41.

(ЛЕТО 2000 ГОДА)

ОТДОХНУТЬ В АБХАЗИЮ СОБРАЛСЯ,
НА ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС НАРВАЛСЯ...

НЕ ПОХОЖИЙ НА ДЕВИЦУ - НЕ ПРОЙДЕТ ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ

Тяжело стало по России бродить. Понаставили этих границ, где попало. Куда ни сунься: «Стоять! Разрешение?! Назад!».
- У нас, в Сочи самые богатые люди - таможенники, милиция, пограничники, - пояснял мне таксист-армянин, подвозивший странника от Адлера до абхазской так называемой границы. - Хочешь на ту сторону, сразу ложи (клади) в паспорт рублей 200, а лучше - 300, пройдешь. А так мужиков пропускать запрещено. Абхазским бабам и даже нашим проходить можно, но таможня их все равно щупает, взятки вымогает. Потому что баба дура, законов не понимает. Она прет за собой тележку кило на двести. Таможенник ей говорит: «Эй, женщина в черном, почему твой груз втрое превышает вес твоего тела?! Ты, что российский КЗОТ не читала? Порядок не уважаешь? А может, сознательно нарушаешь?!». Он как бы шутит, а баба пугается, прыг в сторонку и достает из-под юбки деньги. Клянусь, сам видал!
Перед нашим погранпостом через реку Псоу на адовой жаре потная толпа абхазских женщин, навьюченных мешками с пшеном, сахаром и прочей снедью. Все разговаривают по-русски (как, впрочем, и в самой Абхазии, что меня потом удивило, - в ходу в основном русский язык, - Н.В.) А разговор примерно такой: «Вот на российской таможне наконец-то порядок установили: только на мешки глянут, сразу говорят - столько-то заплати. Не хочешь, топай назад. А наших спросишь, сколько? Они начинают вола за хвост тянуть: «А мешок развяжи, а там что везешь? Покажи...». И не знаешь, кому давать? Сколько давать? Каждая смена берет по-разному». «Да-да. Мне тоже нравится русский порядок: дай сто и проходи. А на нашем берегу одно издевательство!».
Подхожу к пограничнику, даю пустой паспорт. Листает тщательно, как бы чего-то ищет между страниц и возвращает документ с пояснением:
- Мужчинам призывного возраста проход через границу без особого разрешения Москвы запрещен.
Начальник смены майор Олег Малышенко и не назвавшийся офицер ФСБ разъясняют логику запрещенья:
- Проход для мужчин закрыт с начала чеченской войны, чтобы из Абхазии не просочились бандиты в Чечню воевать против российских войск.
- Но война уж давно закончилась, - оповещаю офицеров на всякий случай.
- Война закончилась, - соглашаются те, - но действие запрета не кончилось.
- Но я же иду на ту сторону, а не наоборот. Как я могу просочиться к чеченцам, уходя из России?
- Это не важно, - поясняет дама в мундире, - если вы уйдете туда, значит, будете возвращаться назад...
Вот тут я действительно не допетрил! Зато в генштабе умные головы просчитали: вернется Варсегов назад и может запросто умыкнуть в банды чеченские!

И ТОГДА РЕШИЛ Я САМОВОЛЬНО ПЕРЕЙТИ ГРАНИЦУ У РЕКИ
- Придется переходить незаконно, - сказал я майору.
Он тут же снял трубку оперативной связи:
- Внимание всем постам! Сегодня возможен незаконный переход государственной границы из России в Абхазию. Приказываю: усилить дозоры, увеличить бдительность!
Вернулся я за шлагбаум, подходит лицо кавказской национальности:
- Могу провести на ту сторону. Пятьсот рублей.
- Двести.
Сошлись на триста.
Мужик добросовестно вывел меня к самой границе, сплошь перегороженной двухметровым забором из колючей проволоки, за которым шла вспаханная полоса. Пройдя по кустам метров двести, вышли к речке, протекающей аккурат под ограждениями. Над речкой мост и колючка. Под мостом свободно.
- Шуруй под мост, - сказал проводник, - и дальше сквозь кусты все прямо. Выйдешь на берег Псоу, оглядись и вброд...
