35.
РУССКИЙ БАТАЛЬОН

С командиром русского батальона израильтянином Давидом Сельвановичем меня познакомили в Приштине. Конечно же, я не смог скрыть удивления от столь странного факта: почему израильтянин, хотя и бывший советский, воюет за сербов?
- А ты думаешь, если еврей, - ответил Давид вопросом на вопрос, - значит, обязательно должен сидеть в ларьке и торговать гондонами? Моя мама, царство ей небесное, - перекрестился он по православному справа налево, - часто говаривала «Давид, нашу семью во время войны спасли от расстрела русские, а потому ты всегда должен помогать им». Поскольку сербы это те же русские, вот я сюда и приехал. А командиром меня поставили, потому что имею большой боевой опыт на войнах с арабами. Правда, в тот же вечер на полевом банкете по случаю моего избрания сами избиратели мне слегка морду побили: а зачем, дескать, вы, евреи, все время в начальство пролазите? Но я на ребят зла не держу. В бою они звери. Всегда прикрывают друг друга, и меня не раз выручали.
Мы едем с моим собеседником на позиции русбата, куда-то в сторону албанской границы. Давид время от времени указывает водителю, чтобы тот вел машину строго по середине дороги, потому что шептары закладывают мины по обочинам.
* * *
Здесь, на окраине деревни в густых, кроваво-сочных кустах черешни жарились шашлыки. Разгуливали раздетые до пояса или вовсе до трусов татуированные бойцы. Далеко не все они были трезвы. Отовсюду разносился оголтелый мат. Слащаво попахивало незнакомым мне куревом вперемешку с запахом давно не мытых тел и с еще какой-то вонью. Здесь же, прямо в канаве на грязной подстилке лежала вдребадан пьяная западная журналистка.
- Давно уж, стерва, не просыхает, - восторженно пояснили бойцы! - Это называется моральное разложение.
- Кольнули наверно? - спросил Давид у какого-то качка.
- Она сама попросила кольнуться, батя, - ответил тот.
- Разбуди бабу пописать, - приказал Давид, - а то в джинсы надует.
При этом все обратили внимание на ее впечатляющий таз, туго обтянутый модными испачканными джинсами.
Я вынул фотоаппарат.
- Не надо, - попросил Давид, - любой из нас завтра может оказаться вот так же в канаве.
Фотографироваться здесь, к сожалению, не любят. Как и рассказывать о себе - тоже. «Наши фотографии с рассказами о нас ты найдешь в России на любом вокзале».
Но сказать, что русский батальон состоит только из отморозков, бежавших от правосудия, было бы не правильно. Здесь воюют и вчерашние кадровые офицеры российской армии, оставшиеся на родине не у дел, есть и сербы. Меня познакомили с местным дедком. Инвалид первой группы, плохо передвигается. Оттого его не взяли в югославскую армию, вот и прибился к русскому батальону. Здесь его уважают за дерзость духа и величают Терминатором. «Ты не смотри, что он хромает и плохо слышит. Зато в бою это настоящая машина для убийства! Он будет преследовать в горах раненого противника по пятнам крови хоть сто километров, пока не настигнет и не влепит пулю в затылок! Шептары обещали за его голову миллион долларов!».
Дедок Терминатор малочисленными зубами с напряжением рвет плохо прожаренное мясо, скалит улыбку и качает утвердительно головой, мол так все и есть!
Русбат этот никем не управляемое, никому не подчиненное войско. Сами ставят себе задачу, сами ее выполняют. Считают себя истребителями албанских террористов, за которых теперь все больше воюет и всяких там русскоязычных, в основном с Кавказа. Из радиопереговоров я понял, что на той стороне публика, говорящая на русском, еще более отмороженная. Когда взаимные оскорбления перешли все границы, с нашей стороны грохнули минометы. С той стороны последовал ответ. Я, как человек относительно мирный, прилег в канаву рядом с моей европейской коллегой и благополучно пережил эти оглушительные разборки.
Когда все кончилось, мы сели покушать шашлык. Утром на прощанье мне предлагали взять в качестве сувенира если не пистолет, то хотя бы противопехотную гранату, ну на худой конец хорошую мазь от вшей.
Потом, после той съеденной албанской коровы меня выворачивало два дня. И вообще - от всей этой дурацкой войны...