, радость или грусть, а может, даже злость, я становлюсь доброй, сильной и счастливой, когда маленькие ванессы, кружась в своём безмолвном танце, щекочут пушистыми крылышками мои щёки и нос, и дарят мне свою любовь прохладной капелькой на коже, всем своим существом растворяясь в своём первом и последнем в жизни поцелуе.


Санкт-Петербург 2008