ЗОЛОТУЮ РЫБКУ В МУТНЫХ ВОДАХ
ЛОВЯТ У КУРИЛЬСКИХ ОСТРОВОВ



«ВАМ БЫ ТОЛЬКО РОССИЮ ПРОДАТЬ!»

Летом 2001 года японский премьер на тусовке с американским президентом возьми да скажи: «Не подпишем мы мира с русскими, пока они не вернут Северные территории!». Дальневосточная пресса перевела это высказывание – что-де США и Япония разрабатывают секретный план захвата российского Дальнего Востока. Камчатка с Чукоткой должны по замыслу супостатов отойти к Америке, а Сахалин, Хабаровск, Приморье - к Японии.,
Скоро весь Дальний Восток начал массовую подготовку к войне. От Камчатки до Приморья под песню про трех танкистов прошли масштабные учения военных и резервистов.
Особисты и пограничники в городе Южно-Сахалинске строго предупредили меня - не фотографировать Курильские острова со стороны моря, дабы не сделать подарок для вражеского десанта. И уж после выписали пропуск в зону. А более мирная милиция вовсе советовала не соваться на дикие острова, особо на Кунашир, где пиратствует некто Гиви Железный, он же Гиви Кессаев - крестный отец всекурильской мафии, чемпион по поднятию железа. Человек он бывалый, с большой отсидкой и лучший друг московских воров в законе. Гиви держит флотилию, рыбозаводы и вообще в кулаке всех держит! Встречаться с Гиви очень опасно, потому как он прессу на дух не переносит, но и спрятаться от него не выйдет - у Гиви всюду глаза и уши! Недавно Гиви поймал на острове заезжего журналиста и чуть не зарэзал. Парня спасло лишь то, что он оказался земляком Гиви, кавказцем... А мне на Кунашир, тьфу-тьфу, позарез надобно, дабы собственным разумом рассудить: отдавать японцам Курилы Южные или нет? Задавать подобный вопрос в самом Южно-Сахалинске надобно осторожно, потому как у местных сразу случается неистовый приступ патриотизма и кровь закипает в жилах: «Вам бы только Россию продать! За эти земли наши отцы и деды жизнь положили!». И хоть все мои предки тоже во время войны на курортах не отдыхали, я все же не понимаю: зачем нам держать на разорение себе убыточные острова? Только из-за вредности к японцам? Ответ на это еще более суров: «А у нас вся Россия убыточна, кроме Москвы, которая всех обобрала. Так что теперь, всю Россию отдать?!».
А под шум о внешних врагах свирепствует здесь враг внутренний - рыбный контрабандист, который под носом у пограничников, ФСБ, таможни, налоговой... пихает в прожорливую Японию гребешка, нерку, краба, а нам, извините - хек.

ИМ БЫ ТОЛЬКО РОССИЮ ОГРАБИТЬ!

Отправляя меня на Курилы, офицеры с большими звездами, по-отечески глядя в глаза, говорили дословно так: «Журналистов продажных видали мы здесь немало. Прилетают на Сахалин, со всем соглашаются, а вернутся в Москву и давай поливать: «на Курилах разруха! Надо их отдавать!», но если вы по национальности настоящий россиянин, а не какой-то там…, то должны написать, что земля эта наша на все века!». Я уж готов был записаться в патриоты, да только сами они все испортили, сказав мне в запале слова такие: «Вы не думайте, что Курилы убыточные. Там рыбная мафия миллиарды делает! Почему вся Москва на «мерсах» да на «тойотах» ездит? Потому что жирует на взятках от рыбной мафии. Мы лично знаем большого человека - только это не для печати! - который вот такими чемоданами возит доллары на взятки в Москву, берет там квоты и гонит контрабандные морепродукты в Японию!
- Так ведите, ведите меня к нему! Хочу видеть этого человека!
И вот тут-то храбрые стражи Отечества и Закона вдруг превращаются в скромных, трепетных ланей. Они опять вспоминают, что имеют дело с представителем прессы (продажной скорей всего) и в который раз пугливо глядят на сумку: «У вас там точно ничего не записывает?».
- Мужики, я не понимаю, вы тут призваны врагов ловить, но вы же их и скрываете?
- Мы не скрываем, докладываем наверх, а наверху все куплено, - поясняют мне уж без страсти в глазах, - а того, кто взятки чемоданами возит, вы можете и без нас найти. На то вы и пресса.
В другом силовом ведомстве под строжайшей тайной «инкогнитый» офицер приглушенным старушечьим голосом сдает «главного перевозчика взяток в Москву» депутата Сахалинской Областной Думы, мультимиллионера и президента ассоциации Рыбопромышленников Сахалина Горшечникова Владимира Петровича.
Сам господин Горшечников (тоже патриот островов) в честной беседе со мной факт перевозки чемоданов с валютой начисто опроверг «сказки!» -и в свою очередь обвинил в стяжательстве противную сторону. А в доказательство тому предложил сесть в джип и съездить в одно место. Скоро мы прибыли в самый роскошный универмаг Южно-Сахалинска. Пошли по ювелирным и шубным отделам, где мой спутник стал опрашивать продавцов: кто ныне делает покупки по ценам на десятки тысяч долларов? На то работники прилавка отвечали, что сие является священной тайной.
- Это нужно для прессы, - пояснил господин Горшечников. И тогда продавцы признались, что самые уважаемые их клиенты ныне супруги таможенников, пограничников, налоговиков. А сияющий господин Горшечников растолковал, что с потерей Южных Курил жены неподкупных офицеров опять начнут одеваться с китайского рынка.
И я расхотел быть патриотом.

