70.
ЧТО ТАК ТЯНЕТ В КАЛМЫЦКИЕ СТЕПИ
И БРОДЯГ, И ЧЕЧЕНСКИХ ВОЛКОВ?

Декабрь 20001 г.


Калмыкия - кто не знает - примыкает к Северному Кавказу. На юго-востоке с Дагестаном граничит и до Чечни отсель километров сто. Нравы, однако, здесь далеко не кавказские. В городе Элисте поздним вечером, сидя в кафе, с удивлением наблюдал, как девочки-пэтэушницы азиатских кровей хлебали вино и чадили сигаретами по соседству с мужскими компаниями. При этом ни мужики к девочкам, ни девочки к мужикам никаких интересов не испытывали. Даже в холлах гостиницы «Элиста» не встретил я ни одной блудницы, что для свободной и нищей республики, русской наполовину, совершенно не объяснимо. Но размышлять о Калмыкии, как об оплоте морали, было бы с нашей стороны перегибом. Республика больше известна тем, что в ней убивают неугодных калмыцкой власти журналистов. Вспомним Ларису Юдину. А сам президент Илюмжинов и его окружение давно уж лакомая кость для карательных органов. К изумлению фискалов из Счетной палаты в Калмыкии за последние три года «обнаружено нецелевое использование бюджетных средств (в простонародье - украдено) в размере 315,6 миллиона рублей...» Но спросить с президента Калмыкии о пропавших деньгах, по словам тех же счетоводов из палаты, весьма затруднительно, поскольку он, как и всякий наш президент, кроме Путина, являет собой национальное меньшинство. И подобные вопросы со стороны Москвы будут расценены как проявление национализма и даже расизма.

ЗА НАЦМЕНОВ ОБИДНО!
Я бы и сам, являясь нацболом, не пошел с такими вопросами к прокурору республики Николаю Хазикову, да только стало мне за калмыков обидно. Народ они благородный. Ни к торгашеству, ни к обману, даже к блуду не склонный. Потому живут впроголодь. Но спросить с президента: где наши деньги? - простому калмыку и не придет в голову, потому что по азиатским поверьям президент - божество. Президент дал, президент взял. В центре Элисты стоят огромные цветные фото 3Х3: Илюмжинов рядом с Далай-ламой, Илюмжинов рядом с Папой Римским, он же рядом с Патриархом Алексием Вторым. И не надо много фантазии, дабы представить Илюмжинова рядом с Богом. А портреты-иконы Илюмжинова в кабинете у каждого чиновника. Зашел в одну из газет:
- Здравствуйте, где начальство?
- Так Илюмжинов сегодня прилетает, - отвечала секретарша, указывая на Портрет.
- Ну и что? - совершенно не понял я.
- Как что? Все уехали в аэропорт!
И только в кабинете у прокурора Калмыкии вместо Портрета - российский герб. Я сразу же обратил внимание на этот уклонизм, на что прокурор Николай Хазиков подробнейше объяснил, он-де человек федеральный и отсутствие портрета есть символ его независимости. А на вопросы: где деньги? И жмет ли на него Илюмжинов? - Николай Церенович отвечал: по выводам Счетной палаты сейчас идет следствие, и виновные будут наказаны в строгом соответствии с Законом. А Илюмжинов на него, разумеется, не жмет и не имеет такого права!
В этот момент секретарша объявила, что на проводе Илюмжинов.
Президент кричал так громко, что отдельные фразы доносились до моего слуха. Из его возбужденного крика я понял, что фискалы совсем распоясались, лезут куда не следует, и что прокурор должен укротить их фискальскую прыть!
На то прокурор ответил: мы во всем разберемся, но... (внимательно посмотрел на меня) в строгом соответствии с Законом.
Похоже, на том конце никак не ожидали подобных слов (а может то был сигнал?) и в трубке воцарилось подозрительное молчание. После звук резко убавился и я уже ничего не мог разобрать.

