53.
ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Мой призрак обогнал меня более чем на сутки

Теплым июльским утром из женского Серафимовского монастыря, что в сорока километрах к югу от Сыктывкара, провожали домой в Чебоксары матушку Матрену - слепую паломницу и вещунью. И, присев на дорогу, говорила матушка Матрена сестрам такие слова: вижу, мол, о завтрашнем дне два видения... Первое - аккурат на утренней заре в монастырском хлеву сгинет коза. И вижу, говорит, второе - вечером в молельной комнате сидит среди вас плотный мужчина с лохматой рыжей бородой и усами, в зеленой рубахе и серых брюках, а на коленях его большая черная сума...
- Свят! Свят! Свят! - закрестились сестры, - неужто демон-искуситель в монастырь пробирается?!
- Нет, - отвечала матушка Матрена, - то воплоти православный странник, хотя и светский. Однако помыслы его чисты и вам его следует принять по велению свыше...
Так матушка Матрена довольно точно нарисовала мой образ грешный. Сам же я в те часы еще пребывал в Москве и о монастыре Серафимовском, названном в честь святого Серафима Саровского, слыхом не слыхивал. Правда, в тот день я готовился улететь в Коми, но в совершенно другой монастырь, в город Печору, что в 500 км на север от Сыктывкара. А тем временем призрак мой уже обитал в молельной комнате Серафимовского монастыря, опередив меня часов этак на 36 и на 1 000 километров. А виден он был только незрячей матушке Матрене. Я не мог не поверить монахиням, ведь ложь для них - смертный грех! А и зачем им ломать спектакль пред совсем не знакомым путником?
Еще пред отлетом в Коми знающие советовали мне испросить благословения в московской епархии «кто ж тебя без благословения в монастырь пропустит?» Но я пустился «наугад по-вятски». В сыктывкарской епархии дать мне благословение на визит в монастырь категорически отказались «никаких журналистов! Знаем мы вас…». Потому ехать в Печору было бессмысленно, вот и решил я потоптаться вокруг какого-то ближайшего монастыря. Таковым оказался женский Серафимовский в поселке Ыб (или Иб – на разных картах по-разному).

Мы грешим, а страдают святые,
лики их кровоточат с икон…
Утром 29 июля, как и вещала вчера матушка Матрена, случилось в монастыре несчастье. На заре начала телиться корова и в родовом гневе заколола рогами козу, с которой ранее мирно уживалась. Весь день пребывали монахини и послушницы в горькой печали. А к вечеру к ним явился усталый странник в моем лице с рыжей бородой и черной сумой, в зеленой рубахе..., как и было предсказано. Лица сестер посветлели.
- Не надо документов! - замахала руками настоятельница монастыря игуменья матушка Серафима, когда я протянул ей удостоверение - пожалуйте в кельи, наверно вас к нам сам Господь послал.
Я, еще не зная о предсказании, был настолько удивлен ее радушием (наверно настоятельница меня с кем-то спутала?), что даже забыл перекреститься, входя в святая святых - матушкину келью с кровоточащими и мироточащими иконами. Тем более сам вид кровоточащих икон поверг меня в жутковатое состояние. Будучи человеком совершенно безграмотным в плане православной религии, я с трепетом озирался на неведомые мне женские лики, которые, казалось, более чем живые, проглядывают меня насквозь. У одной, самой прекрасной из них, сочились из нижней губы и правой щеки две свежие струйки крови. А справа от нее мироточащая икона - как пояснила матушка Серафима - Божией Матери Одигитрии - покровительницы странников. Интересно, что здесь ручеек уже подсохшего мира вытекает прямо из правой ладошки младенца Христа. И это чудо, по словам матушки, происходит уж много лет. Случилось так, что у внучки игуменьи Серафимы заболели глаза, наступала слепота, и врачи приговорили ребенка к операции. Матушка Серафима взмолилась на коленях пред Одигитрией и вдруг увидала, как краска на ладони младенца стала набухать, набухать... треснула и полилась из нее ручейком алая жидкость.
- Я испугалась, - вспоминает игуменья, - а потом поняла: это же миро! Смазала глазки внучке, заодно помазала тяжелобольную дочку, и обе скоро исцелились без всяких врачей.
- А почему кровоточит икона слева? - спросил я.
- Страдает за грехи наши, - пояснила матушка и добавила, - а еще бывает иконы плачут прямо светлыми ручейками из глаз.
Многих больных те иконы вылечивают. В исцелении матушка не отказывает никому, кроме особых случаев, когда в человеке сидят бесы и требуется специальная отчитка опытных старцев.