Когда я весь поцарапанный колючим кустарником вышел на берег Псоу, увидел большое открытое пространство. Если пойду здесь, то буду виден со всех сторон, как муха на оконном стекле. Другое дело, если спуститься метров двести-триста по течению. Там река сужается и по берегам мощные заросли.
По-шпионски настороженно, прислушиваясь к шорохам и стараясь не хрустнуть веткой, пробирался я правым берегом до выбранной точки. После, закатав до предела штаны и не снимая ботинок, ступил в бурлящий холодный поток. До чужого берега метров пятьдесят. Прошел середину, осталось уж осталось метров десять, как вдруг сзади:
- Стоять! Назад! Стрелять буду!
Я рванул к спасительным кустам, споткнулся и почти с головой ушел в омут. Сзади раздались одиночные выстрелы. Но я уже сам со скоростью пули вылетал на абхазский берег. В жилах вскипал адреналин, в мозгу билось что-то из классики: «Пограничник не боится быстри. Не уйдет подмеченный им враг, оттого так часто слышен выстрел на крутых советских берегах...».
Впереди узкая асфальтная дорога. Нагибаясь от пуль и разгоняя стадо овец, выскакиваю к ней. Предо мной резко затормозил красный «Москвич», распахнулась дверь:
- Давай, брат, прыгай сюда!
Весь мокрый я плюхнулся на сиденье. Водитель-абхаз, который все видел, рванул по газам, прицокивая языком и восхищаясь моей безрассудностью.
- Куда мы едем? - наконец спросил я.
- Я на границу, а тебе куда? - этак простецки спросил он.
- Ты че, сейчас же остановись! - потребовал я. Но было уже поздно. Нас тормознул пост абхазской милиции. Меня вежливо попросили предъявить документы и пройти к начальнику.
- Если не секрет, в каком месте форсировали Псоу, - спросил начальник, оглядывая мои мокрые одежды.
Рассказал все, как есть. Мне восхищенно пожали руку. Заверили, что пленить и передавать назад не будут, так как сами не признают эту чертову границу, опутавшую блокадой маленькую, но непокорную республику. Предложили обсушиться и согреться стаканчиком чачи. А после отправили в Гагру, в самый лучший санаторий имени ХVII партсъезда.

А БЫЛИ ЛИ МАЛЬЧИКИ?
В Гагре меня перебежчика встречали словно героя. Наиболее уважаемые отцы города, воеводы-победители грузино-абхазской кампании получили о страннике уже несколько преувеличенную справку. Якобы журналист «Комсомолки» не только перебежал границу, но еще и уложил двух пограничников в рукопашном бою. Отрицать подобные «подвиги» было бесполезно. По мере количества тостов в мою незаслуженную честь «подвиги» все прибавлялись. Когда в ресторан приходили новые аксакалы, им уже предъявляли меня, как человека, который дерзко перешел границу, обезоружил и побил взвод пограничников, а также порушил часть пограничных укреплений. К утру застолья выяснилось, что помимо всего прочего я еще заодно спас двух тонувших в Псоу мальчиков абхазской национальности.
* * *
Нынешний город Гагра далеко не тот благостный рай из фильма «Зимний вечер в Гаграх». Порушенные дома, поломанные деревья, повсюду недостает стекол и много всякого хлама недавней войны. Всякое производство разрушено, разворовано. Лишь вяло работает торговля, в полсилы загружены санатории. Валюта - российский рубль. Цены на фрукты, овощи, хлеб в полтора-два раза ниже московских. Всякий прочий товар дороже, чем у нас процентов на 10. Месячная зарплата, например, зама начальника райотдела милиции - 240 рублей. Правда пенсию старикам недавно повысили аж вдвое: было - 5 рублей, стало - 10. Благо, женщины еще что-то зарабатывают за счет торговли в России, а мужики, почитай, сплошь без дела. Недавние слесари, каменщики - заремеслились в художников-пейзажистов и продают свою живопись отдыхающим. Последних представляют в основном пенсионеры из Москвы и Питера. Им все равно - война не война - они подобно нерестовой рыбе прибывают сюда каждый год по зову природного инстинкта, памятуя о сладких переживаниях младости, связанных с этим местом. Отдыхающих абхазы очень даже уважают. Потому что когда шла война, с моря шквальным огнем лупили грузинские катера, высаживался десант, город переходил из рук в руки, - отдельные курортники спокойно лежали себе на пляжах под грибками в центре боя и цинично взирали на все со стороны.