КОГДА-ТО ЯПОНЦЫ НА КУРИЛАХ МАМОНТОВ ПАСЛИ
И все же в городе Южно-Сахалинске мне удалось-таки встретить одного уважаемого человека, который искренне полагает, что Южные Курилы должны перейти к Японии. Таким оказался Генеральный консул Японии на Сахалине господин Ё. Курода. Отбывая в России уж семнадцатый год, седовласый Курода-сан, явно родиной позабытый, ныне шпарит по-русски совсем как мы с вами. Если бы не отсутствие мата в его речах и запаха утреннего перегара, то вполне бы сошел за нашего человека.
- А мне все равно где работать, хоть в Москве, хоть на Сахалине, хоть в Лондоне. В этой Англии тоже бардак. Помню, лет этак двадцать назад как-то в Лондоне я вызвал слесаря, чтобы кран починить, так он прибыл ко мне лишь на третьи сутки! Вы представляете?
Сказать, что в Москве я подобного не представляю, было б с моей стороны лукавством.
- А здесь слесарь, что прибегает по первому вызову?! – ошарашил японца я неуместным вопросом.
- Ну-у..., - чуть смутился Курода-сан, возвращаясь от былого к реальности, - ну-у... здесь он может и никогда не придет, но… но зато тут люди как-то добрее! – нашел, что соврать тактичный японец.
Я попросил господина Куроду изложить мне японскую версию принадлежности Южных Курил. Русская мне хорошо известна: «Мы эти острова открыли, завоевали, - потому они наши!».
Курода-сан вынул древнюю японскую карту образца 1644 года с очертаниями Хоккайдо да самых тех островов и, опираясь на оную, стал пояснять, как дело было. И ниже для любознательных я передам его изложение.
Острова Кунашир, Итуруп, Хабомаи, Шикотан и, к слову сказать, Сахалин японцы открыли еще-де в эпоху мамонтов, поскольку видны они с японского Хоккайдо безоружным глазом. А жил в те времена на островах народ - айны, с коими японцы культурно сношались и торговали, никакой такой третьей силы не ожидая. Русские же первопроходцы появились в здешних местах только в начале 18 века и... живо так принялись столбить бесхозные - по их мнению - земли, к большому изумлению айнов с японцами.
Первый репортаж русских странников про данные острова относится к 1713 году в текстах «Чертежа морским островам», подписанных И. Козыревским: «Остров Кунашир. Живут иноземцы те ж, что на Итурупе и Урупе; и вера одна, а язык один или свой имеют, и о том не уведомился; и на Матмайский (Хоккайдо) остров ходят, на котором стоит город Матмай, и с Матмайского к ним приходят с готовыми товарами и торгуют. И сей остров больше Итурупа и Урупы и многонароден. А в подданстве ли оные кунаширцы к Матмаю городу или нет, и о том в достаток не уведомился. А итурупцы и урупцы самовластно живут и не в подданстве и торгуют повольно.