- Недавно был случай, - поведала матушка, - привезли к нам девушку. Ее с недавнего времени начали мучить ночные кошмары, припадки. Я гляжу, а в ней какой-то неестественный бес сидит. Оказалось, что она смотрела фильм ужасов, и нечисть вселилась в нее прямо с экрана. Пригляделась я к ее родителям: отец нормальный, а в теле мачехи такой сатана присутствует. Э-э, говорю, у тебя самой-то вон сатана в теле! А та мне - не может быть! Я здоровая, альпинизмом занимаюсь! Я взяла и перекрестила мачеху. А крест у меня очень сильный! Как она забилась, закричала не своим голосом: «Да! Да! Я тяжелый рок слушаю!» Потом на забор повисла, всю ее выворачивает... Поезжайте, говорю ей, в Загорье, проситесь там на отчитку.
- А как вы других исцеляете, - спросил я.
- Молитвами и керосином, - удивила матушка Серафима. - У меня самой опухоль груди была, шибко мучилась, но Бог надоумил прочитать книжку доктора медицинских наук Польской. У нее был рак в четвертой стадии, так она стала пить керосин утром натощак по одной чайной ложке. Одиннадцать дней, и все прошло. Вот и я тем методом исцелилась и многих так излечила. У нас вот после поста желудки сильно болят и прочее, так мы всем монастырем керосин пьем, можно водичкой запивать, и все боли проходят. А вот в войну-то солдат так и лечили, лекарства же не было. У зятя моего рак был, три шишки на скуле вышло, его в больницу, а я говорю, попей керосин. Он только четыре дня принимал, и все как рукой сняло!

Ей судьбу предсказали юродивые
Жизнь матушки Серафимы по-своему удивительна. Родилась она в городе Белом, Тверской губернии. Во время войны, будучи девчушкой, попала с матерью под жуткий перекрестный огонь. С одной стороны немцы, с другой русские. Разрывной бронебойной немецкой пулей перебило ей обе ноги выше колен. Помирала от потери крови. А когда немцы взяли город, мать понесла ее в немецкий лазарет. «А может то русская пуля?» - спросили немцы, не желая лечить ребенка. Мать сбегала, отыскала пулю. «Наша» - признали немцы и удивились, что пуля не взорвалась, прошив ноги да ударившись о кирпич. Наложили швы, повязки. Велели принести киндер завтра. А завтра город взяли русские. Там уж не до лазарета.
- Все поле было усеяно русскими трупами, а раненых складывать некуда, - вспоминает матушка Серафима. - Но вот каким-то чудом и без лечения встала на ноги, хотя и Бога тогда особо не почитала. А когда выросла, стала в колхозе работать от зари до зари, то и вовсе Бога хулила - за что же Ты мне такую тяжкую жизнь послал? С мужем расстались, четверо малых детей на руках, дом сгорел... А юродивые мне еще в те времена говорили: быть тебе матушкой игуменьей! Я только смеялась, какая из меня монахиня?! А они одно что - построишь ты монастырь на великом месте, и потянутся к нему люди со всего мира. А потом уехали мы семьей на Кубань, и там юродивые мне то же самое твердят! А сынок-то мой с малолетства стал себя в духовники готовить. Все церковные книжки читал. И вот он сейчас у меня владыка Сыктывкарский и Воркутинский Питирим...
Это было для меня очередным ошеломлением, потому как тот самый владыка Питирим несколько часов назад отказал мне в посещении монастырей в Коми и советовал с Богом возвращаться в Москву.
- После стали мне вещие сны сниться, - продолжала матушка Серафима, - сколько раз видала вот эту гору, где мы сейчас строимся. Потом пошла по святым местам, стала монахиней, вот и пришла, к чему суждено было.

Чудеса на Последней горе
Место для монастыря матушка выбрала великолепное, окутанное таинством, видениями, чудесами. Высокий с широкой пологой вершиной холм называется Чойпом, что в переводе с коми - Последняя гора. Вид с той горы прекрасен необычайно. Всюду испытываешь щемящее чувство полета. На десятки верст открываются взору могучие хвойные леса, зеленые холмы и широкая лента реки Сысолы. Вода в ней чистейшая - пречистейшая, песчаное дно глубоко видать и косяки стерляди чинно плавают. На самой горе уж шестьсот лет часовня стоит Стефана Пермского. Именно в этом месте в 1379 году Стефан Пермский обращал народ коми в православие. Собрались тогда люди числом боле тысячи во главе со своим шаманом и стали они плеваться, православье хулить. А Стефан покрестился, бросил в реку Сысолу огромный камень и камень тот не потоп, а Стефан встал на него и поплыл против течения. Удивились коми такому чуду и приумолкли. А Стефан вышел на берег, подошел к шаману и говорит: пойдем-ка вон в тот сарай, пусть народ подопрет двери снаружи, да после запалят стены со всех сторон, а кто из нас выйдет живым из полымя, у того вера и правильная! Отказался шаман от того испытания, а народ коми, видя такое дело, принял православие. И сказал им тогда Стефан Пермский: через много-много лет встанет на сей горе монастырь во вселенском величии, да потянутся люди к нему ото всех земель...