- Почему Россия не принимает нас в свой состав? - задавали мне всюду один и тот же вопрос. - Ведь мы не чеченцы какие-нибудь, мы сами просимся!
- Ну, вы, мужики, даете! - удивлялся я. - А где же ваше национальное самосознанье?!
- Э-э! О чем говоришь?! Самосознанье на хлеб не намажешь. Работы нету, жрать нету, порядка нету... Зачем такое самосознанье? У нас последний дурак понимает, что без России Абхазия не выживет.

ЗДЕСЬ КАЖДЫЙ КУРОРТНИК ГЕРОЯ ДОСТОИН
Город Сухуми в точности повторяет Гагру. Только жизнь здесь куда напряженнее. Почти каждую ночь где-то что-то взрывают, постреливают. На побережье два российских военных санатория почти на 2 000 коек. Забиты курортниками под завязку. Здесь проводят отпуска семьи военных. Санатории охраняются, как снаружи, так и изнутри батальонами десантников, бэтээрами, блокпостами, обложенными мешками с песком, а также барражирующими в небе военными вертолетами. Толпы людей в купальниках то и дело пересекаются с марширующими отрядами бойцов в бронежилетах и с автоматами. Местами прямо в центре санатория можно упереться носом в табличку: «СТОЙ! СТРЕЛЯЮТ БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ!». В первый день я сам, гуляя под душистыми ветвями магнолий, заглядываясь на раздетых дамочек, несколько раз ненароком переступил смертельную черту, но, благо, все обошлось окриками, да вопросом: «Вы, что, читать не умеете?!».
Такая забота о курортниках не случайна:
- Вот здесь, - показывали мне администраторы на разбитый корпус, - от прямого попадания погиб полковник с женой. А вот здесь лейтенанта тоже с женой накрыло. Они в свадебное путешествие приехали, царство небесное...
Я недоуменно ходил по пляжу, знакомился с семьями прапорщиков, офицеров, прибывших из Сибири, Урала и прочих мест. Тупо ставил вопрос:
- Почему вы приехали сюда, а, скажем, не в безопасный Сочи?
- Потому что здесь втрое, вчетверо дешевле, - отвечали военные.
Вот интересно, если в Чечне открыть бесплатный курорт, наверно от желающих не будет отбою?
Тут же при сухумских военных санаториях находится штаб КСПМ (коллективные силы по поддержанию мира в зоне грузино-абхазского конфликта). При штабе скорбный список - более семидесяти человек - погибших за последние годы в Абхазии. Почти каждый месяц список тот пополняется.
- А еще более трехсот покалеченных, - поясняет командующий КСПМ генерал-майор Коробко Сергей Николаевич.
- Зачем нам Абхазия? - спрашиваю генерала. - Своей нам земли мало?
- Если мы отсюда уйдем, придут американцы, - поясняет генерал. - Грузия спит и видит, как бы вступить в НАТО. Нас уж и так обложили со всех сторон. А мы - Югославию отдали! Крым отдали! Посмотрите на карту - еще немного и останемся в переделах Московско-Суздальского княжества!

ЮЖНАЯ АБХАЗИЯ - ЗОНА БЕЗОБРАЗИЯ
Самый напряженный район Абхазии на юге - Гальский. Двухсоткилометровой границей он примыкает к Грузии, частично по реке Ингури. Гористая лесистая местность - рай для бандитов. Наш военный «уазик» следует строго по середине дороги. С такой манерой езды я уже недавно ознакомился в Косово, - как там, так и здесь, мины подкладывают по обочинам. В Гальском свирепствуют три основные банды: Белый легион, Лесные братья и Черная голова. Есть еще множество мелких разбойничьих артелей. Мирное население запугано в корень и оно не выдает бандитов миротворческим силам. Впрочем, и у самих миротворцев нет мандата на преследование банд. Наши воины под командованием начальника штаба КСПМ генерал-майора Владимира Юрданова держат несколько десантных батальонов по обе стороны Ингури да десятки укрепленных, наполовину вкопанных в землю блокпостов на дорогах и по границе. Раньше бандиты нападали на блокпосты со стороны гор. И генерал не церемонился, приказывал палить по врагу из всех орудий. То и дело получал с их стороны упреки по матюгальнику: «Эй! Началнык! Гаварыт Гогы! Ты зачем, началнык, пабил из пушек маих людэй?! Я же па тэбэ стрелал толко из Калашныков! Ты нэ чесна ваюеш, началнык!».