КАК ДВЕ ПРОСТЫЕ КАЛМЫЧКИ ХОТЕЛИ МИНИСТРУ ДАТЬ
По большому секрету элистинские журналисты поведали, что на побережье Каспия, близь города Лагани, в поселке Красинское, где много живет чеченцев, прячутся раненые боевики. Дело случилось летом, когда двое местных мальчиков-пастушков нарвались на израненную банду, те приставили одному мальчишу к горлу кинжал, а другому велели передать поселковым, чтобы обеспечили банде приют. Иначе заложнику крышка. И вот запуганное население скрывает их там по сей день.
Я взял назавтра билет до Лагани, а ныне с утра отправился за город, в поместье самой именитой калмыцкой фермерши, кавалера медали Ордена за заслуги перед Отечеством 2 степени, Наталии Бадмахалгаевой по прозвищу Мамка.
Мамке слегка за сорок. Крупнотелая, мускулистая и неглупая. Держит большое поголовье скота и двенадцать работников, в основном бывшие зэки. После недавней поножовщины работники кто в больнице, кто в КПЗ, и на ферме я застал только девочку-сиротку Людмилу восемнадцати лет с трехгодовалым сынишкой Сашей, да еще двух скотниц и тракториста. Все в поте лица убирали навоз, кроме карапуза Сашки, разумеется. Фермерша Наталия дала сапоги, и мы пошли месить грязь по коровникам, птичникам да свинарникам.
- Как сюда депутатов госдумовских возят? - спросил я, жалуясь на разжиженную дорогу.
- На джипах, - отвечала Наталия. - Много их тут бывало: «Единство», «СПС», «Наш дом - Россия»... , всех не упомнишь. Приедут, посмотрят и скажут: «Да-а!». Часто спрашивают: «Помощь нужна?» - «Нужна, - отвечаю, - семена, запчасти, кредиты...» - «Будет, - говорят, - вам помощь!». А уехали и забыли.
* * *
В грозном 1991 году Наталия прославилась тем, что пробилась на прием к самому министру сельского хозяйства Кулику.
- Ох, и берут в этой Москве! - с ужасом вспоминает Наталия.
Тогда они на пару с такой же начинающей фермершей понажарили уток, кур, мяса бараньего и все это повезли Кулику, дабы выпросить фонды на покупку тракторов. Оделись попроще, вроде так жалостливей. Но только чтобы пройти в министерство, пришлось дать по курице. В канцелярии - уже четырех. Помощники взяли остальное, но к министру не подпустили: «Вы хоть соображаете кто вы и кто Он?!». И лишь одна добрая женщина за последнюю пару уток согласилась покашлять в фойе, когда будет проходить сам министр. Кулик оказался добрый, как Ленин и даже пригласил их в свой кабинет на глазах изумленных помощников. Женщинам было очень стыдно, что вошли с пустыми руками, а деньгами давать неудобно как-то... Но министр предложил им чаю с конфетками и печеньем, а разъяренные помощники уже звонили в Минсельхоз Калмыкии, крича: «По какому праву две ваши толстые дуры прорвались к Самому?!». Но добрый Кулик лично распорядился дать женщинам всё! Так появились в Калмыкии первые фермеры.

ПРО ЛЮБОВЬ ПРОКЛЯТУЮ
Я из вежливости спросил про надои.
- Можно подумать вас это интересует, как тех депутатов, - прозорливо заметила Наталия. - Вот вы мне лучше скажите, солидный мужчина мог бы в меня влюбиться? Про меня уже столько написано: надои, отелы, гектары, отары... , а нет бы один журналист о душе спросил!... - Она попросила сигарету. - Два года уж не курила, а сейчас потянуло. Знаете, как любви хочется, хоть и понимаю, что недостойна. В юности много грешила, все с блатными водилась и за это несу наказание. Когда наш народ в 43-м году в Сибирь выслали, в тех местах балом правили уголовники. Ну и калмыки заразились от них блатною романтикой. Лет с двенадцати мне казалось, что блатной - идеал мужчины: самый смелый, умный, надежный. Я всю молодость в кабаках провела пьяно и весело. Сибирь нас, конечно, сильно испортила, но в чем-то и окультурила. До войны, например, женщина калмычка за человека не считалась. Питаться могла только объедками с мужниного стола и спать на коврике у кровати мужа. Он ее ночью ногою пнет: «Боос!» - подъем, значит - попользует, и пошла вон на коврик! У русских мы переняли все: и плохое, и хорошее, и ту же любовь проклятую со страданиями и рыданиями. Первый муж-уголовник взял меня замуж грубой силой в семнадцать лет, но через четыре месяца я от него сбежала беременная, мальчика родила. Со вторым мужем, Сергеем, мы прожили два года. Вот это была любовь! На руках носил да такие слова шептал! «А родишь, - говорит, - сына, юбку джинсовую куплю!». Сына я родила, и на юбку он накопил. Вдруг однажды мне говорит: «Какая ты у меня доверчивая, а ведь я переспал с твоей лучшей подругой, с Верой...» У меня такой шок случился, что не было сил ни на него, ни на нее обозлиться. А он всю ночь просидел у меня на кровати, прощенья просил. Утром ушел на работу и не вернулся. Через два месяца его нашли в лесополосе, якобы без признаков насильственной смерти. Но я знаю, кто его убил, и тот человек уже Богом наказан.
После его похорон я съездила в Ставрополь и купила джинсовую юбку за пятьсот рублей. Это было в 1985 году. Верка подружка, что с мужем спала, как увидела: «Дай поносить!». Взяла и не вернула по сей день.
К тридцати годам я стала спиваться, и вроде гори оно все синим пламенем! Все предали, жизнь пропащая, никто уж не любит... Но однажды с утра в больной голове вдруг что-то зашевелилось: а за что же тебя любить? Что ты хорошего на свете сделала? Вот с этими мыслями я и пришла к тому, к чему пришла. Много у меня здесь народу пропащего побывало со всей России. Кто освободился, кто отлечился... Надолго не задерживались, работники из них никакие. Но иной может хоть до полгода по-человечески поживет раз в жизни, нормально покушает, в баню походит. На грудь выплачется, про детдом, про тюрьмы, про БАМ расскажет, мамкою назовет..., а ночью лошадь сворует, и поминай, как звали...
* * *
От Элисты до Лагани, где банда прячется - 370 километров. Дорога сплошное кладбище погибших в автокатастрофах. По обочинам памятники, памятники, памятники... . Их значительно больше, чем встречных машин. Всюду серая-серая степь без конца и без края, мрачное-мрачное низкое небо, жуткий ветрище, бросающий под колеса шары-кустарники перекати-поля и громкая череда дебильных песен от жизнерадостной девочки-манюни прелестной красоты. «Прости меня мама, прости, дорогая, за то, что воровкой на свет родилась...» На футляре из под кассеты так и написано «ПЕСНИ ДЛЯ ДУШИ».