РУССКИЙ С ЯПОНЦЕМ БРАТЬЯ НАВЕК
Из наставления Адмиралтейств-коллегии начальнику первой российской кругосветной экспедиции Г. И. Муловскому (апрель 1787г.) следует:
«Обойти плаванием и описать все малые и большие Курильские острова от Японии до Камчатской Лопатки, положить их наивернее на карту и от Матмая до той Лопатки все причислить формально ко владению Российкаго государства, поставя или укрепя гербы и зарыв медали в пристойных местах с надписью на российском и латинском языках, означающею ево путешествие или приобретение...».
Возмущенные сим японцы, коим ранее как-то в голову не приходило прибрать острова айнов к рукам, теперь принялись высаживать на Курилы своих солдат и строить там гарнизоны. Тогда Николай Первый отправляет на переговоры с японцами адмирала Путятина на фрегате «Паллада» с предложением поделить острова по братски. Пусть-де Южные Курилы останутся за Японией, но остальная гряда, начиная с Урупа и до Камчатки должна быть российской. «Ежели бы, паче чаяния, Японское Правительство стало предъявлять свои права на сей остров (Уруп), то Вы можете объяснить им, что о. Уруп на всех наших картах показывается принадлежащим России и что лучшим доказательством сей принадлежности есть то, что Российско-Американская Компания, имеющая в своем управлении Российския владения в Америке и разных там морях, не только распоряжается Урупом наравне с прочими нашими Курильскими островами, но даже имеет там поселение...».
Супротив таких аргументов японцы возразить не могли и в январе 1855 года подписали Трактат о границе, которая так и прошла между Итурупом и Урупом. А Сахалин решили пользовать совместно и полюбовно. Но полная несовместимость рас на Сахалине скоро вылилась в новый мирный договор о границах, и в 1875 году Сахалин целиком отошел к России, а все Курилы к Японии.
В 1905 году Россия, проиграв японцам войну, письменно уступила победителям южную половину Сахалина.
В 1945 юг Сахалина мы забрали обратно и в довесок к тому все Курилы, включая Южные. Историки сказывают, что в планах Сталина было захватить также северную половину Хоккайдо, да только мощный тайфун помешал, а тут и война закончилась... .
* * *
- Ну, предположим, вернем мы вам Южные Курилы, - захотел я взбодрить моего собеседника Куроду-сан, - а вы ж потом скажете: отдавайте и остальную гряду, согласно договору от 1875-го!
- Нет-нет! - замахал руками Курода-сан, - речь идет только о четырех островах, доставшихся нам еще по договору от 1855 года.
- Хорошо, - сказал я, - отдадим вам Курилы Южные, а там и немцы у нас Кёнигсберг потребуют, и финны Выборг с Карелией отнять захотят, поляки - Брест со Смоленском... и мы, потерявши все, как цыгане, по миру побредем…?
- У вас со всеми подписаны мирные договоры о границах, - успокоил меня Курода-сан, - и только с Японией договора нет.
- Хорошо, - продолжал я переговоры, - а вы готовы купить ту недвижимость, что там нами построена после войны? То есть, дороги, мосты, парки с фонтанами и т.д.?
На сей счет Курода-сан крепко задумался. По всему было видно, что покупать нашу недвижимость ему совсем не хочется. Потому он дипломатично ответил, мол его статус не позволяет решать столь сложный вопрос, но ежели дело только за тем, то он полагает, что в Токио могли бы поизучать и это... .
- А как же быть с населением?
- Кто пожелает, наверное, может остаться и принять японское подданство, - ответил Курода-сан. - Мы, японцы, уже привыкли жить с иностранцами.
- И последний вопрос: отдав острова, Россия выиграет или проиграет?
- Конечно, выиграет! - отвечал собеседник, - она выиграет в плане чести и нравственности!
Оставим без комментариев.

КРАСНОЙ ИКРЫ ЗДЕСЬ, НУ ПРЯМО КАК ГРЯЗИ!
В городе Корсакове я подивился тому, как пацаны ловят нерестовую горбушу. Бросают в речку голый крючок на леске и резко выдергивают. Рыбы так много, что на третий-четвертый бросок на крючке уж улов трепыхается, подцепленный то за бок, то за брюшину. Если самец, выбрасывают обратно. А самку бьют камнем по голове и распарывают икорный живот. Икру в грязноватый целлофановый кулек, а тушку в речку. В кульке набралось килограмма три. Фотографирую. Один из отроков подходит ко мне:
- Вы не из рыбинспекции? ...Точно нет?! ...Все нормально! - кричит он кому-то.
Из кустов выходит человек южной наружности, быстро дает пацанам сто рублей, по сигарете и уходит с кульком.
- Инспектора нас не трогают, - поясняют рыбаки, - но Хасан их боится, мало ли что?
Через час Хасан вернется за свежей добычей.
Рыбные рынки на острове ныне полны икрой, особенно в Южно-Сахалинске. За кило просят 200-300 рублей. У каждого продавца зачем-то вывешен сертификат, который в сущности ничего не значит. К продавцам то и дело подходят помятые неумытые личности с признаками глистов и туберкулеза, предлагают икру собственного посола. Продавец (чаще - она) пробует товар на зуб, морщится артистично, сбивая цену, мол, экую дрянь ты, дядя, принес, что и в рот брать противно! Но скупает все по дешевке и тут же нахваливает вам дядин продукт: «Да вы, мушшына, только попробуйте, какая свежатинка! Аж во рту тает!».