Чудеса на Последней горе творятся и по сей день. Жили при монастыре муж с женою - работники. А недавно тот муж пришел к игуменье, бухнулся в ноги да молвит: «Было мне, матушка, нынче видение: шел от часовни старец в длинных одеждах, я пригляделся, а то Серафим Саровский. И велел он мне уезжать отсюда...»
На той же горе недалеко от часовни живут супруги Осиповы. Галина Михайловна сорок лет отработала в школе учителем математики, в Бога не верит, на монахинь ворчит: «Как здесь без них хорошо и просторно было». Однако призналась, что ей тоже случалось тут зреть видения. Позапрошлым летом наблюдали они с мужем, как средь бела дня вылетела из-за реки тарелка, огнями вся переливается. Покружила над часовней и ушла в сторону Сыктывкара. «Ну да все ее видели и писали во многих газетах...». Тем же летом увидали они с сестрой, как подле часовни опустилось с небес нечто цветное, вроде цыганского шатра, вышли оттуда пять человек в блестящих костюмах, стали вокруг ходить. Женщинам сделалось любопытно, пошли они за калитку, направились к чудному шатру, подходить стали, а шатер-то и люди на глазах исчезли. Женщины подошли, а на том месте даже трава не примята. Монахини в этот час все в поселке были, там у них старый монастырь. И недавно видела Галина Михайловна, как вокруг часовни высоченный старец ходил. Рост его под крышу строения.
- Если сама часовня семь с половиной метров, то старец, получается, под четыре метра будет! - удивляется учительница математики своим вычислениям. Но святой это, демон ли, Галине Михайловне совсем не интересно «я все равно ни во что не верю, одно поражает: почему ростом такой громадный?»

Против искушения работа да молитва
Сели мы после в молельной комнате под образами.
- Вот-вот, - заголосили радостно сестры, - именно так вчера утром матушка Матрена и вещала, что странник с рыжей бородой будет сидеть в этом углу!
Я поглядел на них таких милых, пусть и убого одетых, и пришел в мою голову такой дерзкий вопрос:
- Вот скажите-ка, сестры... среди вас столько молодых, крепких умом, духом и телом. А вы отдали себя в монастырь, приняли обет безбрачия. В то же время Россия-матушка вырождается. Потомство дают в основном деградаты, алкоголики, наркоманы, в лучшем случае - дагестанцы... Так есть ли правда в том, что лучший генофонд России отказывается продолжать род?
- Правда в том, - отвечали сестры, - что мы за всех русских людей Богу молимся, и чем сильнее мы будем замаливать грехи русской нации, тем больше Бог проявит милосердия к матушке-России, тем скорее Он образумит ее заблудших...
Тогда я спросил еще более жестко:
- Но неужели вот вам, Анастасия, Людмила, Юлия, в ваши шестнадцать, в двадцать один и в двадцать три года не хочется обычной плотской любви?
- Если находит искушение, - призналась Юлия, - то я тут же прогоняю его работой или молитвой. Потому в монастыре нельзя ни минуты бездельничать. Если ты свободна от работы, то уста и мысли твои должны заняты быть молитвой.
Матушка Серафима деликатно в разговор не вмешивалась.
- А еще вы не знаете главного, - сказали молодые сестры, - вот иной светский человек, не желающий посвящаться, не желающий умственно развиваться, - не имеет и благодати Божией. Потому ему кажется, что жизнь монастырская - каторга и еще он думает, что высшее наслаждение в жизни это плотская любовь, богатство и власть. Но человек, который даже опробовал все перечисленное и дошел разумом до понимания Бога, коснулся Божественной благодати... - вы представить не можете, какое он испытывает наслаждение, творя разумом молитву, какое счастье и благодать! По сравнению с этим все плотское сущий тлен... И вот когда за молитвой ты улетаешь разумом к Богу, ты уже не чувствуешь ничего земного, ты Там, и ради этого стоит пройти все тяготы монастырской жизни.