РАБОТА ДУРАКОВ ЛЮБИТ
Лагань в основном городишко одноэтажный, населением тысяч в 20. Очень похож по описанию на Лермонтовскую Тамань. Здесь также свирепствуют контрабандисты и особенно рыбные браконьеры. Широкий канал между городом и Каспийским морем пограничники перегородили толстым ржавым тросом. А поскольку все мужское население городка злостные браконьеры, то пограничников здесь ненавидят люто. Одного старшего офицера даже заложили за взятки, так как брал свыше меры. Его накрыли с поличным и дали два года. Условно, конечно.
При товарищах здесь работал машзавод и прочая индустрия, браконьерить не было надобности. Ныне рыба единственный корм. И каждый год город платит за нее десятками жизней в штормовом Каспии. Русские в Лагани, как и всюду в стране, к повелителям бессердечны. «А, этот-то... Илюмжинов..., а он президент чего? ФИФА? УЕФА? Х...? Но только не Калмыкии. Народ в нищете живет, а он все в шахматишки дуется!». Люди, замученные безработицей, правы, конечно. Будь в республике путевый начальник - а деньги, известно, есть - здесь бы можно построить рыборазводные производства, коли такой спрос на рыбу.
Браконьеры месяцами живут прямо в море на утлых скорлупках, покрытых брезентом. От бури и пограничников прячутся в камышах. Ночами сдают улов на большие суда в обмен на бензин, харч и деньги. После рыбу в условиях антисанитарии грузят на фуры, маскируют чаще капустой, она хорошо держит холод, везут на Москву и Питер. Работа адова и дурацкая, как и всякая работа в России, где разум и труд вещи несовместимые.

БАНДУ БУДЕМ БРАТЬ УТРОМ
Маленький домик районной прокуратуры, похожий со стороны на сельскую пивнуху, почему-то был заперт изнутри. Я постучал, но замок заело и прокуроры, чертыхаясь за дверью, ковыряли его поочередно минут десять. Наконец дверь отомкнулась, и следователь прокуратуры Бобба Менкнасухов провел меня в кабинет с дешевой казенной мебелью, где на столе стояла старая пишущая машинка, а на подоконнике водочная бутылка наполовину с прозрачной жидкостью и сверху покрытая кепкой.
Я сходу спросил о событиях в Красинском и Бобба Поштаевич отвечал, что слух о бандитах был, но нарвался на пришлых один пацан, а не два. Однако в достоверности сего следователь не уверен.
После в кабинете начальника районного УФСБ Эдуарда Убумаева, в присутствии прокурора района Валерия Чуба и заместителя начальника районного УВД Дмитрия Быкова я опять поднял вопрос о бандитах в Красинском и передал версию элистинских коллег. Никто из начальников подобное не подтвердил. Но назавтра мы договорились с Дмитрием Быковым съездить в Красинское - это восемь километров от Лагани - и проверить сей слух.
Так рано утром следующего дня с заместителем начальника Лаганского УВД подполковником Дмитрием Быковым и молодым сержантом мы отправились брать возможную банду. Я только попросил милиционеров переодеться по гражданке и взять машину гражданскую, чтобы бандиты не открыли сразу по нам пальбу. Милиционеры так и сделали.
Утро выдалось ясное, хоть и ветреное, на душе было весело, она жаждала приключений! И только каменное спокойствие моих спутников немного разочаровывало - может и правда там все спокойно?