Теперь бандиты сменили тактику. Они занимают мирное село и бьют по блокпостам прямо из окон и с крыш домов. Ответить огнем, понятно, нельзя. К тому же минируют дороги. Подрываются не только военные, но и часто крестьяне.
Бандиты в Гальском районе давно уж не прикрываются национальной идеей. В одном бандформировании могут сожительствовать и грузины, и абхазцы, и мегрелы, и чеченцы и русские. Иногда банды сталкиваются между собой. Но чаще договариваются и делят села по понятиям справедливости. Поскольку денег у селян все равно нет, то дань берут натурой. В основном хапают гуманитарную помощь, которую щедро завозят сюда наблюдатели ООН, угоняют скот. А в конце лета, когда созревает орех и на подходе мандарин, - на каждую семью возлагается оброк. В зависимости от числа душ надо собрать столько-то пудов. Орех отправляют в Турцию, там красиво упаковывают и везут продавать в Россию. Опытный генерал Юрданов со дня на день ждет вспышки очередной ореховой войны. Потому что как бы банды предварительно не замирялись, все равно их рабы столкнутся на ореховых плантациях. Значит, опять придется ездить на обмен заложников, разминировать поля и дороги, обыскивать машины, набитые оружием и все время подставлять своих бойцов под удар.
- Хотя бы в этих чертовых институтах нормальное снаряжение для солдат придумали, - ругается генерал. - Каска восемь килограмм, со времен войны не изменилась. Чуть головой тряхнул, сразу на глаза сползает. Бронежилет, как для каторжника вериги. Солдаты из него железные пластины достают и выбрасывают. А я все время хожу и солдат, как курей щупаю: «Опять пластины достали?!». Но сильно не наказываю. Понимаю, что в такой амуниции они не вояки, а скорее неповоротливые мишени для боевиков. А здесь все очень серьезно. Война. Вон мне даже группу крови на китель пришили на случай ранения, - указывает он пальцем на нашивку нагрудную. – Правда, это не моя группа, но все равно...

КАК ХОРОШО БЫТЬ ГЕНЕРАЛОМ...
Хотя генерал Юрданов очень просил о нем не писать «Стыдно, если на Западе перепечатают...», - но, к сожалению, не могу выполнить его просьбу.
С год назад Владимир Зифридович впервые в жизни на шестом десятке лет въехал в собственную квартиру в городе Выборге. Правда прописать его с семьей там не могут, потому что дом строили военные - и здание вот-вот рухнет.
- Зато никто с нас не требует квартплату, - сообщает жена генерала Наталья.
Для генеральши это существенная экономия, так как жалование мужа со всеми командировочными добавками - 2 400 рублей в месяц, то есть - 100 долларов США. Это, к примеру сказать, в десять раз меньше жалованья российского солдата-миротворца в Косово.
Здесь в Гали генеральское жилище - комнатенка при штабе метров 7-8. Почти впритык три узких солдатских койки, заправленные казенным проштампованным бельем и суконными одеялами. На одной спит сам, на другой жена, на третьей сын-подросток. Еще есть стол, холодильник «Саратов» и маленький телевизор на холодильнике.
- Да ну что вы удивляетесь, - отмахивается генеральша, - мы на Дальнем Востоке еще хуже жили. А здесь хотя бы тепло и уж то хорошо.
- Я боевой генерал, - поясняет Владимир Зифридович, - служу России, а не собственному благополучию. Если честно, то я не боюсь ни пули, ни мины, но самое, что здесь противное...
- Ой, только это не надо! - просит Наталья.
- Нет, дай я скажу, - заводится генерал и рубит по столу ребром ладони.