САХАЛИН - ЭТО ОСТРОВ СВОБОДЫ
Авиабилеты из Сахалина на Кунашир распроданы чуть ли не на год вперед. Единственный пароход «Марину Цветаеву», плывущий туда раз-два в неделю, толпа с чемоданами штурмует с боем, как в фильме «Бег». Меня, как в России принято - коллеги по ремеслу через Кого-то, по дружбе с Кем-то - пробили на самолет. Нравы на Сахалине весьма простые: «Мужчина, у вас, я гляжу, только одна сумка? Тогда вы мне помогите в самолет загрузиться, а там меня муж мой встретит».
Из-за тайфунов маленький «АН-24» три дня уж на привязи. Три дня по утрам я таскаю семь ее чемоданов из гостиницы до маршрутки, от маршрутки в аэропорт, а вечерами в обратном порядке. Она проводила отпуск на курорте под Владивостоком (?!). Оказывается, бывают и такие курорты! Там хорошо кормят и все очень дешево по сравнению с Кунаширом. Помидоры по тридцать рублей, а на Кунашире - 100. Болотные сапоги для мужа за 1 200 купила, на Кунашире они 3 000 стоят.
- А почем в Москве болотные сапоги? ...Как, живете там и не знаете…?
* * *
В начале 90-х годов группа безработных сахалинских шахтеров, спасаясь от перестройки и мора, высадилась на необитаемом юго-западном берегу Сахалина да образовала там свою свободную автономию.
Что ж, Кунашир подождет, еду к шахтерам. Восемьдесят километров на юг от города Невельска японский вездеход прет по кромке моря и берега. Наконец, средь глухого безлюдья за зелеными сопками на высоком шесте виден реющий флаг российский.
- Это мы специально для японцев, - поясняет водитель Игорь, - чтобы знали, чья тут земля. Раньше в этой долине была большая японская деревня, а когда их депортировали, разрешили им взять с собой только по десять килограммов имущества. Потому японцы много чего тут ценного позарывали, как и по всему острову. Теперь они каждое лето приезжают сюда с лопатами, свое ищут, а мы не препятствуем.

ЧТО НЕ ПОСТРОИШЬ НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ!
Скоро на высоченной сопке увидал я огромный крест, на другой сопке - часовенку. На морском берегу табун лошадей и стадо коров. Само поселение - из десятка добротных рубленных изб, ювелирно украшенных вычурными наличниками, и летних домиков - огорожено ровным глухим забором. Столбы ворот украшают долбанные из дерева тигриные головы, тут же гипсовый монумент шахтера в натуральную величину и его шахтерской подруги. И нигде под ногами ни одного окурка, ни пробок, ни прочих признаков жизни русского человека. Дорожки выложены из камня на японский манер и всюду клумбочки со цветочками. Это при том, что в поселении сорок душ мужиков и всего одна женщина - повариха Ирочка.
При входе в избу положено переобуться в тапочки. Стены изб украшают рога и шкуры диких животных. Всюду много цветных телевизоров, хотя никакая волна ТВ сюда не доходит. Зато у мужиков сотни видеокассет от крутой порнухи и мультиков до классики Голливуда. Мне предложили отдельную опочивальню в пятикомнатной избе и позвали обедать. А где народ?
- Мужики еще с моря не пришли, другие сено на зиму заготавливают, - поясняет повариха, вываливая мне в тарелку с килограмм свежей красной икры.
- Вы что! - шарахаюсь я от таких щедростей, - Путину столько, небось, не накладывают! Я же не съем!
- Другие доедят, - косится Ирочка на двух жирных сонных котов.
Алкоголя не предложили, потому как в деревне сухой закон. Этим и объясняется роскошь здешнего жития. Когда русский человек не пьянствует, он от безделья всякому ремеслу радешенек. Отсюда и все те цветочки, клумбочки, резные наличники. На задворках деревни три пруда с карпами, скотный и птичий дворы. Пять человек - младшему 21, старшему под 70 - доят, кормят, ветеринарят и даже отелы принимают.
- Мужики, вы же шахтеры, как научились животноводству-то?
- По книжкам по специальным, - пояснили мне не без гордости, - скота содержать - ум особый нужен! Чтобы никакого ящура не допустить, никакого там куриного бешенства. За десять лет только один инцидент случился: когда мы на мясо быка забили, двенадцать коров умом тронулись, поднялись вон на ту сопку и бросились с крутого обрыва, все вдребезги!
Главный птичник на ферме Виктор. Когда в перестройку лишился работы, запил на всю катушку, потерял жену, детей, дом и совсем уж было жить расхотелось. А вот сюда попал и уж четыре года - ни капли в рот! В хозяйстве у Виктора перепелки, индюки, утки, гуси и индоутки, скоро страусов завезут. У одной молодой утки любовь с диким селезнем и потому ее приходится содержать под сетчатым навесом, не то улетит. Со своим вольным ухажером она целыми днями перекрякивается через сетку. Законный муж утки хоть и ревнует, но против вольного он слабак, да и стар уже. И если Виктор убедится, что у пернатых это всерьез, то, наверное, даст утке вольную, а старика придется забить, чтобы не мучился.