ЧЕЧЕНСКИЕ ВОЛКИ НЕ ПРОБЕГАЛИ?
В поселке Красинском домов до сотни. Мы остановились у крайней избы и постучались к местному активисту. Никто не открыл, но из соседнего дома вышел мужчина в камуфляже и представился бывшим работником таможни Александром Чаусом. Александр рассказал, что прошедшим летом к нему ворвались четверо бандитов, назвались ваххабитами, забрали его мотоцикл с коляской и поехали в степь на точки к чабанам чеченцам. По дороге у них кончился бензин, и бандиты пытались мотоцикл поджечь, но не смогли. А кто здесь с бандитами на короткой ноге, по словам Александра, так это Валя Казахстан. (В то время как все калмыки отбывали в Сибири, Валина семья тянула срок в Казахстане, поэтому - Казахстан). Валя носит бандитам продукты и получает от них за эту услугу пятьсот рублей. Про то Казахстан сама говорила.
В этот момент где-то неподалеку прогремели два выстрела, на что подполковник Быков даже глазом не моргнул и не обернулся, поражая меня хладнокровием. Я, правда, тоже под забор не присел.
- Мальчишки балуют, - пояснил он.
«Сионисты?» - вспомнился мне роман Войновича.
Я попросил милиционеров остаться в машине и отправился к Вале Казахстан. В доме, пропахшем лекарствами, оказался только пожилой Валин отец. Валя уехала за продуктами. Отец не на шутку встревожился моим появлением, долго изучал документы, а на вопрос о бандитах стал открещиваться столь рьяно, словно они сидели рядом в шкафу. Я спросил у хозяина, где туалет? Он указал на дощатый домик в огороде. Там внизу, пардон, конечно, валялись использованные бинты... .
После мы заехали к уважаемому человеку Расулу Умалатову. Рассказ о бандитах Расула сильно удивил, и он нас уверил - появись здесь банда, Умалатов сдал бы ее в тот же час!
Попросил поехать на точку к чеченцам. Отмотав километров двадцать по неровной степной дороге, мы увидели несколько чабанских построек. Нас встречали поджарый старик Усман Адамов и три его сына с тремя молчаливыми женами, потупившими глаза. В небольшой жилой комнате было чисто выметено. Женщины молча поставили на стол горячий хлеб, сметану и чай. Другого нельзя, у мусульман пост.
- Водочку-то не пьете? - спросил я у старика.
- Упаси Аллах! - отвечал он. - В Сибири не научился, а теперь уж и подавно!
- Так ведь скучно, поди-ка, здесь в одиночестве да на трезвую голову? Или, может, кто навещает?
- А кому тут нас навещать?! - встрепенулся старик.
- Волки, вот, например? - спросил я.
- А! Волков-то хватает! - отвечал он, - развелось их в степи, прямо полчища!
- Поди из Чечни бегут? - заметил я, - от войны прячутся? Раны зализывают?
- Ах, война эта чертова! - закипел старик и стал рассказывать про нее, да про зверства российских войск столь живописно, словно сам вернулся вчера с неё или только что слышал о ней от свежих очевидцев. Хотя сам он, Усман Адамов, с женой и сыновьями живет здесь в степях уже тридцать лет. Старшему сыну Бухади 53 года. У сына шестеро детей, из них четверо дочек. Зареме уже 24. Давно замуж пора, а война все не кончится. Как только настанет мир, Зарему и ее сестер повезут в Чечню сватать.
- Может война еще десять лет не кончится, - обращаюсь я к отцу Заремы, может, стоит дочку за русского или за калмыка отдать?
- Не-е! - чуть ли не испуганно мотает головой и руками Бухади.
- Когда же поймают, наконец, всю эту сволочь?! - Взорвался старик, - всех этих хаттабов, басаевых?! Сколько лет целая армия ловит по лесу трех бандитов и не может поймать! Что это за армия?! Что это за генералы непутевые?!
Тут мне нечего было возразить. За армию обидно, за генералов непутевых стыдно.
Мы попрощались с чеченцами и уехали восвояси, почти уверенными, что бандитов здесь нет... .