- Нет, я прошу тебя, - прижимает руки к груди Наталья, - человек из Москвы приехал, интеллигентный... - и щеки ее багровеют.
- А я все же скажу! - Не унимается генерал. - Самое противное и даже страшное, когда ночью спишь, раздевшись на жаре, а на влажную грудь тебе с потолка падает во-от такой таракан!
Прямо у штаба под зенитным орудием генеральша Наталья разбила небольшой огородец, где преподает солдатам крестьянскую науку по выращиванию помидоров, огурцов, чеснока, лука и прочих витаминов. Это хорошо скрашивает досуг, так как увольнения не позволительны ни для солдат, ни для генеральской семьи. В городе то и дело хватают заложников. Редкий день обходится без стрельбы. Чаще, правда, стреляют от радости: например у человека день рождения - и соседи салютуют в его честь из Калашниковых. На свадьбе вообще пальба, как на стрельбище. А недавно рядом со штабом посреди ночи загрохотали минометы. Генерал сыграл боевую тревогу. Бойцы расчехлили орудия и заняли круговую оборону. Запросили подкрепление. Лишь к утру выяснилось, что это у Лакобы родился сын.
На солдатском огородике растет все быстро и густо.
- Какая благородная земля! - рассуждает уральский паренек Серега, поливая поутру помидоры. - Если бы так в России росло, во бы житуха была! А эти чо-то, как дураки, все воюют и воюют. Лучше бы помидоры выращивали. У нас вон на рынке, мать пишет, они по тридцать рублей за кило.
Огорода хватает на обеды и бойцам, и офицерам. Без зелени стол был бы скуден: картошка, крупа да консервы. Офицеры с солдатами обедают в одной столовой. Генеральша Наталья садится так, дабы каждый стол был виден. Главное проследить, чтобы всякий пользовался только своей пронумерованной посудой. Иначе абхазская лихорадка и прочие местные хвори подкосят личный состав на корню.
Еще Наталья пишет стихи, по отзыву генерала даже весьма душевные, но показать мне постеснялась.
- У меня и солдатики на блокпостах стихи пишут, - не без гордости говорит генерал, - и стенгазеты выпускают. Очень даже поощряем это дело. Викторины там всякие... А иначе посиди-ка в этом каменном мешке месяцами под прицелом боевиков, крыша поедет. Прилетишь на иной блокпост, смотришь, солдатик грустный-грустный такой, отведешь его в сторонку, обнимешь за плечи: «Ну что, брат, тяжело тебе? А как дома? Как мать?». И он тебе столько по душам расскажет, что сам заслушаешься. А после смотришь, повеселел солдатик.
Служба на блокпостах воистину - адова: теснота, духота... но везде есть мини-баньки, какая-то живность: хомяк, рыбка в банке, жаба в рукодельном болотце.
На одном блокпосту познакомился с двумя капитанами из Ульяновска. Высокие спортивные ребята Владимир Мельник и Геннадий Анашкин. Служат здесь уж с полгода. На двоих одна спальня размером не больше вагонного купе. За эти полгода с семьями встречались только по разу. Жалование по 1 800 рублей в месяц.
- А в Ульяновске втрое меньше платят. Идешь с ребенком по городу, надо все киоски со сладостями далеко стороной обходить.
Спрашиваю:
- Вот вы здоровые, умные мужики, книжки у вас на полке философские. Иные моложе и куда глупей вас, а ворочают миллионами. Зачем вам-то все это? Почему не уйдете на заработки?
- Понимаете, - отвечают, - какое бы государство не было бедное и неправильное, в нем всегда останется прослойка людей, рожденных конкретно для армии. Вот мы из такой прослойки, тут ничего не поделаешь.

ВОТ И ПОГОВОРИЛИ
На следующий день на заставе у моста через Ингури наметились четырехсторонние переговоры между абхазской, грузинской, российской и ооновской стороной. Генерал предложил съездить. Меня непроизвольно дернуло спросить: насколько безопасна дорога? В ответ на это генеральша Наталья напросилась сесть с нами в машину. В назначенный час небо основательно прочесали шесть российских военных вертолетов.