ДАЖЕ МУЖИК ЛАСКУ ЛЮБИТ
Самый главный и уважаемый человек в деревне - Поликин Евгений Мильевич. На шахте бригадиром работал. А в лихолетье 1991-го он и увел сюда всю бригаду на рыбный промысел. Тогда у них были только топоры, лопаты да сети. Ныне японские сейнеры, дизель-генераторы, у каждого по японскому джипу и даже счета в банках, потому как легально добывают и продают японцам всякий морепродукт. И это при том, что на Сахалине большинство рыбозаводов прозябает в нищете и банкротится.
- Все очень просто, - поясняет Евгений Мильевич, - на других рыбозаводах директора с высшим советским образованием и законов бизнеса не понимают. Они считают, что мужик должен горбатить на их карман. А я с мужиком делюсь, зато ставлю ему условия: не пить, не лениться, не жульничать. Толковый работник от них бежит, а ко мне - очередь.
- А как же непьющие мужики без женщин-то выживают? - спрашиваю озабоченно.
- Так ведь у многих жены на острове! Кому шибко приспичит, пожалуйста, отбывай на два-три дня!
По каменной лесенке я поднялся на сопку в часовенку и шибко удивился расписным образам, явно сделанным кистью Мастера. Оказалось, что сюда специально из Санкт-Петербурга именитого иконописца привозили. В то же время ни сам Евгений Мильевич, ни мужики в Бога особо не верят. Но вышло так, что три года назад бригадира подкосил тяжелейший инфаркт и, по мнению медицины, он выжил каким-то чудом. Вот в честь этого чуда часовню и возвели. А спустя год Мильевичу снова пришлось лечь под скальпель. Мужики результата дожидаться не стали, а живо смастерили крест метров на восемь и втащили, опять же - чудом на крутейшую сопку, куда я налегке карабкался три часа, заплетаясь в бамбуке. Закрепили тросовыми растяжками, чтоб никаким ураганом не повалило.

СЕМЬ ПОДОНКОВ ДЕВУШКУ ПЫТАЛИ,
А У НАС СЖИМАЛИСЬ КУЛАКИ
...Ее поймали прямо на улице, затолкали в автомобиль, а после, прикованную цепями, трое суток истязали в глухом крысином подвале, требуя выдать место, где скрывается ее жених. Но девушка лишь смеялась над бандой головорезов и плевала кровавой слюной в их свирепые морды. А когда главный бандит-убийца попытался ей вырвать зуб пассатижами... «Я сейчас вырву зуб твой, детка!» - и стал открывать ей зев - она откусила и выплюнула его грязный палец. Тогда ей решили вспороть живот, предварительно разорвав блузку. И холодное острие ножа уж нацелилось в ее теплое тело меж упругих больших грудей, но... в последний момент в подвал ворвался ее жених-каратист со своим братом-каратистом, и они устроили бандитам кровавую мясорубку. И только когда все было кончено, наконец-то прибыли стражи порядка! The end.
- Нет, ну прямо все как у нас в этой Америке! - возмущались рыбаки в сторону погасшего экрана. - Пока эти менты приедут, человека сто раз убьют!
- А если бы этот козел, как его..., Черри, не нарезался, как свинья и сразу бы Майкла предупредил, то бабу они бы и в жизнь не поймали!
Мы курили под звездным небом, все еще не остывши от пережитого.
- А девчонка, блин, молодец, - толковал мне наедине молодой рыбак Мишка, - не каждый мужик бы такое выдержал. - И, развивая тему женской верности, повторил уже слышанную мною историю про двенадцать коров, подавшихся на тот свет за любимым быком.