После мы прошли в трапезную. Помолились, сели за стол. На ужин была молодая картошечка с укропом и постным маслом, крупно порезанные огурцы, помидоры, копченая скумбрия, молоко, чай с карамельками. Потом сестры проводили меня с молитвой в опочивальню. В большой - метров двадцать - комнате стояла чисто застеленная кровать под красивой и не известной мне иконой. Тишина, стрекот кузнечиков и чистейший воздух. Уснуть не мог всю ночь, одолевали думы. Кажется, начинаю что-то понимать...
С рассветом в пятом часу пошел по святым источникам в теплые затуманенные луга, куда указывала вчера матушка Серафима. Вот и еще одна часовенка, а под ней огороженная купель. Вода ледяная. Обнажился, вошел по пояс. Если не схвачу воспаление, не околею, значит источник действительно святой. Нырнул с головой, ожегся холодом. Побегал нагим по ромашковому пригорку - лепота! И за что мне, прегрешному, такие радости жизни?
За утренней трапезой испросил матушку Серафиму о чудесах, которые якобы были лет пять назад в Печерском монастыре.
- Да, - отвечала матушка. - Поезжайте в Печору, там многие подтвердят. Был у нас тогда любимый наш инвалид с детства Анатолюшка, - продолжала игуменья. - Был он без ручек, без ножек. Раньше-то его мамка все на колясочке в церковь возила, мы с ним играли, а он так улыбался, разумный такой. Со всеми беседовал. Вот, говорит, ручки, ножки мои отрастут, я обязательно капитаном стану, на большом корабле в моря ходить буду. А потом мамка его возить перестала. Оказалось, что мамка-то померла, а сам Анатолюшка в приюте. Ну, пришли мы в тот приют, он как увидел нас, как заплачет: возьмите меня, худо мне здесь. Взяли мы Анатолюшку. Я да дочка моя Ольга стали за ним ухаживать. И уж так мы его полюбили, так радовались. А он скромный такой, старался нас не беспокоить, понимая, что устаем. Я говорю, Анатолюшка, ты не стесняйся, буди меня ночью пеленочки-то поменять. Так нет ведь, будет терпеть до утра, если сама не проснусь. Иконочка у него была Богородица, так вот он все с ней разговаривал шепотом. Повернет к ней головку, улыбается так, и все шепчется с Нею, шепчется... И вот, лет пять-то назад случилось, что Ольга остались с Анатолюшкой вдвоем в Печерском монастыре. А рядом рабочие жили в вагончике. Напились они, да и запалили вагончик-то. Огонь перекинулся на монастырь. А монастырь деревянный, только построенный, сильно пламя занялось. Ольга хвать Анатолюшку, а руки со страху-то онемели, поднять не может. Он ей кричит, беги, спасайся! Она говорит, нет, сгорю с тобой, но не брошу. Тогда, говорит Анатолюшка, молись Пресвятой Богородице, и давай они вместе молиться. Пламя-то полыхает! Дым глаза ест. Люди увидали, к монастырю бегут. И вдруг люди видят - появляется с небес лик Богородицы с младенцем на руках, все ближе и ближе. Народ-то остолбенел. А Богородица подымает правую руку и у нее из ладони луч такой белый-белый прямо на монастырь идет. Тут пожар и погас. Меня там не было, а люди рассказывали, кто как видел. Побыла Она еще немного, дым прошел и Богородица удалилась.
- А где теперь Анатолюшка?
- Помер он потом. Смерть почуял и упредил нас: я, говорит, скоро разговаривать перестану и буду, как мамка, три дня перед смертью молчать. Ну так вот оно и вышло. Схоронили Анатолючку, как положено, по-христиански, а на сороковой день он к Ольге в келью явился. Вышел как из тумана крепким таким мужчиной, руки ноги здоровые. Вот, говорит, теперь я капитан. Матушке Серафиме, говорит, передай, чтобы монастырь обязательно возвела. Ольга бухнулась к нему в ноги, хотела что-то спросить, а он вдруг превратился в густое-густое облако и ушел сквозь стену. И одна у меня теперь забота: как бы успеть до смерти монастырь достроить. Напишите в газете, может откликнутся люди добрые на Руси, приедут да помогут монастырь возвести. Иль одежку какую старенькую кто для сестер пришлет...
* * *
Если и впрямь кто из моих читателей пожелает помочь монастырю - запросто может написать по адресу:
168016, Республика Коми, Сыктывдинский р-н, село Ыб. А телефон в том монастыре: 78-582.