Приехали на заставу. Скоро прибыли абхазские генералы, затем грузинские. Грузины пообнимались, поцеловались с абхазами. Тут же приехали лощеные ооновские военачальники с милашками-переводчицами. Все уселись за большим столом под маскировочным навесом. Собрание открыл и затем повел генерал Юрданов. Со своей стороны он доложил, что за прошедшие две недели по российским блокпостам, обычным делом, время от времени, велась беспорядочная стрельба, как из простых, так и крупнокалиберных пулеметов. В ответ на это зам главного наблюдателя миссии ООН полковник Вельгемут сказал примерно так: «Поскольку жертв среди военных не было, то обстановку можно считать спокойной». После грузины с абхазами обвинили друг друга в захвате заложников с обеих сторон и славно побранились перед камерами грузинского телевиденья. Под конец переговоров к столу допустили двух старейшин-мегрелов из числа сельских ходоков. Те, энергично размахивая руками, обратились к генералу Юрданову и полковнику Вельгемуту:
- Что делать? Бандиты на днях угнали скот, обложили каждый двор данью, кто нас защитит? Бандиты приходят каждую ночь!
Генерал в очередной раз растолковал, что мандат миротворческих сил не позволяет ему окружать села, выбивать и преследовать бандитов. Иначе ООН и Грузия расценят сей факт, как агрессию со стороны России против Грузии.
Полковник Вельгемут еще раз объявил, что по его наблюдениям обстановка стабилизировалась.
Ходоки откланялись и пригласили всех в свое село на вино и шашлык из свинины.
Глава Гальского района Руслан Кишнария сказал, что свинину не ест.
- Для тебя у нас найдется индюк, - ответили старейшины и отправились восвояси.
Я догнал ходоков и спросил: а кто же в самом-то деле обязан защищать их от бандитов?
- Вообще-то абхазская милиция и армия, - ответили те. - Но село наше далеко. Пока гонец доскачет до этой самой милиции, бандиты далеко уйдут.
- А телефон? - наивно спросил я.
- Вы что, смеетесь? Какой телефон?
Интересно же получается: ООН валит сюда огромные деньги на гуманитарку и содержание своих наблюдателей, а нет бы подкинуть селянам сотовые или еще какую связь. С бандитами можно покончить разом, если создать мобильные отряды из военных абхазов, грузин и русских. Абхазия не Чечня, в здешних селах бандитов ненавидят и всегда готовы выдать их с потрохами. Но нету силы, которая бы задавила бандитов. И потому последним здесь так вольготно.
Переговоры закончились. Киношники выключили камеры. Грузины с абхазами тут же перестали ругаться. Попрощались, поцеловались и разъехались в разные стороны.
* * *
Военным вертолетом вернулся в Сухуми. К этому дню соответствующие службы в сухумском КСПМ навели обо мне справки, и уже все офицеры штаба знали, что я перебежчик. Но арестовывать меня и передавать «тыловым крысам» не стали, так как это не делает чести боевым офицерам. Более того, ребята созвонились с Москвой с федеральной пограничной службой и попросили уладить мое дело. Но им было сказано: факт перехода границы зафиксирован, и ничего страшного, если перебежчик по возвращению на родину посидит несколько суток под арестом. Дескать, для его же ума польза будет.
Тогда военные дали мне ряд полезных советов, как вести себя при аресте: предварительно надо плотно покушать, на вопросы отвечать вежливо и на лице выражать раскаянье. Фээсбэшнику по ходу допроса можно сделать пару комплементов: «Я только сейчас осознал, до чего у вас тяжелая служба! (Ха!-Ха!-Ха!) На этой адской жаре..., за копейки... за все в ответе...». Он малость подтает и пойдет на уступки. В камеру книжку даст почитать про разведчиков.
До Псоу доехал рейсовым автобусом. Погода великолепная! Эх, сейчас бы в Сочи, в море... так не хочется в камеру. Потоптался нерешительно у погранпоста. А, будь, что будет. Махнул стакан чачи и повернул направо. Уже знакомой дорогой вышел на левый берег Псоу, закатал штаны и вперед.
А Родина и не заметила возвращения блудного сына. Встретила без единого окрика, без единого выстрела.
Через пару часов я лежал на сочинском пляже и наслаждался жизнью.